Даже безнадежно больные музыкой Верди вряд ли знают наизусть оперу «Корсар». Вообще, при произнесении слова «Корсар», в воображении немедленно возникают сцены из одноименного балета, пользующегося огромной популярностью и неизменно доставляющего удовольствие публике. Оба произведения пошли от одного корня, одноименной поэмы Байрона, но связь между ними самая призрачная, и они вовсе непохожи.

«Корсар» в вердиевском наследии решительно opera minore, опера второстепенная. Написана в 1848 году, премьеру, состоявшуюся в Триесте, в театре, что ныне носит его имя, автор своим присутствием не почтил. Основной причиной были разногласия с издателем Лукка. Можно утверждать, что опера безнадежно канула в Лету. Популярностью пользуется один-единственный фрагмент, романс Медоры, совершенно удивительная, божественной красоты музыка. Ее записали многие известные сопрано. При внимательном прослушивании оперы стало ясно, что печальная судьбы «Корсара» незаслуженна. Опера не хуже и не лучше прочих сочинений Масэтро из Буссето периода «каторжных работ» и помимо романса Медоры в ней есть другие впечатляющие страницы, например, финал второго действия.

В нынешнем году «Корсар» вновь появился в Парме. И это не первое появление прочно забытого названия на пармской земле. За последнее десятилетие музыка оперы звучала в стенах двух театров, не только в Реджо, но и в крошечном театрике городка Буссето, рядом с которым в деревеньке Ле Ронколе Верди появился на свет.

Прокатываемый ныне на Вердиевском фестивале «Корсар» подписан именем ныне покойного Ламберто Пуджелли. Премьера состоялась в 2004 году, в году 2008 спектакль перенесли на сцену театра в Буссето. И вот возвращение на сцену театра Реджо благодаря любовной работе вдовы покойного мастера, Грации Пульвиренти. «Корсар» Пуджелли очень красив, и за минувшие годы нимало не утратил присущих ему блеска и лоска!

Сказочной красотой спектакль обязан постановочной команде в лице сценографа Марко Капуаны и художницы по костюмам Вере Мардзот. Вольно или невольно они апеллируют к оперному театру минувших эпох, создавая романтическое красочное зрелище, которое отсылает к мелодрамам, что некогда имели успех в театрах парижских бульваров. Дух приключений в духе Александра Дюма осеняет их работу. Но итальянцы вспомнят и произведения Эмилио Сальгари, которые уводят в мир путешествий по экзотическим странам.

Сцена в пармском «Корсаре» превращена а палубу корабля с непременным мачтами и парусами. Произведения живописи эпохи романтизма так и приходят на ум: паруса, словно надутые ветром, и паруса, в одночасье падающие, паруса, окрашенные в разные цвета (работа художника во свету Андреа Борелли непрестанно радует глаз и возбуждает фантазию зрителя), большие куски спадающей из-под колосников ткани, мягкие линии которых словно призваны чуть приоткрыть любопытным красоту обитательниц гарема. Элементы сценографии Капуаны на глазах зрителя превращаются в залы дворца Сеида, башню, тюрьму. Захватывают воображение белоснежные рубашки корсаров в сочетании с черным низом, многоцветные костюмы одалисок. Отличную работу проделал педагог по фехтованию Ренцо Музумечи Греко, который обучил артистов хора сражаться на саблях. Великолепный хор театра Реджо показал себя не только с вокальной, но и с актерской стороны.

Жаждущие погрузиться в мир романтических приключений, посмотреть спектакль под маркой «плаща и шпаги», да еще послушать полную огня музыку раннего Верди никак не могли не посетить «Корсара» в театре Реджо в Парме.

Если спектакль Пуджелли функционировал отлично и захватывал воображение, то происшедшее с составом исполнителей с полным правом можно было бы назвать «balletto», словом, которым в Италии обозначают все неожиданно меняющееся и неопреденное. Зрители, побывавшие на разных представлениях, видели, быть может, один спектакль, но слушали совершенно другой. Автору этих строк привелось видеть и слушать спектакль с Диего Торре в главной партии. На мексиканского тенора совершенно необходимо потратить несколько строк – во избежание возможного недоразумения.

Торре был заявлен в афише, но в премьерный вечер предстал в совершенно ужасной форме. Голос диктора объявил о болезни певца, замены которому не было. Торре кое-как допел спектакль. Публике премьеры явно не повезло.

На втором представлении на суд зрителей вышел Бруно Рибейра, тенор из серии «ничего особенного», но наделенный привлекательной сценической внешностью и в вокальном отношении переносимый. Когда автор (посетившая на третье представление) вошла в вестибюль театра Реджо, так все еще висела афиша с наклеенным поверх имени Диего Торре именем Бруно Рибейры. Но на сцену вышел Диего Торре, которого трудно спутать с кем-либо другим: этот тенор, к его несчастью, отличается не очень привлекательной внешностью.

И, странным образом, Диего Торре не просто достойно, а хорошо выступил в партии Конрада! Голос Торре – достаточно яркий тенор lirico spinto – звучал горячо и темпераментно. Певец прекрасно чувствовал романтически приподнятый стиль раннего Верди, его фразировка была продуманна, дикция отчетлива. За отдельные фрагменты партии и при выходе на поклоны публика наградила его заслуженными аплодисментами. Так что, если Диего Торре в чем и провинился перед нею, то полностью заслужил прощение. В непреходящее смущение повергла физическая форма певца: его объемы превосходят даже самое смелое воображение. Что бы ни делал этот Конрад, обнимал ли Медору, сражался ли с неверными, томился ли в цепях или карабкался по лестнице в финале,- все было безжалостно комично. Хотя в опере самое важное – пение, все же она еще и театр. Не может же, в самом деле, герой Байрона и Верди вызывать смех сквозь слезы...

Место первоначально заявленной в афише Паолетты Марроку, которую затем заменили на Вирджинию Толу, заняла Сильвия Делла Бенетта, которая явила убедительную Гюльнару, романтическую, влюбленную, отважную и героическую. Партия прозвучала достойно, хотя и не доставила особого наслаждения ушам: голос певицы суховат, жестковат, тембр не отличается красотой, а колоратура – точностью. Все же Делла Бенетта удостоилась искренних аплодисментов, которые, на взгляд автора, были заслуженными.

Джессика Нуччо в роли возлюбленной Конрада Медоры была первоначально заявлена в составе «Корсара» и осталась на своем месте. Наделенная physique du role певица очаровала нежностью, хрупкостью, создала у слушателя ощущение обреченности героини. Певица даже пленила музыкальностью и проникновенностью, но голос ее явно был жидковат, окрашен белесо, слишком хрупок.

Баритон Иван Инверарди в свою очередь занял место первоначально заявленного в афише болгарского певца Кирила Манолова. В роли паши Сеида Инверарди напоминал статую, которую скульптор высек одним ударом. Голос крупный, без труда летящий в зал, но слишком «прямой», однокрасочный.

В «балете» имен участвовал и дирижер Иван Франческо Чампа, вышедший на подиум вместо Алена Гингала. Он провел большую часть репетиций и, в конце концов, на афише стояло его имя. У дирижера никак нельзя было отнять темперамента и горячего стремления как можно лучше выполнить возложенную на него трудную задачу, но ведомый им оркестр часто шел по дороге, отличной от той, которой следовали солисты и хор. В исполнении «Корсара» возобладали размашистость и недостаток выделки.

Пармский «Корсар» издания 2015 года родился под не слишком счастливой звездой. Но по ходу дела сиявшая над ним звездочка разгорелась и послала немного волшебного света тем, кто следил за ней с земли.

Рекомендуем

• Опера на CD в интернет-магазине OZON.ru