Московские трели «перуанского соловья»…

Игорь Корябин
Специальный корреспондент

Имя 36-летнего «перуанского соловья» из Лимы – Хуан Диего Флорес. Его основной музыкальный репертуар – виртуозные теноровые партии в операх романтического бельканто ХIХ века. Среди них творчество Россини занимает в карьере певца первостепенное место. Именно с фестиваля в Пезаро 1996 года, на котором Флорес выступил по замене в партии Коррадино в опере-семисериа Россини «Матильда ди Шабран», и начинается отсчет головокружительной международной карьеры певца. К настоящему времени география выступлений Флореса – весь мир, и нет ни одной из ведущих оперных сцен планеты, на которых бы он не пел или которые бы не стремились заполучить певца для своих постановок.

Оно и понятно, ведь слагаемые певческой манеры Флореса – это безупречная рафинированность кантилены, полновесное благородство интонации и фразировки, совершенно поразительная тесситурная свобода, феноменальная подвижность голоса и потрясающее звучание «запредельно высоких» нот, о которых иные тенора, подобно вездесущему Доминго или искусственно раскрученному Виллазону («piccolo Domingo»), могут лишь только мечтать.

Лишь одно обстоятельство является неизбежной «расплатой» за подобную феноменальность: по силе звуковой эмиссии Флорес, безусловно, не может тягаться с традиционными лирико-драматическими (драматическими) тенорами. Тем не менее, такое важное качество голоса певца как его «полетность», акустическая «пробиваемость» зала легко позволяют «перуанскому соловью» разливать свои трели (и в сопровождении фортепиано, и под звучание полносоставного оркестра) даже на больших площадках с проблемной акустикой. Светлановский зал Московского международного Дома музыки (ММДМ), где на самом переломе июня состоялся сольный концерт Хуана Диего Флореса, безусловно, подпадает под эту категорию. Очень часто приходится слышать расхожее мнение, что голос Флореса «искусственно сделанный», а сам он чуть ли не «бездумная, но при этом невероятно совершенная вокальная машина». О надуманности этих радикальных утверждений свидетельствуют замечательные актерские качества певца, его редкая способность к сценическому перевоплощению, а также само артистическое обаяние исполнителя, каждый раз оказывающее благодатно-мощное, едва ли не «музыкально-терапевтическое», воздействие на духовную ауру каждого, кто когда-либо слышал его на театральной или концертной сцене.

Нынешний приезд певца в Россию – третий по счету. Весной 2001 года это было участие в концерте на сцене Большого зала Санкт-Петербургской филармонии. О первом («северном») вояже певца в наши края мало уже кто и вспомнит, да и какого-то весомого резонанса и в прессе, и среди критиков, и среди рядовых меломанов он не получил. Ваш покорный слуга также не был на том давнем концерте, однако первый раз я вживую услышал Флореса в том же году, но несколько позже и при других обстоятельствах. В августе 2001 года я впервые посетил Россиниевский фестиваль в Пезаро, неизменным зрителем, слушателем и преданным поклонником которого являюсь уже восьмой год подряд. В том сезоне Флорес был ангажирован на партию Уберто (Якова V) в «Деве озера». К моменту второго приезда в Россию в декабре 2004 года (концерт из оперных арий Россини, Беллини и Доницетти на сцене Светлановского зала ММДМ в сопровождении оркестра) Флорес успел спеть в Пезаро главную партию в «Графе Ори» (2003) и снова Коррадино в новой постановке «Матильды ди Шабран» (2004). К моменту третьего концерта певца в России Россиниевский фестиваль в Пезаро подарил мне еще две незабываемо яркие сценические роли Флореса – Альмавиву в «Севильском цирюльнике» (2005) и Родриго в «Отелло» (2007), а предпринятый мною январский вояж этого года в Болонью – партию Артуро в «Пуританах» Беллини на сцене Teatro Comunale (см. выпуск OperaNews.ru от 15.02.2009 «I Puritani» alla Bolognese»). Последний московский концерт состоялся также на сцене Светлановского зала Дома музыки, на этот раз – в ансамбле с известным итальянским пианистом-концертмейстером Винченцо Скалерой.

Хотя программа последнего концерта в ММДМ и отличалась известной компактностью, назвать ее скромной было никак нельзя. В начале и в конце обоих отделений исполнялось по одной оперной арии, а «внутри» каждой части вечера – звучала своя тематическая подборка из четырех номеров. Первое отделение было полностью посвящено музыке Россини. В него вошли ария Рамиро («Золушка», II акт), ария Ило («Зельмира», I акт), три романса («Разлука» / «La Lontananza», «Le Sylvain» / «Лесной царь», «L’Orgia / Оргия») и одна из шуточных фортепианных пьес. В начале концерта, по всей видимости, что-то не заладилось с голосом: ария Рамиро («Золушка») прозвучала первым номером вместо запланированной арии Норфолка («Елизавета, королева Англии»), а перерывы между номерами, во время которых певец уходил со сцены, были продолжительнее обычного. Ничего не поделаешь: даже великие тенора не боги, а живые люди, не застрахованные от непредвиденных случайностей…

Полностью большая сцена Норфолка с хором, завершающаяся двухчастной развернутой арией (II акт), блестяще записана Флоресом на диске «Арии для Рубини», но, насколько я знаю, в живом спектакле он эту партию никогда не пел. К тому же она требует чрезвычайного музыкального драматизма и, по возможности, более насыщенного, спинтового звучания. Поэтому замена была вполне естественной: уверен, «Золушку», принадлежащую сфере комического репертуара, Флорес споет сходу, разбуди его хоть ночью! И всё же на этот раз ария Рамиро прозвучала без фирменного флоресовского шика: непривычно сдержанно и при неестественно «зажатом» верхнем регистре! После этого, «отдохнув» и «распевшись» на трех камерных вокальных миниатюрах Россини, во время исполнения которых он предстал поразительно тонким, владеющим искусством музыкального нюанса художником, и окончательно восстановив силы за время сольного фортепианного номера, наш фигурант завершил первое отделение таким роскошным исполнением арии Ило, что ни у кого не осталось сомнения: Флорес есть Флорес – певца, равного ему по технике и стилистической культуре исполнения, найти в наше время совсем не просто! В августе этого года знаменитый тенор примет участие в постановке «Зельмиры» на фестивале в Пезаро – и, надеюсь, у нас будет повод еще раз вернуться к этой странице театрально-сценического творчества певца.

Второе отделение открылось утонченно изысканным исполнением романса Ромео («Ромео и Джульетта» Гуно), безоговорочно пленившим красотой кантилены и подлинным ароматом романтического чувства. Затем прозвучали четыре отрывка из похожих друг на друга, «как две капли воды», испанских сарсуэл. Обычно названия и авторы подобных произведений в сознании истинного меломана воспринимаются как бесконечный «серийный» музыкальный ряд: среднестатистические образцы этого жанра не отличаются яркой запоминающейся индивидуальностью, являя оттенок некой вторичности. Конечно, эта музыка очень красива и мелодична, но для феноменальных возможностей Флореса она кажется чем-то абсолютно неуместным и несерьезным. Зато кульминацией основной программы концерта стала поистине грандиозная, без преувеличения, эталонная интерпретация финальной арии Арнольда из оперы Россини «Вильгельм Телль».

Этот номер снова заставил меня вспомнить Пезаро, на сей раз вернув к концерту под названием «Романтическое предзнаменование», который открывал прошлогодний фестиваль. В него вошли фрагменты (арии, дуэты, хоровые ансамбли и оркестровые фрагменты) из опер Россини «Дева озера» и «Вильгельм Телль». За пультом стоял Альберто Дзедда, солировал Хуан Диего Флорес, а в дуэтах с ним с поистине сенсационным успехом выступила наша молодая многообещающая соотечественница Юлия Лежнева. И от пезарского, и от московского исполнения Флоресом арии Арнольда (фундаментальнейшего тенорового шедевра французского репертуара Россини) просто нельзя было не испытать наслаждение «физического ублажения слуха»: буквально ощущалось, как флюиды музыкального тепла и мелодической кантилены заполняли собой всю сферу подсознательного эмоционального восприятия, уводя из мира реальности в царство прекрасной музыкальной иллюзии. Увы, на время прервать ее заставили варварские аплодисменты нашей так называемой «широкой» (читай – малоподготовленной) публики, принявшей паузу после медленной части арии за ее окончание. Целостность исполнения номера была безвозвратно утеряна, а Флоресу только и осталось с невозмутимым видом принять цветы и овации, а затем продолжить дальше. Уверен, подавляющая часть публики так и не поняла, что когда певец продолжил, то исполнял он всё тот же номер, а не бис…

Но кульминация еще не была финалом. Только когда Флорес сполна разрядил припасенную им обойму из трех бисов, ощущение значимости и уникальности переживаемого момента обрело, наконец, свои реально осознанные очертания. Кабалетта Альмавивы («Севильский цирюльник» Россини, II акт), обычно купируемая в театральных постановках, финал арии Тонио («Дочь полка» Доницетти) со знаменитыми девятью верхними «до», спетыми Флоресом словно играючи (едва ли не самый его коронный хит!), и песенка Герцога («Риголетто» Верди) буквально взорвали зал восторженной бурей оваций. Причем наибольший успех выпал на долю песенки Герцога: «широкая» публика проявила, наконец, верх своей эрудированности.

Разделяя всеобщую эйфорию ликования, автору этих строк остается только заметить, что выдающиеся природные данные и совершенство техники закономерно вознесли Флореса на мировой вокальный Олимп, поставив в один ряд с величайшими представителями тенорового цеха. Еще лет пять-семь тому назад, когда в полном составе существовала пусть уже давно совместно не функционировавшая Большая тройка теноров «Паваротти – Доминго – Каррерас», на мировом оперном поле наметились контуры еще одной любопытной потенциальной тройки «Флорес – Аланья – Кура», явившейся своеобразным синтезом и яркой квинтэссенцией существующих в природе основных теноровых специализаций. Хуан Диего Флорес – «легкое» виртуозно-лирическое (преимущественно россиниевское) амплуа, Роберто Аланья – переходное от лирического к лирико-драматическому, Хосе Кура – сугубо драматическое. Однако на сегодняшний день, когда Аланья преждевременно и безвозвратно перешел в разряд драматических голосов, а Кура в погоне за театрально-популистским драматизмом изрядно девальвировал свой собственно вокальный потенциал, лишь солнечный тенор Хуан Диего Флорес продолжает нести рукотворный лучезарный свет, сохраняя незыблемую верность своей единожды выбранной вокальной стезе – коронному репертуару бельканто. Теперь, когда человечество осталось без Большого Па, главного тенора второй половины ХХ века, а Большая тройка теноров навсегда лишилась своего основного вокального козыря, Хуан Диего Флорес, которого Паваротти как-то упомянул в качестве возможного преемника, продолжает идти своим особым, уникальным путем. К счастью, маршруты этого большого звездного пути, пусть не часто, но всё же пролегают и через Россию.

0
добавить коментарий
МАТЕРИАЛЫ ВЫПУСКА
РЕКОМЕНДУЕМОЕ