«Медея», аутентичная по месту и по звуку

«Медея», аутентичная по месту и по звуку
Оперный обозреватель

Летняя пора — время оперных фестивалей по всему миру. Безусловным центром фестивального движения естественно является Европа, и в прошлые годы наш журнал подробно освещал замечательные оперные форумы Италии, Германии, Австрии. Мы собираемся продолжить эту традицию и нынешним летом. Однако первый фестивальный репортаж этого года необычен — он совсем из другой части света: из Турции, страны, которая сделала немало в последние годы для развития оперного искусства, где фестивальное движение набирает обороты, имея очевидные перспективы составить серьезную конкуренцию «старушке Европе».

1/5

Турецкая премьера самого известного, самого популярного на сегодняшний день в мире шедевра Луиджи Керубини состоялась на итальянском языке 13 июня с. г. в античном амфитеатре Аспендос, что близ всемирно известного курорта Анталья, спустя ровно 214 лет и 3 месяца после мировой премьеры в Париже. Лучшего места для представления опер на античные сюжеты, чем древний Аспендос, и представить сложно! Первая и самая очевидная причина – это сама обстановка, если можно так выразиться, «естественные декорации» этого амфитеатра: южное небо и древние камни – здесь все дышит не просто историей (или даже праисторией человечества), но здесь, кажется, и родились сами великие античные мифы!

Вторая – большинство опер на античные сюжеты принадлежат европейской музыке 18 – начала 19 веков, когда композиторы еще не злоупотребляли звучностью, жирными красками позднего романтизма, прозрачность оркестровки их опер прекрасно вписывается в относительно камерный формат Аспендоса. Идеальная в своих простоте и изяществе красота этой античной чаши – естественная среда для постановки, например, таких опер как «Орфей», «Альцеста», обе «Ифигении» Глюка, многочисленных «античных» опер Генделя, Вивальди, Моцарта и других композиторов эпохи барокко и классицизма. Конечно, совершенно уместны были бы здесь и «Электра» Штрауса, и «Троянцы» Берлиоза, и «Орестея» Танеева, а, может быть, даже какая-нибудь совершенно забытая «Сервилия» Римского-Корсакова (помечтаем!), но, кажется, дозированные эмоции и классическая ясность показаны Аспендосу куда больше, чем децибелы и плакатные страсти.

«Медея» - стопроцентное попадание для Аспендоса: воистину, это название должно здесь закрепиться и стать своеобразной визитной карточкой фестиваля. Возможно, это касается не только оперы Керубини, но и интерпретаций этого мифа другими композиторами – а таких вариантов существует немало. События, разворачивающиеся в трагедии Корнеля (восходящей к Еврипиду), взятой за основу либреттистом Керубини Франсуа Бенуа Офманом, происходят в древнем Коринфе – можно сказать, совсем неподалеку отсюда, всего каких-то несколько сотен километров на запад. И всего несколько сотен километров на северо-восток – до древней Колхиды, родины загадочной волшебницы Медеи. И еще один факт, может быть, не определяющий, но весьма знаменательный. Великий и страшный фильм Пазолини «Медея» с божественной Марией Каллас в главной роли, где лучшая Медея оперной сцены, как известно, не только не поет, но практически не произносит ни слова, снимался в Каппадокии, то есть совсем поблизости, можно сказать, что почти здесь. Думается, этот выбор далеких 1960-х годов тоже не случаен.

В Аспендосе для постановки «Медеи» не нужны никакие декорации: он сам – лучшая декорация для этой оперы. И сценограф Гюрчан Кубилай поступает мудро, почувствовав этот, наверное, единственно возможный вариант: размещенный в центре ступенчатый подиум и всего несколько коринфских колонн являются естественным продолжением красот Аспендоса. Это так гармонично и так уместно: кажется, что эта постановка не просто рождена здесь, но существовала здесь всегда, а мы – зрители-слушатели – лишь заглянули сюда на один вечер, чтобы приобщиться к этому чуду. Художнику по-настоящему удалось достичь единения среды и своего творчества.

Для столь естественных в своей простоте декораций, а в еще большей степени для классицистски ясной музыки Керубини нужна столь же простая и ясная, деликатная режиссура. Ей только необходимо следовать изгибам музыкальной линии – и ничего более не требуется: именно в этом случае античная драма захватит вас сама по себе, без всяких искусственных подпорок и растолковываний. Режиссер Мехмет Эргювен угадывает это – его постановка воскрешает античный театр, в котором жест скульптурен, поза значительна, а действие не терпит суеты. Постановка Эргювена классична в своей простоте и собранности: в ней нет излишеств и немотивированных ходов, она предельно конкретна и понятна каждому, и тем выше уровень обобщения, абстракции, и тем сильнее она воздействует на зрителя. Удивительная гармония, которой удалось добиться постановщикам (помимо упомянутых, это художник по костюмам Севда Аксакоглу и мастер света Мустафа Эски), держит в напряжении зал от и до: от этой картинки, от этого действа невозможно оторвать взгляд. Ночная прохлада (спектакль начинается в 9 вечера, а завершается в полночь), нехарактерная для этого времени года (в этом сезоне в Анталье июнь выдался на редкость неустойчивым: яркое солнце и грозовые тучки чередуются постоянно, создавая угрозу оперным перформансам под открытым небом), тем не менее, не способны согнать вас с насиженного места на теплых древних камнях: вы плотнее кутаетесь в плед и с еще большим увлечением следите за судьбой героини, сопереживаете трагической истории волшебницы Медеи.

Основу постановки составляют силы оперного театра Антальи, однако привлечены художественные ресурсы и из других театров Турции. Хотя вокальный каст не блещет международными звездами, уровень исполнения достаточно высок. Интересный, яркий голос демонстрирует Нурдан Айдин в партии Главки, соперницы Медеи: певице удается передать тревогу и испуг избранницы Ясона перед коварством колхидской колдуньи. Несколько напряженно звучит красивое меццо Ферды Етишер (Нерис): для этой героини, оттеняющей решительность и целеустремленность своей госпожи Медеи, хотелось бы больше мягких, теплых красок. Зато прекрасен Тефик Родос, венский ученик нашего Евгения Нестеренко, в партии царя Креонта: его мягкий, культурный, и в то же время мощный бас звучит воистину по-царски – певцу подвластны красивые пиано, равно как и зычные форте. Хусейн Ликос (Ясон) – певец опытный, но такой, не юный, а зрелый аргонавт убеждает даже больше, тем более, что его вокальное мастерство – на достойном уровне. Всем певцам сопутствует успех у публики; безусловно, им очень помогает идеальная акустика Аспендоса, когда без всякого напряжения звук свободно парит и возвращается: певцы имеют возможность слышать себя, как известно, не всякий оперный театр способен одарить такой роскошью.

Впечатляет работа хора анталийской оперы под управлением болгарина Крастина Настева. «Медею» не назовешь хоровой оперой, тем не менее, роль этого коллективного участника-комментатора в античных драмах весьма важна, и подопечные Настева без сомнения справляются с поставленной задачей – хор звучит слаженно, чисто, ярко.

На титульную роль была приглашена солистка Алма-атинской Оперы Гульзат Даурбаева. Трудно было даже предположить, какое сокровище скрывают глубины бывшей советской Азии. Певица, почти неизвестная в Европе (несколько концертов в Италии и турне по Голландии с Казанской Оперой – не так много, чтобы стать звездной на искушенном Западе), поет не просто на уровне лучших европейских стандартов, но владеет своим красивым лирико-спинто в совершенстве. Голос, который хочется слушать еще и еще, равно убедителен и на парящих, абсолютно свободных pianissimi, и в драматически напряженных, страстных или зловещих фрагментах. С первого появления певицы на сцене, с самого первого звука, было очевидно, что главная героиня в спектакле «Медея» есть, и усомниться в этом впоследствии не пришлось ни разу. Верхние ноты Даурбаевой ярки и тверды, низ полнокровен, но истинное наслаждение доставляет золотая середина, которая столь важна в такой трагедийной партии как Медея.

«Если смешать “Фиделио” с “Нормой”, получится “Медея” Керубини», - такую «музыковедческую» идею, высказанную в полушутливой форме, услышал я однажды от непрофессионального музыканта, но человека в музыке разбирающегося. Несмотря на некоторую курьезность, в ней содержится немалая доля правды: эстетика Керубини – переходного типа. Она вся еще корнями в классицизме Глюка, но не может пройти мимо новаций Моцарта и Бетховена и уже беременна раннеитальянским романтизмом бельканто. В этом есть и свои плюсы, и свои минусы. Следуя канонам классицизма, Керубини старался писать просто и искренне. И такой метод сильно усложняет задачи интерпретаторов: его «Медея» не изобилует мелодраматическими эффектами, и если не проникнуться этой музыкой, не обладать тонким музыкантским чутьем, ее очень легко сделать скучной.

И надо отдать должное, на фестивале в Аспендосе такой неприятности с «Медеей» не произошло. Молдавскому маэстро Александру Самоилэ удалось уловить и передать стиль этой музыки, ее искренность и тонкость, ясность и кажущуюся простоту, соседствующую с драматической правдой и недюжинной экспрессией. Самоилэ подает партитуру Керубини очень разнообразно в плане нюансировки, его оркестр – не просто аккомпаниатор, а полноценно действующий участник музыкальной драмы, которая получается динамичной, полной внутреннего огня. Акустика Аспендоса – помощница дирижеру: оркестр анталийской оперы играет на традиционных, неаутентичных инструментах, но благодаря ей, например, звук струнных получается немного «шершавым», как бы старинным. Отлично звучат духовые, слабое место многих оркестров, в том числе наиболее уязвимая медь. В целом благодаря всему увиденному и услышанному впечатление от спектакля остается колоссальным: будто ты и в самом деле приоткрыл тяжелую портьеру веков и заглянул в самые глубины мифа…

0
добавить коментарий
МАТЕРИАЛЫ ВЫПУСКА
РЕКОМЕНДУЕМОЕ