Илка Попова. «Встречи на оперной сцене» (продолжение)

В сегодняшней части воспоминаний Илки Поповой она рассказывает о великолепных Эцио Пинце и Джине Чинья.

Эцио Пинца

Артистическое и буднично-житейское в натуре певца могут довольно явственно контрастировать друг с другом. В поведении артиста многое способно посторонним людям показаться странным и необъяснимым. К сожалению, именно эти странности часто становятся излюбленным «меню» поклонников оперной сцены, использующих такие сведения в качестве доказательства своей ознакомленности с музыкальным миром… Подобные сплетни якобы осведомленных лиц и всякой «околотеатральной» публики нередко формируют в обществе превратные представления о личности того или иного артиста.

В то же время, как известно, для нас певцов эти слухи служат своеобразной рекламой, иногда содействуют популярности и признанию. Я никогда не соглашалась с мнением, что большому артисту следует замкнуться от мира в рамках узкосемейной жизни и довольствоваться тем, что по душе любому обывателю, как не могла и одобрить нескромности некоторых певцов, тешивших себя мыслью, что им все позволено, что они могут пренебречь элементарными нормами, которые обязывают в культурном обществе. Противоречия между творческой и интимной жизнью возможны у каждого художника, но ясно, что не они должны быть в центре внимания публики, оценивающей его личность.

В период, когда я вторично гастролировала в Буэнос-Айресе, судьба свела меня с одним из самых замечательных басов нашего столетия Эцио Пинцей.* Этот голосовой феномен пользовался исключительной славой и почетом — он был ведущим солистом нью-йоркской «Метрополитен-опера». Его имя сравнительно меньше было известно в Европе, так как в Старом Свете он пел тогда редко. Но для всей Америки бас стал признанным кумиром. Гонорар, получаемый им за одно выступление, был достаточен, чтобы прокормить в течение года целую большую семью. Эцио Пинца и жил поэтому с размахом, подобающим миллионеру, не ведающему ничего невозможного, недостижимого для себя. Но, вопреки этому, нельзя было назвать певца человеком распущенным, самодовольным, кичливым. Он играл скорее роль утомленного жизнью артиста — роль, искренне веселившую тех, кто по-настоящему знал его — сильного, здорового, невероятно энергичного мужчину, физическая крепость и выносливость которого была под стать его душевной цельности, выдержке и воле. Все окружение певца преклонялось перед ним и безропотно воспринимало некоторые присущие ему чудачества. В Буэнос-Айресе он обитал в роскошных апартаментах из четырех комнат в лучшем отеле города. Я занимала номер, расположенный напротив — дверь в дверь. Мы познакомились сразу по моем приезде в аргентинскую столицу, и представил нас друг другу Туллио Серафин. Оказалось, что Пинца прибыл сюда гораздо раньше, так как ему предстояло петь в «Мефистофеле» Арриго Бойто, а режиссер задумал осуществить грандиозную, потрясающую постановку, решив поразить публику выбором исполнителей, монументальностью декораций и оформления, смелостью и оригинальностью сценического воплощения. Этим спектаклем открывался сезон итальянской оперы в Буэнос-Айресе.

Бас Римской оперы Ромито, часто выступавший в Аргентине и приобретший здесь известность, пел в ближайшей постановке итальянской труппы — «Богеме» Д. Пуччини — партию Коллена. На премьере «Мефистофеля» мы с Ромито сидели в директорской ложе. До того мне не доводилось слушать Пинцу, но уже ария в прологе оперы потрясла своей выразительностью и вокальным совершенством. Когда на сцене появился такой сатана и вступил в спор с херувимами, у меня мурашки пошли по спине. Я была увлечена и покорена исключительным искусством певца — это случилось мгновенно, с первого возникновения его на сцене, с первой спетой им фразы. В этом прежде всего заключалась сила вокалиста — он умел с первого звука приковать к себе внимание зала, а, имея в своем распоряжении благодарнейший материал (опера А. Бойто начинается очень трудным даже для больших певцов монологом Мефистофеля), раскрывал перед слушателями весь огромный диапазон вокального и актерского дарования. В то же время Пинца пел с невероятной, непостижимой легкостью, увлечением и свободой. Его дьявольский призыв к борьбе с силами добра, его клятва соблазнить и покарать Фауста звучат в ушах как напоминание об одном из самых сильных впечатлений, которые подарила мне оперная сцена. В устах «князя тьмы» голос Пинцы звучал с поразительной убедительностью и разнообразием — то бурляще-властно, то вкрадчиво, льстиво-коварно. У меня, только что пересекшей океан, эти звуки рождали множество стихийных ассоциаций — в неподражаемом голосе баса чудились предсмертные крики чаек, похоронный звон корабельного колокола, феерическая игра света на плавниках и спинах дельфинов, сопровождавших нас в пути… Финал эпилога прозвучал у Пинцы как величественная кульминация его могучего таланта. Падающие с неба близ мертвого Фауста розы превращались в горящие факелы, а фразы Мефистофеля-Пинцы стали воплями ярости сатаны, проклинающего свои несбывшиеся надежды, отчаявшегося завладеть душой философа. После этого спектакля Мефистофель Эцио Пинцы вошел в мое сознание как одна из наиболее труднодостижимых вершин басового оперного репертуара. Когда представление завершилось, певец стал героем феноменального исполнительского триумфа и внимал неумолчным овациям, словно генерал, принимающий торжественный парад — горделиво, удовлетворенно, снисходительно…

В личной жизни Пинца был довольно замкнутым человеком. Он редко кому открывал свою душу, а если и делал это, подобное доверие оказывалось кратковременным и преходящим. Подлинной советчицей и постоянной спутницей баса была знаменитая вагнеровская певица (сопрано) Элизабет Ретберг, обладательница мощного голоса и ста двадцати килограммов веса… Его многолетняя подруга и одновременно любимая партнерша, она шествовала рядом с Пинцей точно легендарная Брунгильда — медленно, величественно и плавно. Ее звучный и яркий голос очень красиво сочетался с высоким басом Пинцы. Вместе с Эцио она создавала колоритную пару, которая повсеместно вызывала интерес и улыбки.

Лично мне не пришлось петь с Пинцей, поскольку репертуар того сезона не включал опер, сочетающих выгодные для нас обоих партии. Полученное мной вскоре после гастролей в Аргентине предложение дирекции «Метрополитен-опера» предусматривало наши совместные выступления в русских и вердиевских операх на нью-йоркской сцене. К сожалению, приглашение это совпало со временем, которое было у меня занято спектаклями в Италии с участием Беньямино Джильи, и я попросила дирекцию «Мета» перенести гастроли на более поздний срок. Увы, план «Метрополитен-опера» был давно уже утвержден, а когда пришло повторное приглашение из Нью-Йорка, началась вторая мировая война, которая разрушила отнюдь не только мои творческие и жизненные планы, а перечеркнула артистическую судьбу очень многих коллег по сцене. Целый ряд даровитейших певцов навсегда исчез с оперного горизонта… Так и не удалось мне больше встретиться с великим басом нашей эпохи Эцио Пинцей.

Примечания:

* Пинца Эцио (1892–1957) — оперный певец (бас). Родился в Риме. Пению учился в консерваториях Равенны и Болоньи (педагоги — Руцца и Виццани). Дебютировал на оперной сцене в 1914 г. (Специя — Оровезо в «Норме» В. Беллини). С 1921 г. солист миланской «Ла Скала». С 1926 г. выступал в нью-йоркской «Метрополитен-опера» (дебют — Верховный жрец в «Весталке» Г. Спонтини) и до 1948 г. был первым басом этой сцены. Гастролировал в Южной Америке, в Лондоне («Ковент-Гарден»), Париже («Гранд-Опера»), в Вене, на фестивалях в Зальцбурге, Вероне и Флоренции. Завершив оперную карьеру, снимался в кино, выступал в музыкальных театрах Бродвея.

Джина Чинья

Джина Чинья в роли Турандот

Судьба Джины Чиньи* напоминает участь многих моих коллег-певцов, в том числе и болгарских. Ее музыкальные исполнительские достоинства долгое время оставались на родине незамеченными и непризнанными, на ее искусство смотрели пренебрежительно, свысока. Лишь когда замечательная француженка добилась признания в Италии и других странах Европы, ее имя стало известно и почитаемо во Франции. Те, что прежде не замечали ее, теперь принялись восхвалять талант певицы. Ввиду огорчений и обид, которые ей пришлось перенести от влиятельных лиц, заправлявших музыкальной жизнью Парижа, а в первую очередь — «Гранд-Опера», Чинья испросила себе и получила итальянское подданство. Это, разумеется, не мешало ей страстно любить родину и свой народ.

До нашей встречи на сцене «Гранд-Опера» мне не приходилось слышать и видеть Чинью. Стояла осень, влажная и холодная парижская осень. Директор оперы предупредил меня, что по пути в Италию в нашем театре будут гастролировать в «Аиде» знаменитые певцы Джакомо Лаури-Вольпи и Джина Чинья. Мне предстояло выступить их партнершей, исполняя роль Амнерис. С Джиной мы познакомились на первой репетиции. Нас представил друг другу Лаури-Вольпи, с которым я незадолго до этого пела в Монте-Карло… Чинья, очевидно, чувствовала себя не в форме. Она нервничала и на спевках берегла голос — давала минимум звука. Лондонская мгла (они возвращались после гастролей в «Ковент-Гардене»), видимо, повлияла на состояние связок певицы. Когда в ходе репетиции объявили перерыв, у нас завязался разговор — Чинья жаловалась на недомогание и выражала опасение, что ей придется отказаться от первого спектакля.

Я предложила Джине воспользоваться ингалятором новейшей конструкции, который, на мой взгляд, обеспечивал быстрое и эффективное излечение. Она приняла его с благодарностью, но и с некоторым недоверием, какое обычно вызывает у нас всякое новшество. Мой ингалятор, действительно, приносил ощутимую пользу, за несколько часов ликвидируя легкие хрипы и покраснение связок. Он смягчал горло, орошал влагой и освежал связки, возвращая им обычную эластичность.

После репетиции я пригласила Чинью к себе домой. Первую ингаляцию она сделала здесь в моем присутствии, выяснив, как нужно пользоваться аппаратом. Затем мы немного посидели в гостиной, начался типично женский разговор — о многом и ни о чем. Мне доставляло большое удовольствие рассматривать Джину. У нее была элегантная фигура, интересное лицо с правильными благородными чертами. Когда она рассказала, что ее отец — известный французский генерал, а мать — одна из красивейших женщин парижского «высшего света», мне стали понятны особая утонченность и изящество манер певицы. Поделившись друг с другом сведениями о нашей личной и творческой жизни, мы с Джиной расстались. Она взяла с собой ингалятор, дабы пользоваться им в ближайшие дни. На следующий день Джина заглянула ко мне, чтобы поблагодарить за помощь и сообщить, что ей стало лучше. Она согласилась участвовать в спектакле.

Представление увенчалось успехом свыше всяких ожиданий. Вначале Чинья пела с опаской — ясно было, что она пробует голос, но еще не уверена в его полном послушании. К середине спектакля Джина распелась и стала уже совершенно великолепна. Она поняла, что с голосом все в порядке и что может свободно распоряжаться им, и развернула весь драматизм своего исключительного исполнительского дарования. Джина исторгала звуки, яркость, металличность и звонкость которых сочетались с чистотой и теплотой тембра. Легкая вибрация придавала ее фразам своеобразную и искреннюю взволнованность. Она была замечательной Аидой. Редко доводилось мне слышать женские голоса столь поразительного тембра, как у Чиньи!

Позднее я слышала ее в «Адриенне Лекуврер» Ф. Чилеа. Меня особенно восхитили заключительные ноты обеих больших арий Адриенны — спетые с красивым и сочным вибрато, они источали какую-то специфическую, характерную лишь для нее чувственную сладкую негу, которая с замиранием звучания словно таяла, растворялась в воздухе… Многие критики ожесточенно спорили по поводу вокальной манеры Чиньи, некоторые из них не могли примириться с этим грациозным «танцующим металлом» в ее голосе, их раздражало своеобразие звучания певицы, но, в конце концов, все признавали ее вокально-интерпретационное мастерство.

Второе представление «Аиды» также прошло отлично. Теперь я получила возможность еще внимательнее вслушаться в специфическое пение Джины. В первый момент, вступая в контакт с ее голосом, слушатель отмечал необычность, уникальность тембра и особенностей звуковой эмиссии, но постепенно, привыкнув к ним, он начинал чувствовать восхищение, волнение, пока, наконец, не поддавался окончательно магии искусства Чиньи. Лично мне эти характерные качества ее звукоизвлечения, а, точнее — звукообразования были решительно симпатичны. Думая о происхождении этих свойств ее пения, можно предположить, что здесь играла большую роль узкая, прикрытая позиция гортани. Слушая Джину, нередко хотелось подражать ее вокальному искусству, так как напряжение, драматизм и электризующая сила пения Чиньи действовали на слух волнующе, возбуждали и увлекали. Актерская же сторона исполнения была у нее, напротив, крайне сдержанной, скупой и тем не менее убеждала. Джина избегала каких бы то ни было внешних эффектов. Впрочем, в них отсутствовала всякая надобность: при таком стопроцентно драматическом голосе они лишь перегружали бы восприятие…

Как-то в разговоре со мной певица рассказала примечательный случай из своей профессиональной практики. Она пела в одной из опер Д.Верди — в какой, это не имеет особого значения. Исполнив главную арию, она, как полагается, заслужила аплодисменты слушателей. В тот миг, когда ей следовало начать вступительную фразу дуэта со своим партнером, какое-то злополучное перышко, летавшее над сценой и подхваченное воздушной струей, во время вдоха певицы попало ей прямо в горло. Джина задохнулась. Она почувствовала себя настолько плохо, что перестала петь, и лишь после долгих усилий — уже за кулисами — сумела удалить из горла нежданный гостинец. После этого Чинья вновь вышла на подмостки и продолжила спектакль. «Когда певец находится на сцене, он должен быть готов к любым сюрпризам и превратностям судьбы, — сказала Джина в связи с этим, — нужно всегда быть начеку, чтобы достойно встретить любую неожиданность. А их бывают тысячи, и каждая подстерегает нас — исполнителей. Артист должен видеть и ощущать все — и костюм, и реквизит, и декорации, и даже грим на себе. Постоянно быть наготове и не ослаблять внимания, — вот обязанность артиста».

В течение последующих трех лет я еще дважды выступала в спектаклях с участием Джины Чиньи, будучи ее партнершей в роли Амнерис. Во время этих гастролей мы общались уже как добрые старые знакомые. Мысль, которую певица высказала в одной из наших бесед, несколько смутила меня тогда. Чинья утверждала, что легкое, едва уловимое напряжение в пении придает ему неповторимое очарование. Более того, она считала, что его следует сознательно создавать и подчеркивать, если певец лишен этого качества от природы (очевидно, певица говорила о драматических голосах). Позднее Чинья занялась в Италии вокальной педагогикой и стала профессором римской академии «Санта Чечилия». Помню, мы встретились с ней случайно в зрительном зале миланского театра «Ла Скала» и вместе восторженно аплодировали Борису Христову. «Этот певец станет Шаляпиным наших дней!», — сказала тогда Джина. Мы обменялись другими новостями музыкального мира, расспросили друг друга об общих знакомых и вновь — теперь уже надолго — расстались. Я слышала недавно, что она добилась замечательных результатов в своей педагогической работе. Охотно верю этому, ибо Джина Чинья не только превосходный профессионал, но и глубоко содержательная, самобытная и интересная личность.

продолжение →

Примечания:

* Чинья Джина (наст. фамилия и имя Сан Жинетт) (1900–2001) — оперная певица (драматическое сопрано). Родилась близ Парижа. Обучалась игре на фортепиано и теории музыки в Парижской консерватории. Уроки пения брала у Х. Даркле и Л. Корсовой. Дебютировала в миланском «Ла Скала» в 1927 г. (Фрейя в «Золоте Рейна» Р. Вагнера). В 1929–1937 гг. выступала на фестивале «Арена ди Верона», гастролировала в Лондоне («Ковент-Гарден»), Париже («Гранд-Опера»), Буэнос-Айресе («Колон»), Берлине, Вене, Амстердаме и Брюсселе в своих лучших партиях — Турандот в опере Д. Пуччини, Нормы в опере В. Беллини, Джоконды в опере А. Понкьелли, Аиды в опере Д. Верди. В 1937–1939 гг. пела в «Метрополитен-опера» (Нью-Йорк). В 1947 г., завершив артистическую карьеру, занялась вокальной педагогикой (Рим, Милан).

На фото:

Эцио Пинца.
Джина Чинья в роли Турандот.

0
добавить коментарий
ССЫЛКИ ПО ТЕМЕ

Эцио Пинца

Персоналии

МАТЕРИАЛЫ ВЫПУСКА
РЕКОМЕНДУЕМОЕ