«The End»: японская вокалоид-опера в парижском театре Шатле

«The End»: японская вокалоид-опера в парижском театре Шатле
Оперный обозреватель

Самый острый на сегодняшний день вопрос, беспокоящий оперных слушателей, это будущее оперы. С традициями всё понятно. Не понятно, что будет с будущим. Композиторские техники 20-го века плохо сочетаются с природой человеческого голоса. Хочется новых впечатлений, но не хочется разочарований.

Одним из вариантов развития оперы будущего может быть синтез звука и изображения. Такое произведение показали японцы парижскому зрителю в театре Шатле с 12 по 15 ноября 2013 года.

Зрелище было фантасмагорическое: вместо певцов на сцене синтезированные мультяшки в 3Д без очков, вместо инструментов три динамика и за экраном единственое живое существо — композитор, заслонённый синтезатором и компьютером. Его и не видно за двигающимися картинками.

1/7

Итак, каков же синтетический мир? Вопрос из школьного учебника нашего детства: «Что хотел сказать художник?» Хотел и не очень сказал? Предоставим слово японскому электронному композитору и концептору данного проекта Кейичиро Шибуйя.

«Композиторы имеют обыкновение жить иллюзиями. Я хотел порвать с теми операми, которые были написаны во второй половине 20-го века, которые прежде всего концептуальны.

Моим желанием было создать нечто такое, что дети могли бы слушать с удовольствием, но чтобы это было таким бредовым, чтобы взрослые в свою очередь ничего вообще не понимали, но чтобы они были глубоко взволнованны некоторыми аспектами».

Во как! Получилось? Я бы сказала, что дети от такой музыки свихнутся просто от перебора количества режущих слух высоких частот в гранулированном синтезе, а для взрослых она слишком проста. Что касается глубокой взволнованности основной идеей оперы, что «все мы там будем», то вряд ли для кого-то из взрослых это может оказаться новостью. Каждый в своей жизни уже кого-нибудь похоронил и насчёт человеческого бессмертия уже не заблуждается. Но – послушаем композитора дальше.

«Вот почему я хотел сделать оперу которая, недоступная чисто интеллектуальному пониманию, содержала бы в себе историю с некоторой долей абстракции».

Должна сказать, что интеллектуальному анализу там, как раз, всё очень легко поддаётся, если зритель не законченный идиот, а вот азиатской абстрактной философии хоть отбавляй.

Шибуйя продолжает: «Тема смерти и противопоставляемый ей образ радостной и позитивной Мику. Смерть, конец, стали для меня ведущими после смерти моей жены Марии пять лет назад. Потом мне понадобился год для написания фортепианного альбома «К Марии», который оказался для меня поворотным, поскольку до этого я был чисто электронным композитором».

Я послушала этот альбом – не поленилась. Кроме среднего регистра у фортепиано есть ещё несколько внизу и наверху, но композитору они оказались лишними...

«“The End” это опера, написанная с помощью технологий, но она находится в продолжении фортепианного альбома», - говорит Шибуйя. Это действительно очень слышно. Тот же репетитивный минимализм в мелодической линии, который в тебя вдалбливают бессчётное количество раз.

«Мы живём в эпоху конца. Особенно остро это ощущаешь, будучи японцем, после проблемы с Фукусимой и другими ядерными центрами. Но я думаю, что это проблема не только моей страны. Кроме того в наше время умирают межличностные связи. Для меня проблемы общения между людьми это вариации на тему смерти.

Почему я выбрал Мику вместо человеческого существа?»

Поясню: Мику – это нарисованная Мальвина с голубыми волосами. Её образ и имя даны программе синтеза голоса «Вокалоид», созданной кампанией «Cripton Future Media» в 2007 году. Мику 16 лет. Она весит 42 килограмма при росте 1 метр 58 см. В переводе с японского “Hatsune Miku” означает «Первый звук, пришедший из будущего».

Далее композитор рассуждает о том же, о чём последние четверть века говорят все инженеры и программисты парижского ИРКАМА и других институций, занимающихся разработкой программ синтеза звука: об освобождении от пут «сопротивления материала». В данном случае от ограничений не диапазона инструментов, а человеческого тела, голосовых связок и дыхания; и бесконечной свободе творчества, которая открывается перед композитором со снятием этих барьеров. Эти рассуждения передаются из уст в уста специалистов в этой области уже не первое десятилетие, и сорокалетний Шибуйя эти аргументы только повторяет за другими.

Не понятно только, почему после всего этого, звуковой результат получился таким бедным и убогим, ведь Филипп Депаль воссоздал голос кастрата Фаринелли для одноимённого фильма ещё 20 лет назад, и уже тогда результат получился гораздо интереснее. Технический прогресс на то и прогресс, чтобы идти вперёд, а не топтаться на месте и не откатываться назад в голый гранулированный синтез, в котором звуки, острые, как иглы кристаллов, царапают слух и на десятой минуте вызывают мигрень.

Что касается зрительного ряда, то не понятно, почему авторы объявили это произведение именно электронной оперой, а не, например, балетом. Я долго пыталась понять, почему при всей движухе и мельтешне, рассуждающие об ужасах одиночества и смерти персонажи, с первой секунды уже выглядят мёртвыми. Оказалось, что всё дело в полном отсутствии мимики. Ещё десять лет назад, появившиеся на экранах персонажи «Шрека» поражали совершенно уморительной игрой физиономий.

В этом же произведении лупоглазые, гипертрофированно вытаращенные глаза даже не моргают, а чтобы персонаж казался живым, он шевелит либо ушами, как ужасающий полузаяц-получебурашка, либо хвостами волос, как Мику. Вы умеете шевелить ушами и волосами? Я тоже нет. Поэтому такой способ подачи признаков жизни на людей не действует. Зато персонажи то летают по воздуху, то тонут в воде, то извиваются, как змеи. Я бы посоветовала назвать сие творение электронным балетом, а бормочущие на одной ноте по-японски и по-английски механистические голоса и пение «вокалоида» с мелодической линией «улетай тучка» в бескуплетной песенной форме с бесконечным количествам повторений, отнесла бы к шумам…

0
добавить коментарий
МАТЕРИАЛЫ ВЫПУСКА
РЕКОМЕНДУЕМОЕ