Московские впечатления и мысли на тему «Жива ли опера»

Часть вторая: Опера из топора?

Антон Гопко
Специальный корреспондент

Сегодня мы публикуем статью Антона Гопко, продолжающую дискуссию об оперном искусстве и его месте в современном мире.

Эта заметка – окончание той, что была опубликована 22 декабря, где я начал разговор о возможных путях дальнейшего развития оперного искусства на примере конкретных произведений современных авторов. В тот раз речь шла об опере Андрея Тихомирова «Дракула», сегодня же я хочу рассказать о другом ярком московском впечатлении тех же осенних дней прошлого года – а именно, о «Холстомере» Владимира Кобекина в Камерном музыкальном театре.

Вот живут себе московские театралы и меломаны – и в большинстве своём знать не знают, что у них в городе идёт такой замечательный спектакль. А то бы уже давно все дела побросали и побежали на Никольскую, покупать билеты на «Холстомера». Тем более что своей ценой эти билеты больше напоминают билеты в кино, чем в оперу. Трудно себе представить более выгодное капиталовложение.

Сам я не ожидал от этого похода ничего особенного (в такие времена мы живём: от похода на современную оперу ничего особенного, как правило, не ждёшь). Более того, был даже несколько предубеждён, поскольку прежде я у Кобекина слышал только дилогию «Александр Македонский» и «Кудангса Великий», которая на меня, откровенно говоря, большого впечатления не произвела. А тут, нежданно-негаданно, получил огромное удовольствие.

Смешались в кучу кони, ноты…

Когда же я, придя в себя от ярких впечатлений и утерев благодатные катарсические слёзы, попытался проанализировать причины и источники этого удовольствия, то выводы оказались несколько неожиданными даже для меня самого. Итак, что же это за причины?

Ну, во-первых, я очень люблю Толстого. Это, вероятно, мой самый любимый писатель, вопреки всем его недостаткам, на которые многие любят показывать пальцем, не учитывая того, что недостатки эти – неизбежная оборотная сторона достоинств. «Холстомера» толстовского тоже люблю. И ни про каких эта «История лошади», конечно же, не про лошадей. Про человека она, про человеческую нашу несчастную судьбу.

После уже ставшего классикой и легендой спектакля БДТ 1975 года, вскрывшего всю сценическую выигрышность этого сочинения, пегий мерин по кличке Холстомер стал нередко забегать на подмостки драматических театров, как у нас в стране, так и даже за рубежом. Завоевание оперной сцены было лишь вопросом времени. И вот этот вопрос решён, причём решён блестяще. Либретто, составленное самим композитором, обходится с литературным первоисточником любовно и бережно. Конечно, многое пришлось сократить, а некоторые сюжетные ходы переиначить в связи со спецификой жанра, но главное – дух толстовской повести сохранён в неприкосновенности, а некоторые её идеи даже, возможно, стали более выпуклыми под увеличительным стеклом музыкального театра. Для всех любителей Толстого – писателя, не любившего оперу, – этот спектакль будет, как мне кажется, не профанацией, а праздником.

Во-вторых, постановка Михаила Кислярова, в которой даже не знаешь, чем больше восхищаться – мастерством или вдохновением. Условные и «молодёжные» костюмы (насколько можно было судить из полумрака зрительного зала – кожа, джинсовая ткань, парусина…), трансформирующиеся металлические конструкции, и физическое, пластическое решение каждой сцены, каждой сценической ситуации позволили режиссёру ловко проскочить между Сциллой «конского» натурализма и Харибдой излишнего очеловечивания персонажей-животных.

Броский, запоминающийся, очень выразительный визуальный рисунок каждого эпизода и каждой роли парадоксальным образом роднит этого «Холстомера» с… балетом. Причём скорее не с классическим, а с тем, что обычно называется contemporary dance. Даже пару раз невольно подумалось, уж не возврат ли это на новом витке исторической спирали к благословенным временам Короля-Солнца, когда опера и балет не были так чётко разграничены, как впоследствии. (Разумеется, речь идёт не о «подражании Люлли», а лишь об «удельном весе» пластики и танца по отношению к целому). Как бы то ни было, обилие ритмичных, необычных, а главное осмысленных движений сообщило действу динамичность, а всем участникам спектакля, включая «массовку», – полную вовлечённость в происходящее.

Ну и в-третьих, если говорить о чисто оперной стороне вопроса – то есть о пении и певцах, то и с этой точки зрения спектакль оказался очень сильным. В первую очередь, конечно, хочется выразить своё восхищение Александру Полковникову, выступившему в роли Молодого Холстомера. На протяжении всего вечера артист умудрялся петь прекрасным, звучным баритоном, отчётливо артикулируя слова, и при этом скакать, как конь, – в самом прямом смысле слова. А какая прекрасная физическая форма! А какая удивительная, подлинно животная, наивность в восприятии всего происходящего с его персонажем! Неслыханное тройственное сочетание пластики, актёрского мастерства и вокала – и всё на равно высоком уровне – делает уже само присутствие Полковникова на сцене необычайно эстетичным.

Яркое впечатление, не выветрившееся до сих пор, спустя уже полгода, оставил по себе и Герман Юкавский в роли холеричного Генерала. Откровенно говоря, я не поклонник так называемой русской манеры пения (которую, вероятно, правильнее было бы назвать советской, хотя кто его теперь разберёт). Юкавский же – настоящий русский бас, поющий «густым» и «широким» звуком. Но когда человеку удаётся делать это настолько хорошо – так красиво и так задушевно, - то любые «взгляды» и изначальные «установки» выветриваются из слушательской головы очень быстро.

Хорош был и Игорь Вялых (граф Серпуховской) – обладатель звонкого тенора красивого тембра и отнюдь не «камерной» мощности. Да и вообще – слабых звеньев в исполнительском составе мною выявлено не было. Дирижёр Владимир Агронский провёл кропотливую, качественную работу, так что обилие в спектакле сложных физических действий ничуть не мешало общей музыкальной слаженности.

Итоговый же результат всего этого был таков, что уже в первом акте у меня стало пощипывать глаза, ну а уж во втором мне приходилось то и дело утирать их.

В принципе, если на этом закончить, то, вероятно, получится нормальная, «среднестатистическая» рецензия. Хорошие певцы, яркие сценография и режиссура, гениальный сюжет – вот и готов оперный спектакль. Чего ещё надо? Но я сейчас не рецензию пишу, а продолжаю эссе о путях развития современной оперы, и потому предвижу вопрос: ну а музыка-то там была?

Ах, да, в самом деле…

Конкуренция между оперными «ингредиентами»

Если композитор сейчас по случайности читает эти строки, то прошу его не сердиться на меня за последний легкомысленный пассаж. Я вовсе не хотел сказать им, что музыка «Холстомера» плохая. Будь она, на мой взгляд, плоха, я бы поленился о ней писать. Дело не в этом.

Так что же такое «Холстомер» с музыкальной точки зрения? Насколько я понял, Кобекин попытался написать «настоящую» русскую оперу с выраженным национальным колоритом, где есть место и лейттемам, и завершённым вокальным номерам, жанровая принадлежность которых разнообразна: это и «народные песни», и «бытовые романсы», и экстатические «обрядовые» песнопения в духе Римского-Корсакова или Стравинского. Более же всего лично мне понравился финал первого действия – дивная симфоническая картина ночной зимней дороги.

На первый взгляд, этот творческий подход кажется похожим на тот, который был описан мной в первой части этого эссе – а именно, на подход, использованный Андреем Тихомировым в опере «Дракула». И однако же есть существенная разница. При всех несомненных достоинствах оперы Кобекина я затрудняюсь представить себе такую картину: автор за роялем в течение трёх часов играет «Холстомера», а зал, затаив дыхание, слушает, что же будет дальше. С «Дракулой» же я это не только представляю, но и видел своими собственными глазами. Безусловно, любая опера очень выигрывает от постановки и может быть объективно оценена только на сцене театра. Однако партитура «Холстомера» - это в первую очередь саундтрек. Если, к примеру, про «Макбета» мы можем сказать, что это опера Верди по мотивам трагедии Шекспира, а про «Дракулу» - что это опера Тихомирова по мотивам романа Стокера, то «Холстомера» корректнее было бы назвать оперой Кислярова на сюжет Толстого с использованием музыки Кобекина.

Хорошо это или плохо? Само по себе не хорошо и не плохо, каждый случай уникален. В данном случае это было, как мне кажется, очень хорошо – мои слёзные железы тому свидетели. В конце концов, история оперного искусства знавала разные периоды. Бывало, что фамилия либреттиста печаталась на афише аршинными буквами, а композитор упоминался разве что мелким шрифтом. Бывало, что публика шла в оперу ради роскошных декораций или ради балетного дивертисмента. Безоговорочный примат музыки как главного ингредиента оперного спектакля установился только ко второй половине XIX в. И кто сказал, что это должно быть навсегда?

Спектакль «Холстомер» Камерного музыкального театра напомнил мне пресловутую кашу из топора, где роль топора играет, собственно, партитура. В данном случае это качественный, хорошо заточенный, красивый и прочный топор. Но вот вопрос: так ли сильно изменился бы вкус каши, если бы в неё положили какой-нибудь другой топор? Или вообще бы никакого топора не клали? Чтобы ответить на этот вопрос объективно, надо иметь возможность отведать этот «топор» без примеси прочих ингредиентов «каши» - иными словами, послушать оперу Владимира Кобекина в аудиозаписи или в концертном исполнении. Будет ли она производить такое же, ну или хотя бы сходное, впечатление? Не исключено, что нет. Но отсюда отнюдь не следует, что она плохая. Ведь в искусстве важен конечный результат, а здесь он потрясающий. Просто это другой вариант дальнейшего развития оперного искусства – с несколько уменьшенным «удельным весом» роли музыки, если сравнивать с классическими образцами жанра.

Впрочем, автор этих строк оставляет за собой право на ошибку. Например, в 1885 году А. П. Чехов писал о Русской частной опере Мамонтова следующее: «Случаются в жизни такие комбинации: есть желание курить, есть спички, есть гильзы, есть мундштук, но нет главного — табаку! Так и в новой опере: есть все, кроме певцов». А ведь речь шла о рождении одного из самых значительных явлений отечественной культуры рубежа XIX – XX столетий! И если уж Чехову было позволено так заблуждаться, то оставьте эту лазейку и мне. Возможно, что и я не смог сходу оценить всех достоинств кобекинской партитуры. Хотя найденные мною на YouTube отрывки из спектакля убеждают меня скорее в правильности моей оценки «удельного веса» различных «оперных ингредиентов» в «Холстомере». Что совершенно не мешает мне горячо рекомендовать эту замечательную постановку всем и каждому.

Также косвенно подтверждает мою точку зрения и другой любопытный факт. В имеющихся в Сети многочисленных рецензииях на премьеру «Холстомера» за редкими исключениями мало что говорится о музыке. Почти все рецензенты сосредоточены на постановке и исполнении, как если бы речь шла о «Травиате» какой-нибудь! А ведь это мировая премьера нового сочинения! Притом в одной из тех немногих рецензий, где анализу музыки всё-таки было уделено место, пишутся вещи довольно странные. Вот, например: «Грусть и гуманизм, пафос вечно обновляющейся жизни передают нам в сегодня привет из советских лет, и приверженцы классики такой "современной оперы" могут не опасаться». Во-первых, совершенно очевидно, что «грусть и гуманизм», равно как и «пафос вечно обновляющейся жизни» позаимствованы автором напрямую у Толстого, который, если мне не изменяет память, умер в 1910 году. При чём здесь «привет из советских лет»? А во-вторых, почему «современной оперы» кто-то вообще должен опасаться? И уж тем более «приверженцы классики» - то есть люди априори тонкие и образованные. Это что, такое оружие массового поражения – «современная опера»? До чего мы, простите, вообще дожили?!

На перепутье жанров

Современные костюмы, намекающие на стилистику молодёжных субкультур, выносливая и хорошо физически подготовленная «массовка», возросшая роль пластики и танца – всё это безошибочно узнаваемые черты не оперы, а другого жанра: мюзикла.

Музыка «Холстомера» при этом совсем не «мюзикловая», а подчёркнуто «академичная», несмотря на то, что автор обращается к различным пластам музыкальной культуры. Взять, например, одну из самых трогательных страниц оперы – романс Генерала «Жизнь наша в старости – изношенный халат» на стихи Вяземского. Драматургическое местоположение этого номера в спектакле выбрано идеально: так, чтобы пробрать слушателя до костей. И меня пробрало! Но когда я сравниваю своё впечатление от этого романса с теми ощущениями, которые испытал, впервые прочитав данное стихотворение Вяземского, то понимаю, что разница, в общем-то, не очень велика. Музыка здесь не столько добавляет новые смыслы, сколько не мешает воспринимать действительно замечательный текст. И у меня есть серьёзные сомнения относительно того, что музыка этого романса, без слов, могла бы сама по себе привлечь чьё-либо внимание.

Что же помешало композитору написать такой романс, который людям потом хотелось бы петь дома под гитару или под фортепиано, который бы они насвистывали, выходя из зрительного зала? Отсутствие таланта? Не похоже. Подозреваю, что автор «Холстомера» просто не позволяет себе растечься яркой и полнокровной мелодией из-за стремления оставаться в рамках «академической» музыки, из опасения, что получится «похоже на мюзикл».

Тщетная предосторожность! Публику всё равно не обманешь. Во время одной из наиболее экспрессивных и динамичных массовых сцен спектакля я собственными ушами слышал, как сидевшая впереди меня пожилая дама возбуждённо зашептала своей соседке: «Это как мюзикл, это уже совсем как мюзикл!» Эх, милые московские театральные старушки! Обвести вас вокруг пальца – пустая затея.

Постановщик спектакля Михаил Кисляров тоже пишет на сайте театра открытым текстом, что эта опера «по своей пластике, энергетике и обилию танцевальных номеров сродни мюзиклу». Можно добавить: и по своей режиссуре тоже. Спектакль «нарисован» броскими, широкими, даже в чём-то плакатными, мазками. Например, момент оскопления Холстомера в первом действии и момент его смерти во втором оба решены одинаково: публика на мгновение ослепляется мощным прожектором. Приём сильный, в прямом смысле слова яркий и в хорошем смысле слова грубый – под стать происходящему на сцене насилию. Но сама прямолинейность подобных решений – когда на зрителя воздействуют не через эмоции, а непосредственно через физиологию – обычно более свойственна именно «массовой» культуре.

Возможно, в истории музыкального театра начался новый этап, когда опера и мюзикл, долгое время существовавшие как бы «в параллельных мирах», стали сближаться, чтобы перенять друг у друга всё самое лучшее? Лично я бы это только приветствовал. В конце концов, сколько можно делать вид, что кока-кола и пепси – абсолютно разные напитки? Их производством занимаются разные люди, их продвигают на рынок с использованием несколько различных маркетинговых стратегий, да и форма бутылки тоже разная – не спутаешь. Но стоит налить их в одинаковые стаканы, и сразу же будет видно, что разница не так уж велика.

На примере двух услышанных мной осенью прошлого года современных (и, несомненно, удачных) опер – «Дракулы» Андрея Тихомирова и «Холстомера» Владимира Кобекина – эта нарождающаяся тенденция прослеживается очень чётко. Тихомиров, стремясь написать «настоящую», «каноническую» оперу, беззастенчиво пользуется «мюзикловыми» интонациями с целью обновления подыссякнувшего оперного музыкального языка. Кобекин как будто бы старается этого избежать, однако волей-неволей всё равно приходит к мюзикловости – только уже с другой, театральной, стороны. В обоих случаях получается очень хорошо. Реакция публики тому порукой.

Такое ощущение, что оперная музыка – это сегодня своего рода витязь на распутье. Перед ним расстилается огромное количество дорог, дорожек и тропинок и стоит такое же огромное количество дорожных указателей. Причём на всех этих указателях, направленных в разные стороны, написано одно и то же: «Мюзикл». И только на одном: «Смерть». Наверняка найдутся такие оперные фундаменталисты, консерватóрские ваххабиты и академические камикадзе, которые гордо воскликнут: «Уж лучше смерть, чем мюзикл!» Ну что ж, приятной вам дороги, господа! Только одна маленькая просьба: пожалуйста, не берите нас всех с собой.

На фото: мировая премьера оперы Владимира Кобекина «Холстомер». Автор фото — Иван Мурзин

0
добавить коментарий
ССЫЛКИ ПО ТЕМЕ

Владимир Кобекин

Персоналии

мюзикл

Словарные статьи

МАТЕРИАЛЫ ВЫПУСКА
РЕКОМЕНДУЕМОЕ