Пол-«Кольца» на Кольце. Часть II

Пол-«Кольца» на Кольце. Часть II
Оперный обозреватель

Мы продолжаем публикацию венских впечатлений А. Матусевича. Сегодня речь пойдет о завершающей опере «Кольца».

Заключительная опера титанического, беспрецедентного в истории оперы цикла Рихарда Вагнера «Кольцо нибелунга» «Гибель богов» представляет собой особо изнурительный марафон для оркестрантов и публики: произведение длится (с антрактами, которые здесь просто жизненно необходимы) пять с половиной часов. Однако для певцов эта опера в чем-то даже легче, чем «Валькирия» или «Зигфрид».

Прежде всего, из-за ее «многолюдности», «населенности», доля напряжения каждого вокалиста оказывается сравнительно меньшей, чем в двух центральных операх цикла, по крайней мере, это однозначно верно в отношении главных героев: Зигфрид в последней опере поет куда меньше, чем в третьей, а нагрузка на исполнительницу партии Брунгильды сопоставима с «Валькирией», но не превышает ее.

Итак, труднее всего оркестру: но музыканты – народ подготовленный, бывалый. А вот публике приходится несладко, если только… она не сумеет полностью отдаться во власть звукового потока сумрачного немецкого гения. В этом случае где-то к середине оперы даже малоподготовленный слушатель начинает получать колоссальное удовольствие и энергетическую подпитку от бесчисленных звуковых «приливов» и «отливов» умеющего быть и громогласным, и нежным вагнеровского оркестра. «Словить кайф» можно, конечно, если качество оркестровой игры на высоте. Но за это можно не беспокоиться: в сравнении с «Балом-маскарадом», видимо, лучшие оркестровые силы Венской государственной оперы были отданы «Кольцу», и интеллектуальное шаманство почти худрука Штаатсопер Франца Вельзера-Мёста (он заступает в эту должность с января 2010 года) было не менее впечатляющим, чем на «Зигфриде». Хитрец Вагнер придумал прекрасный ход в виде необыкновенного, завораживающего по красоте и мощи симфонического финала, которым он окончательно добивает изнемогшую уже от «множественного музыкального оргазма» (полученного не раз на тех самых «приливах» и «отливах») публику – Вельзер-Мёст и его оркестр точно выполняют задумку Вагнера, сотрясая здание Oper am Ring неимоверным, неправдоподобным по красоте и наполненности океаном звуков.

Теперь о певцах, некоторые из которых перекочевали в последнюю оперу цикла из предпоследней. Стивен Гульд (Зигфрид) хорош также как и на предыдущей части «Кольца»: ничего не делается его стенобитному тенору, даже кажется, что он еще прибавил в весе и плотности, у него появились незамеченные ранее зловещие интонации (в сценах с отвергнутой Брунгильдой). Все также ярок и гадок по роли Томаш Конечный (Альберих) – безусловно, артист талантливый, многоплановый, к тому же еще и обладающий незаурядным голосом. Курт Ридль, заменивший знаменитого финна Матти Салминена в партии Хагена, еще более омерзителен, чем Альберих, что соответствует замыслу; однако в его вокале слишком слышна возрастная расшатанность. Яркий голос у израильтянина Боаза Даниэля (Гунтер), хотя актерская игра достаточно однообразна и скованна.

Из трех центральных женских образов предпочтение отдаю австралийке Кэролайн Венборн (Гутруна): голос теплый, мягкий, богатый оттенками, обертонами. Датчанка Ева Йохансон (Брунгильда) обладает очень громким сопрано, но тембрально бедноватым, однообразным, резким и визгливым. Выносливости и силы звука певице не занимать, однако теперь понятно становится, почему все рецензенты отдают предпочтение в этой партии шведке Нине Штемме. Элизабет Кульман (Вальтраута) слишком эмоциональна, из-за чего ее вокал частенько страдает, утрачивая благородство и чистоту линии.

Постановка заключительной оперы «Кольца» осуществлена той же командой – режиссером Свеном Эриком Бехтельфом и сценографом Рольфом Глиттенбергом. И она столь же уныла и незатейлива, как и «Зигфрид». На все три акта через сцену от кулисы до кулисы протянута тяжеловесная конструкция, чем-то напоминающая пешеходные переходы, перекинутые через МКАД. Под этим сооружением и разворачивается все действие. В первом акте пространство густо усажено карликовыми елками – синтетическими, новогодними, ибо они могут менять цвет и светиться. Во втором акте выстроена перспектива из вертикально стоящих плит, и вас не покидает ощущение, что вы очутились на какой-то, не самой красивой станции московского метрополитена. В третьем действии сцена и вовсе пуста, лишь несколько лодок, между которыми ползают норны, видимо, олицетворяют собой Рейн. Именно в одной из них в финале оперы лежит бездыханный Зигфрид.

Такое более чем лаконичное решение пространства предполагает, думается, некоторую компенсацию в виде продуманных, детально выстроенных актерских работ. Однако этого не происходит, по крайней мере, далеко не все герои получают внятную линию поведения. Особенно слабы положительные герои, предоставленные по большей части сами себе и лицедействующие в силу собственного таланта и понимания задач постановки. Отрицательные персонажи (Хаген, Альберих) прорисованы куда более уверенно и разнообразно, однако чья это больше заслуга – постановщиков, или талантливых артистов – остается загадкой.

С помощью видеопроекций создателям спектакля удается сотворить грандиозный финал: под оркестровые разливы неимоверной красоты на все зеркало сцены проецируется гигантская водяная воронка – размеренно закручивающаяся, как бы уносящая в глубокие и темные воды Рейна все треволнения, связанные с этой божественной эпопеей. Воронка – это, конечно же, одновременно и кольцо – то, из-за которого Рихарду Вагнеру пришлось написать столько музыки, музыкантам достойно ее представить, а публике – мужественно внимать «божественным длиннотам». Благодаря незаурядной музыкальной интерпретации многочасовая опера проносится на одном дыхании, и никакая сомнительная режиссура не способна испортить вам впечатления.

Вена — Москва

продолжение ->

P.S.
Нашим читателям будет, наверное, интересно прочитать в этом же выпуске журнала интервью с Томашем Конечным, исполнителем партии Альбериха.

0
добавить коментарий
МАТЕРИАЛЫ ВЫПУСКА
РЕКОМЕНДУЕМОЕ