Какое странное чувство осталось после вчерашнего спектакля в Ковент-Гардене! Как кто-то иронично поделился своим впечатлением: «Все было хорошо. До того, как начали петь!». Что-то в этом более чем категорическом замечании было верным, но кое-что и нет. Это было второе возобновление постановки парижской редакции «Тангейзера», осуществленной британским режиссером Тимом Албери в 2010 году.

Увертюра – самый узнаваемый музыкальный фрагмент оперы – была сыграна великолепно, эмоционально, возвышенно, на одном дыхании, также энергично и зажигательно прозвучала контрастная музыка венериной оргии, стремительный танец, достаточно оригинальная и вполне пристойная (особенно, если помнить, что речь идет о вакханалии) хореография (Жасмин Вардимон). Длинный стол, покрытый скатертью, был единственным предметом на сцене, служившим своеобразным местом для повторяющихся перекатываний женских и мужских полуобнаженных тел, ложем для любовных игр. Так была обозначена главная тема сюжета предстоящей оперы: любовь возвышенная и любовь земная, плотская, проигравшая в итоге сражение за душу главного героя.

Мне понравились идеи режиссера и сценографа (Майкл Ливайн), реализованные в первом акте, где грот Венеры размещался за бархатными кроваво-бордовыми кулисами – слегка уменьшенной копией реального позолоченного портала сцены Ковент-Гардена и его же роскошного с вышитыми позолотой гербами и вензелем занавеса. Отличие состояло только в том, что по всему основанию грота-занавеса, возвышавшего немного над уровнем обычной сцены, светился ряд огней.

Стол со скатертью оставался на сцене, но под углом, как бы находясь на двух уровнях. Однако, с появлением богато убранной кровати, на которую медленно подали лепестки роз, картинка чувственной роскоши была завершена. Венере, молодой, знойной, несмотря на ее страстные мольбы не удалось завлечь стареющего, пресытившегося, тяжелого (это – то, что я вижу на сцене) Тангейзера, затосковавшего вдруг о цветущей зелени, пении птичек, звоне колокольчиков. И – она его отпускает!

Но далее трактовка Тима Албери расходится с оригиналом, хотя и эта часть до поры до времени не вызывает отторжения. На минуту опускается основной занавес, а после мы вдруг видим округлое (благодаря световому эффекту) серо-черное пространство сцены, а вместо цветущей долины – одинокое, в световом пятне, зеленое деревцо. Песня пастушка, и так далее – пока еще по либретто. Однако не очень приветливый мир встретил нашего героя.

И вот затем началось то, что вызывало, по меньшей мере, удивление, потому что мы вдруг понимаем, что Тангейзер, вернувшись в мир людей, попадает, по сути, в зону боевых действий, где среди обломков видны остатки Вартбурского дворца. Не сразу, а только спустя какое-то время, приглядевшись, я вдруг поняла, что это вовсе не развалины храма или дворца, это, скорее, – развалины грота Венеры, который, судя по всему, был своего рода неким оперным театром, возглавляемым ею!?

Когда же на сцену вывалилась толпа людей, беженцев, одетых в серо-черные одежды и охранников с «калашниковыми» наперевес, глухое раздражение уже трудно было скрыть. Приехали! Добро пожаловать! Современный мир – во всей своей красе! Только причем здесь конфликт между плотью и духом? Где борьба иллюзии и реальности в искусстве? В общем, посыл в современность показался мне совершенно избитым клише, грубым и неоправданным вторжением в сюжет оперы, и без того противоречивый, что, наверное, и побудило самого Вагнера в конце жизни признаться в нелюбви к своему детищу.

В интерпретации Албери второй акт оставил странное гнетущее ощущение: одно диссонировало с другим. Текст не сходился с картинкой, песенное состязание о любви романтической и плотской с паломниками-беженцами, которых охраняли люди с автоматами? Да, иных забот у последних, словно, и не существовало.

Третий акт не изменил расстановку сил. Припорошенная легким снегом та же разруха, но только в меньшем количестве, босоногая Елизавета, верный Вольфрам, наблюдающей за ней, вновь толпа беженцев, столь же босоногий Тангейзер…Новое крошечное деревцо, посаженное в снег, и… зазеленевшее.

* * *

Как это часто бывает в наше время, в музыкальном и вокальном отношении все доставило больше удовольствия, хотя и здесь далеко не все было безупречно.

Трактовка вагнеровской музыки (дирижер Хартмут Хенхен) выглядела чересчур динамичной, темпы быстрые – опера закончилась даже раньше предполагаемого времени. Все это оказалось совершенно несравнимым с впечатлением от спектакля, которым дирижировал Семен Бычков в 2010 году. Некоторые из более лирических эпизодов потерялись в интерпретации немецкого дирижёра, особенно хор паломников.

Пение – очень разное. В главной роли немецкий тенор Петер Зeйферт впечатляет своей выносливостью, но его голос трудно назвать красивым, он весьма изношен и хрипловат, хотя в нем еще и присутствует мощь.

Вольфрам фон Эшенбах (немецкий баритон Кристан Герхаер) мне понравился значительно больше. Он однозначно произвел впечатление и на зрителей, чьи аплодисменты ему были самыми выразительными в этот вечер. Певец внимателен к нюансам текста и музыкальной интонации, чувствуется, что он великолепно знает свое дело.

Венера в исполнении французской меццо-сопрано Софи Кох заманчива в своем открытом жгучем черном платье, в ее голосе чувствуется богатый, шелковистый тон. Но дикция певицы и четкость оставляют желать лучшего.

Британское сопрано Эмма Белл (Елизавета) – полная противоположность Венере, невинность ее не только в белом платье, но и в чистоте тона, богатом на оттенки. Она – благородна и убедительна.

Рекомендуем

• Опера на CD в интернет-магазине OZON.ru