Постановка Дэвида Олдена была выпущена восемнадцать лет назад, записана на DVD и основательно разобрана по косточкам (что, впрочем, несложно, поскольку режиссёрских смыслов и идей в спектакле ровно на пару абзацев). Сегодня «Тангейзер» Вагнера идет в Баварской опере в инсценировке по мотивам того самого спектакля, но в чем состоит принципиальное отличие актуальной версии от первоначальной, понять сходу непросто: разве что крокодила с авансцены убрали, да народу в гроте Венеры поубавилось, а перекошенная белая колонна, надпись «Germania Nostra», разрушающийся классический портик и спасительный твердый занавес с зеркалами и дверями как многозначительными символами неотразимости и безысходности соответственно – как были, так и остались свидетельствами претенциозной недосказанности в целом весьма добротного, но тривиального прочтения.

То, что крикливые костюмы тюрингских рыцарей, подёрнутые fashion-флёром, выглядят так же нелепо, как босховские зоологичные наряды венерической нечисти, и отражают идею экзистенциальной идентичности лицемерно-пуританского Вартбурга и развратно-плотоядной кунсткамеры грота Венеры, возможно, и выглядело откровением двадцать лет назад, но сегодня это «зазеркаливание» воспринимается уже как взаимная пародия одной реальности на другую.

Главный герой в, разумеется, черном, разумеется, пальто мечется по сцене с чемоданом под звуки увертюры, свита Венеры его всячески не отпускает, сама Венера скандалит и соблазняет одновременно, коллеги по цеху психуют, та, кто любит, ему не сильно нужна, да тут ещё и папа римский словно с цепи сорвался, - словом, настоящий дурдом. Ну как тут не деградировать? На фоне ветшающего от действия к действию однотипного декора события развиваются, вернее, обозначаются настолько предсказуемо, что лишь качественное исполнение могло бы вдохнуть в эту безжизненную инсталляцию хоть какое-то содержание. И вот тут-то слушателей (как, впрочем, и зрителей) настигает серьёзное разочарование.

При всей звездности заявленного состава исполнителей безукоризненным можно было назвать лишь выступление Анне Шваневильмс, исполнившей партию Елизаветы. Ласкающая шелковистость тембра, фарфоровая округлость звука и удивительный эффект мягкого эха-послезвучия - своеобразной звуковой паутины, невидимой, но чуть проступающей искрами в лучах солнца, - всё было обворожительно. Певица показала исключительно лёгкие верха, а сам вокальный рисунок был корректен и чист. Молитва Елизаветы в III акте прозвучала с отрешенной одухотворенностью каждой фразы. В роли Елизаветы певица продемонстрировала не только изумительный вокал, но и удивительно тонкое владение мастерством актерской выразительности: сколько желания и страсти в едва заметном движении по направлению к Тангейзеру, сколько горечи и разочарования в одном коротком отталкивающем жесте, которым она пресекает приближение своего возлюбленного, сколько недоумения и обиды в незначительном повороте ладоней, когда в ответ на душевный порыв она получает лишь приглашение на состязание... Редкая актриса могла бы при тех скупых выразительных средствах, которые использует Шваневильмс, передать столько драматических смыслов. До этого спектакля игра певицы мне казалась несколько суховатой, но сегодня я убедился, насколько умно и точно умеет она подать свою роль.

Не меньшего восторга ожидал я и от Венеры Вальтрауд Майер. Однако, если драматическая сторона образа вопросов не вызывала (Майер – одна из безоговорочно выдающихся вагнеровских актрис и певиц), то вокально-техническая часть меня несколько покоробила. На открытых гласных у певицы явно пропадало «мясо», и хотя верха были округлы и живописны, середина – звучала шероховато и глухо. В третьем акте количество вопросов к качеству исполнения только увеличилось, и если бы я не помнил постоянно, что передо мной непревзойденная Изольда и Кундри, я с трудом бы поверил в допустимость такого звучания в принципе: тут были и сип, и расшатанность, и голая проза в среднем регистре, даже при проблесках крепких форте на верхах. Словом, очень неровное впечатление.

Партия Вольфрама фон Эшенбаха – одна из самых красивых партий баритонового репертуара, - но исполнять её с таким знойным самолюбованием, какое продемонстрировал в своем выступлении Маттиас Гёрне, наверное, всё же не стоит. С одной стороны, певец в погоне за долгим шелковым легато глотает согласные, шумно забирает воздух, будто собирается на выдохе сдуть первые ряды партера, и хлопочет бровями. С другой стороны, технически придраться было не к чему: всё было ровно, красиво и трепетно. Но было всё это как-то через край: слишком красиво, слишком трепетно, и даже слишком технично. Весь спектакль меня не покидало ощущение, будто певец не в стиле и не в теме, и в итоге мне вспомнился эпизод из российского анимационного фильма «Иван-царевич и серый волк», когда царь-батюшка заходит в покои к своей дочке-царевне и, слыша как учёный кот на пианино играет «собачий вальс», говорит дочери: «Как интересно у тебя кот Чайковского играет!» - «Это не Чайковский, - отвечает говорящий кот. – Это Шуберт» - «Да, но ты так играешь Шуберта, – не унимается царь, - что он у тебя звучит, как Чайковский! И даже ещё хуже!» Так вот Вагнер в исполнении Гёрне звучит именно как Шуберт (едва ли не как Чайковский!). И даже ещё хуже. Красота, конечно, красотой, но стиля произведения тоже придерживаться не мешало бы.

Вокально кошмарный набор коллег Тангейзера удачно разбавил только Кристоф Фишессер, исполнивший партию тюрингского ландграфа Германа: певец продемонстрировал цветастый тембр, отменную фразировку и легкое звуковедение на ровной аккуратной кантилене.

От шатких ансамблей с участием пенсионного фонда Баварской оперы осталось ощущение, будто певцы заваливаются друг на друга (а местами убожество звучания казалось мне просто невероятным и напоминало худшие образцы недопустимого вокализирования в стенах невообразимых провинциальных театров), но даже это рыхлое жидкоголосие не мог пробить голос Роберта Дина Смита.

Партия Тангейзера Смиту явно не по голосу (то ли уже не по голосу, то ли вообще не его это песня, - уже не суть): звучал певец слабо, на грани срыва, едва вытягивая верхние ноты. На межрегистровых переходах голос дрожал, а на открытых гласных так и вовсе «козлитонил». Зачем оно ему было надо, понять, как обычно в таких случаях, непросто. Притом, что в байройтском «Тристане» Смит звучал куда приличнее, хотя партия Тристана в разы сложнее. Каковы бы ни были причины столь бледного выступления, в копилку удачных оно точно не попадёт.

Говоря о «Тангейзере» Вагнера, нельзя не отметить работу хора, потому что хороший хор в этой вещи – всегда половина успеха. Но даже при том, что хор Баварской оперы был и в самом деле хорош, на общее удручающее впечатление от музыкальной стороны спектакля этот факт, увы, не повлиял.

Что происходит сегодня с оркестром Баварской оперы под управлением Кента Нагано, внятно объяснить смогут, наверное, только специалисты, потому что на любительский слух происходит что-то неладное. Уже в увертюре оркестр ощутимо шатается, будто не держит тон. Звучание жесткое, грубое, почти ученическое, межгрупповая разбалансированность в динамике – болезненная, - а струнные будто захлёбываются. При этом оркестр постоянно убегает от солистов: и торопится, и скачет, и дёргается, и пыхтит, как неумелый любовник, но никогда не поддерживает вокал, никогда не помогает ему. Напротив, во втором акте даже глушит певцов и грохочет в своё удовольствие. С чем связано столь серьёзное в последние годы падение исполнительского уровня одного из сильнейших музыкальных коллективов Европы, не то что произнести – даже подумать неловко. Но дело в том, что играть Вагнера так, как играли сегодня баварцы, нельзя категорически. Это просто дурной тон, прежде всего, по отношению к гению места: была бы это не Бавария, а какая-нибудь Вестфалия, - и слушалось бы, и воспринималось бы всё иначе (поснисходительнее и порасслабленнее). Но здесь, в Мюнхене (!), такой уровень исполнения просто недопустим. И если музыкальный руководитель коллектива этого не ощущает или не понимает, то все вопросы о неуместности такой подачи «священных текстов» на «священной земле» выглядят, конечно, наивно риторическими.

Я не знаю, с каким чувством живётся и играется самим музыкантам Баварской оперы под руководством Кента Нагано, но тот факт, что его контракт истекает в следующем году, не может не радовать прежде всего вагнерианцев (а ничем другим Нагано в последнее время, как назло, почему-то и не дирижирует). Искренне хочется верить, что маэстро продолжит свою блестящую карьеру в не менее славном, но менее обязывающем в плане оперных традиций портовом Гамбурге, тогда как новый руководитель Баварской оперы – Кирилл Петренко, выпускающий в Байройте в будущем году новое «Кольцо», приуроченное к юбилею Вагнера, - сможет, я надеюсь, привести в чувство оркестр одного из самых интересных оперных домов Европы.

Рекомендуем

• Опера на CD в интернет-магазине OZON.ru