Катарсис все же состоялся

Катарсис все же состоялся
Оперный обозреватель

Исполнение масштабного, грандиозного по силе воздействия Реквиема Бенджамина Бриттена на питерских «Звездах белых ночей» - само по себе событие. Большой оркестр с фортепиано и органом, камерный оркестр, огромный основной и детский хоры, трое солистов – такой махиной чаще всего управляют несколько дирижеров. В Мариинском за пультом царил один Гергиев. Афишу украшало имя Анны Нетребко.

Состоятельная питерская публика собралась внимать любимой оперной звезде, не всегда понимая, какое испытание ей уготовлено. Очень серьезное почти полуторачасовое вокально-симфоническое действо в шести частях на двух языках – латыни и английском, - требует недюжинного слушательского напряжения и активного включения интеллекта. А еще – высочайшего исполнительского мастерства. Оно, конечно, было – отчасти.

Были великолепно сбалансированные оркестрово-хоровые и очень эффектно поданные чисто оркестровые эпизоды, был качественный мужской дуэт тенора и баритона, было отличное пение детского хора. Но цельного музыкально-драматургического построения, конгениального выдающейся партитуре ХХ века, не сложилось. Музыкальный процесс, временами завораживающе красивый, временами скучный, в законченную форму не отлился.

Практически, каким бы сложным ни было талантливое симфоническое произведение, оно, продуманное и тщательно отрепетированное, всегда захватит слушателя хотя бы на элементарном эмоциональном уровне. Боюсь, что на этот раз такого не произошло. Публику задевали только отдельные удачные эпизоды (каковых было, к счастью, немало) и наличие на сцене знаменитой певицы. Правда, и тут не обошлось без разочарования: согласно авторским указаниям, солистка-сопрано, партия которой написана на латыни, располагалась внутри оркестра ближе к хору, тоже поющему на латыни, и разглядывать Нетребко было не очень удобно.

Большую часть партии примадонна пропела с большим напрягом, интонационно не очень точно и явно насилуя свой красивый мягкий голос. Но где она была бесспорно хороша, так это в эпизоде Lacrimosa во второй части Dies irae: бесконечно женственная кантилена, вздохи, стоны перемежались с бережными репликами хора, создавая атмосферу тихой высокой скорби. Прекрасным было и продолжение – комментарий сопрано к щемяще горькой исповеди тенора.

Самым стильным из солистов в тот вечер был исполнитель теноровой партии Александр Тимченко. Интонируя своеобычную мелодику Бриттена на тексты английского поэта-солдата Уилфрида Оуэна столь выразительно, словно он очень музыкально читает стихи, и при этом, прекрасно вокализируя, певец добивался высокой степени доверительности общения с залом. Отличное английское произношение довершало эффект – Тимченко было интересно слушать. Красивый баритон Владислава Сулимского в своих соло оттенял тексты Оуэна вердиевской плотностью и бархатистостью звучания. Тенор и баритон, олицетворяющие в партитуре Бриттена двух солдат по разные стороны фронта, каждого со своей судьбой, но единой бедой – войной великолепно сливались в дуэтах. Мужское певческое начало в этом исполнении Реквиема явно доминировало.

Огромный хор Мариинского был мастеровит в сложных фугатных построениях, выразителен и темброво красив на piano или mezzo forte, но в эпизодах, требующих полновесного forte, звучанию явно не хватало настоящей мощи. Поэтому трагического контраста между человечными, пронзительно-горькими стихами «из окопов» и надмирными апокалиптическими текстами заупокойной мессы не случилось.

Однако ощущение катарсиса слушатели все же испытали. Уже изрядно утомленный публике в самом финале маэстро подарил музыкальные мгновения поистине очищающие, с гергиевской глубиной эмоций создав вокально-симфоническую звуковую субстанцию всеобщего умиротворения и примирения. Это искупило многое.

Авторы фото — Наташа Разина и Валентин Барановский

0
добавить коментарий
МАТЕРИАЛЫ ВЫПУСКА
РЕКОМЕНДУЕМОЕ