Баденская двойчатка: от Айнема до Рима и наоборот

Баденская двойчатка: от Айнема до Рима и наоборот
Оперный обозреватель

Девятого июля в Бaденском государственном театре в Карлсруэ состоялась двойная премьера: были представлены постановки оперы Готтфрида фон Айнема «Смерть Дантона» и абсолютно нового сочинения Вольфганга Рима, написанного по заказу театра как дополнение к первой опере.

Краткая сцена под названием «Улица. Люсиль», написанная Римом, открывает спектакль и «без швов» соединяясь с основой частью, переходит в первую сцену оперы Айнема. Текст для этой сцены взят из драмы Георга Бюхнера «Смерть Дантона», послужившей основой для оперы Айнема, и представляет собой монолог Люсиль, жены Камилла Демулена, потрясенной — доведенной до сумасшествия — казнью мужа. Таким образом, театральный вечер открывается как бы вступлением, раскрывающим развязку драмы еще до ее начала.

1/4

Это, безусловно, перекликается со своеобразным девизом и всего спектакля (эти слова написаны на декорациях), и оперы Айнема самой по себе, независимо от баденской постановки: «Отвратительный фатализм истории». В человеческом — политическом — идеологическом — частном и индивидуальном — «театрике» все предрешено заранее, как бы действующие лица не тужились и не пытались приписать себе свободу воли, - и тот спектакль, который в этом театрике идет, - это не трагедия и даже не мелодрама, а жестокий фарс. Однозначно в этом духе трактующая Бюхнера музыка Айнема — это пронизанное почти безостановочной моторикой представление венского кабаре, основанное на всевозможных соответствующих жанрах легкой музыки, от шансона до фокстрота, - конечно, невероятно заостренных, преломленных через призму гротеска и экспрессионистской поэтики, и дополненных некоторыми «серьёзными» жанрами (как, например, сильнейшая сцена «охмурения народа» Робеспьером, из гортани которого льется чарующе сладчайшее ангелоподобное пение).

Музыка Айнема подкупает и убеждает своей увлеченностью, предвзятостью, возбужденностью, - невозможно остаться равнодушным, когда так ясно чувствуется, что благородный, порядочнейший, умный и талантливый человек страстно обращается к человечеству со страшным и одновременно исполненным страха предупреждением, разоблачительной, обличающей и любые политические химеры, и убийственную косность толпы, и ханжество ее вождей, речью.

Единственным «нормальным человеком» оказывается сумасшедшая (ход, который можно считать уже классическим, здесь оживает по-новому; вершиной безумия оказывается опасный для жизни лозунг, произнесенный хриплым шепотом: «Да здравствует король!»). С другой стороны, такая однозначность, наверное, делает музыку и уязвимой, - признаю это с большой неохотой, так как фигура автора вызывает горячую симпатию. Грубо обобщая, можно сказать, что музыка этой оперы оживает только вместе с текстом, с драмой, - если не понимать слов, почти вся сила воздействия улетучится, - как если бы это была музыка к драматическому спектаклю.

Такая опера, наверное, очень облегчает задачу режиссера: ему не нужно особенно погружаться в глубины и секреты музыки, - музыка слишком ясно тут следует за текстом, - а достаточно поставить драму. И режиссеру этой постановки, Александру Шулину, постановка очень удалась. Нервная, напряженная атмосфера от начала до конца, на грани гротескного кошмара и прозаического реализма, ясные характеры персонажей. Несколько четких, простых и вместе с тем очень выразительных находок, например — Дантон, произносящий свою оправдательную — скорее, обвинительную — речь перед Конвентом, даже на самом пике вдохновенного красноречия должен все время не забывать поддерживать спадающие штаны: ремень отобрали в тюрьме, - штрих, болезненно передающий состояние унижения и беззащитности.

Исполнитель партии Дантона Штефан Штоль — один из лучших певцов в театре, запоминающийся в любой роли, прекрасно владеющий голосом, и при этом отличный актер. Вообще все в этой постановке приятно удивило: и оркестр под управлением капельмейстера Хохстенбаха играл исключительно точно и увлеченно, и, что совсем необычно для этого театра, и хор — а у хора в «Смерти Дантона» очень большая, серьезная и разнообразная роль — пел на очень высоком уровне. Все певцы показали себя с лучшей стороны; помимо Штоля на первом плане была Диана Томше, певшая Люсиль и во вступлении Рима и в самой опере Айнема, очень прочувствованно и убедительно.

И сценография хороша: улица, тюрьма, площадь — все группируется вокруг одного лейтмотива: полукруглый амфитеатр, оформленный как зал заседаний парламента, в центре которого стоит жестяной стол с обезглавленным трупом на нем, как в анатомическом театре. Наука, политика, садистская радость убийства — все это переплетается между собой, синтезируется в понятия «революция», «новое время».

Такая постановка как бы показывает специфику немецкой культурной жизни: тут нет «центра и периферии», - в любом маленьком городке может произойти культурное событие самого «первого ранга». Мало того, что постановка и исполнение в небольшом театре Карлсруэ отличные, - тут еще и свой «домашний» композитор живет, который без сомнений и по таланту, и по мастерству превосходит большинство своих коллег из Парижа, Лондона или Нью-Йорка.

Возвращаясь к сцене, написанной Римом, я испытываю некоторое недоумение. Музыка, безусловно, большой выразительности и красоты, построенная вокруг внятной и очень гибкой вокальной мелодии, без дешевых эффектов, блестяще оркестрованная и очень сценичная. Но что-то вызывает ощущение некоторой несогласованности, диссонанса, - в особенности в контексте соединения с оперой Айнема.

Казалось бы, все сделано для того, чтобы получилось идеальное единство: музыкальный язык не слишком далекий от айнемовского, но в то же время принципиально своеобразный, известная мягкость и приглушенность, не дающие вступлению заслонить, заглушить основную часть. Возможно, это вступление задумывалось и как полемика: гротескному «реализму» и «социологии» Айнема противопоставляется своего рода лирический индивидуализм. Но я не смог ощутить эту вещь, ни как полемическую, ни как дополняющую... Рядом с возбужденной, нервной музыкой Айнема сцена Рима кажется своего рода отстраненным, релятивирующим все и вся предисловием, написанным как бы с позиций такого усталого знания, - интеллектуальный текст, в котором найдены красиво звучащие термины и для революции, и для террора, и для экспрессионизма, и для музыки Айнема, и для самого себя.

0
добавить коментарий
ССЫЛКИ ПО ТЕМЕ
МАТЕРИАЛЫ ВЫПУСКА
РЕКОМЕНДУЕМОЕ