Моцарт и Арнонкур: это соединение несёт такой заряд духовной энергии, которым можно подпитываться ещё долго после приобщения к мызыкально-театральному действу с участием уникального маэстро. В Вене его творчество даже не принято обсуждать – имя Николауса Арнонкура почти обожествлено.

Внимание не только музыкантов, но и широкого круга венской публики сейчас привлечено к его проекту – постановке моцартовской трилогии – «Le nozze di Figaro», «Don Giovanni» и «Cosi fan tutte». Последнее название, по счастью, попало в орбиту моих венских впечатлений в начале марта. Это было полуконцертное исполнение в венском театре Ан дер Вин с минимумом физического театрального действия и максимумом смыслового наполнения музыкального текста. Весь театральный антураж – фон из цветных фотопортретов современных людей, в том числе и исполнителей спектакля, зеркала в рамах по бокам павильона, столик с шахматной доской, на которой Дон Альфонсо во время увертюры расставляет фигуры, несколько пультов для нот, несколько стульев.

Да ещё в первом действии с колосников спускаются нити с бумажными корабликами: это «флот», на котором уплывают юные обманщики. Феррандо и Гульельмо – в обычных костюмах, а переодевшись «в албанцев» остаются в белых рубашках с ярким красно-чёрным пятном на полгруди. Дон Альфонсо в смокинге и при бабочке, Дорабелла и Фьордилиджи в вечерних платьях, красном и фиолетовом, на Деспине короткая чёрная юбка, белая блузка с поясом изумрудного цвета. Красивая гамма. Хор в чёрно-белых концертных одеждах является в нужный момент и выстраивается, образуя каждый раз новую конфигурацию. Особого тайного смысла это разнообразие построений не несёт, но глазу приятно.

Что же касается смысла – про что, зачем и как – всё в пении и в оркестре. Весь Моцарт с его тонкой философичностью, простотой-сложностью психологических изгибов, мудрым знанием законов жизни и чудесным юмором – в звуках, музыкальной драматургии-режиссуре, которую подчёркнуто не торопясь творил маэстро.

Оркестр, согласно исполнительским традициям Арнонкура, аутентичен. Лишь струнные использовались современные, но безвибратный способ звукоизвлечения создавал эффект, адекватный старинному звучанию. Тем не менее, это совершенно не отдавало мёртвой архаикой. Просто красота звучания здесь совсем особая.

Короткий мотив-кредо, которому соответствует в опере текст «Так поступают все женщины» (читай шире – не прекословь природе), подано маэстро в увертюре достаточно жестко. Потом будет сколько угодно божественной лирики и трепетных эмоций, но кредо произнесено очень внятно и непререкаемо. И в дальнейшем оркестрово-вокальная ткань даже в самых что ни на есть dolcissimo сохранит благородную ритмическую упругость. А лирика, действительно божественная, лучшего слова не подберёшь, покорит колдовским очарованием и подарит настоящее блаженство. Прощальный квинтет «Adio» звучит в идеальном слиянии голосов и оркестра как в мареве грусти. Молодые пары прощаются не только между собой, но подсознательно с тем покоем, в котором, на самом деле, пребывали их души, не испытавшие настоящих страстей. Эту нежно-грустную негу продолжает ансамбль девушек и Альфонсо в сопровождении шелестящего оркестра – мягкого наката волны, уносящей то, что уже никогда не вернется.

У певцов Арнонкура совсем особая манера интонирования речитативов в сопровождении чембало – это в полном смысле слова secco. Сухой настолько, что почти имитирует речь, особенно у исполнителя партии Дона Альфонсо. Вначале такое просто ошеломляет, кажется, что на роль искусителя пригласили драматического актёра. Но вот Маркус Верба перешел к ариозному фрагменту: да нет, нормальный певец, с небольшим голосом, но отлично вокализирующий. Речитативы у всех персонажей звучат достаточно прагматично, но у Альфонсо это словно специально подчёркнуто.

Деспина – великолепное меццо Элизабет Кульман – кажется, вообще ничего не старалась играть, просто красивым голосом и всем своим существом констатировала ироничную умудрённость житейским опытом служанки-напертницы. И делала это так «вкусно», что иногда без труда отнимала лавры первенства у партнёров. Изображая лекаря и нотариуса, она легко переходила на октаву вниз, мастерски сохраняя при этом высокую вокальную позицию.

Гульельмо – Андре Шуэн, плотный бас-баритон - персонаж решительный, слегка насмешливый, но яростный на перепутье между новым сильным чувством и уязвлённой мужской гордостью. Трепетный романтичный тенор Феррандо – Петер Мауро – тоже выходил на эмоциональные взрывы большой мощности тогда, когда его порабощало непреодолимое желание вкупе с отчаяньем. Эти двое вертопрахов, оказывается, способны на очень сильные чувства, но как Арнонкур дозирует музыкальные страсти, выпуская их на свободу в хорошо просчитанных точках!

Мягко обволакивающее меццо Дорабеллы – Кати Драгоевич с первой арии выдавало нерастраченную чувственность героини, тогда как сопрано Фьордилиджи – Мари Эриксмоен поначалу казалось суховатым. Этой девушке надо было долго раскачиваться, чтобы выйти на вершину самораскрытия, и певица умело привела свою героиню к решающей фазе, постепенно расцвечивая голос новыми обертонами.

Концертный принцип исполнения, позволяющий певцам петь на сцене по нотам, обыгрывался деликатно и с чувством юмора (а в паре случаев прикрыл недоученность партий, что, нужно сказать, изрядно удивило). Исполнители то клали клавиры на пюпитры и действительно ими пользовались, то словно забывали о них, переходя к свободному эмоциональному общению. Иногда, «в такт» переживаниям, нервно листали страницы. Девушки, демонстрируя свою любовь, выходили на сцену с нотами, под прозрачной обложкой которых красовались портреты возлюбленных. По ходу дуэта Дорабеллы и Гульельмо юноша незаметно извлекал из-под обложки портрет Феррандо и подсовывал вместо него большое бумажное сердце. Словом, элементы театральной игры проникали ненавязчиво, но ощутимо. Однако главное действие было заложено всё же в музицировании. Как-то незаметно, через смену настроений, через шутливые интермедии, через контраст сухого речитатива и бесконечной, и при этом чистой инструментальной распевности маэстро всё подвёл к кульминации – финалу первого акта. И произошло главное событие: у героев проснулись подлинные эмоции, забурлила кровь, взбунтовалось тело. Возобладала природа.

А дальше пошла уже цепь развязок, сыгранных-спетых мастерски, с оттяжками, с абсолютно искренними, но тщетными попытками что-то повернуть вспять. Финал решён без всяких режиссёрских ухищрений: пары воссоединились в своём первоначальном составе, порядок обыденной жизни восстановлен. Но самым существенным в общем музыкально-действенном процессе оказалось то, как четверо молодых людей прошли через сомнения и страсти, муки ревности и уязвлённого самолюбия, через сильные любовные желания, достижения и одновременно разочарования. И как пройденный урок повлиял на них всех, кроме Альфонсо, для которого это была лишь шахматная партия.

Очевидно, что жизнь оказалась не бездумной комфортной прогулкой, какой представлялась молодым людям. И, похоже, к финалу они пришли довольно опустошенные. Сцена взаимного прощения и традиционный благостный финал звучали чуть формально и отстранённо. Хотя и совершенно блестяще по мастерству ансамбля, где торжествовал эффект удивительно гармоничного вплетения человеческих голосов как живых инструментов в общий оркестр жизни.

Автор фото — Herwig Prammer

Рекомендуем

• Опера на CD в интернет-магазине OZON.ru