«Свадьба» для народа

Премьера «Свадьбы Фигаро» в Белорусском театре оперы и балета

Премьера «Свадьбы Фигаро» в Белорусском театре оперы и балета
Оперный обозреватель
В предпремьерных интервью белорусским средствам массовой информации Михаил Кисляров рассказал, какой он видит новую «Свадьбу Фигаро» на минской сцене: «Во-первых, мы полностью доверились композитору, а его талант исключает скуку. Спектакль не будет ни эстетским, ни вычурным. Здесь ничего не надо приукрашивать или усложнять. Музыкальная драматургия Моцарта самодостаточна, нужно только ее раскрыть. Во-вторых, я хочу, чтобы спектакль получился живым, чтобы на сцене персонажи были полнокровными, выразительными, не ходульными, а настоящими». Не обошлось и без «сюрпризов». В этот раз Большой театр Беларуси отошёл от сложившейся в последние десятилетия практики исполнения оперы на языке оригинала, и в «Свадьбе Фигаро» решено было петь по-русски. О некоторых трудностях, связанных с обращением к русскому тексту, в предпремьерных интервью упоминали как солисты, так и дирижер-постановщик Олег Лесун. Однако театр пошел на такой эксперимент, чтобы сделать понятным творение Моцарта не только ограниченному числу оперных эстетов, но и широкому кругу театралов и таким образом привлечь новых поклонников оперного искусства.

Национальный академический Большой театр оперы и балета Республики Беларусь открыл свой 84-й сезон премьерными показами «Свадьбы Фигаро» Моцарта. Это не первое обращение минской оперной труппы к шедевру австрийского композитора, так, в 1980 году был поставлен спектакль, который шел на белорусской сцене более 30 лет.

1/2

Над новым сценическим воплощением «Свадьбы Фигаро» работала российско-белорусская команда постановщиков в составе режиссера Михаила Кислярова (главный режиссер Московского Камерного музыкального театра им. Б. А. Покровского), дирижера Олега Лесуна, хормейстера Нины Ломанович, российских художников Олега Скударя (сценография), Ольги Ошкало (костюмы) и Владимира Ивакина (свет).

В предпремьерных интервью белорусским средствам массовой информации Михаил Кисляров рассказал, какой он видит новую «Свадьбу Фигаро» на минской сцене: «Во-первых, мы полностью доверились композитору, а его талант исключает скуку. Спектакль не будет ни эстетским, ни вычурным. Здесь ничего не надо приукрашивать или усложнять. Музыкальная драматургия Моцарта самодостаточна, нужно только ее раскрыть. Во-вторых, я хочу, чтобы спектакль получился живым, чтобы на сцене персонажи были полнокровными, выразительными, не ходульными, а настоящими».

Не обошлось и без «сюрпризов». В этот раз Большой театр Беларуси отошёл от сложившейся в последние десятилетия практики исполнения оперы на языке оригинала, и в «Свадьбе Фигаро» решено было петь по-русски. О некоторых трудностях, связанных с обращением к русскому тексту, в предпремьерных интервью упоминали как солисты, так и дирижер-постановщик Олег Лесун. Однако театр пошел на такой эксперимент, чтобы сделать понятным творение Моцарта не только ограниченному числу оперных эстетов, но и широкому кругу театралов и таким образом привлечь новых поклонников оперного искусства.

Насколько это решение отразится на наполняемости зала во время исполнения «Свадьбы Фигаро», покажет время. Отмечу лишь, что до сих пор количество минской публики, приходившей в театр, никак не зависело от языка, на котором исполняется та или иная опера. Кроме того, театр оборудован удобной бегущей строкой, поэтому нет и речи о непонимании публикой того, о чем поют артисты. Даже если опера исполняется на русском (или белорусском) языке на бегущей строке все равно представлены русские и английские субтитры. Именно так было и на премьерном показе «Свадьбы Фигаро».

Если оценивать результаты работы постановочной команды, то спектакль со стилизованными декорациями в бело-зелено-голубых тонах получился достаточно традиционным, хотя и не без остроумных деталей, отсылающих зрителя к более современным реалиям. Чего, например, стоит объяснение плана послать на свидание с графом переодетого в женское платье Керубино, где в качестве наглядного материала Фигаро использует карту сада, на которой клубнями картофеля (привет легендарному фильму «Чапаев») и яблоком обозначает стратегически важные точки. Также интересным режиссерским решением является активное включение пространства оркестровой ямы и музыкантов в действо, разворачивающееся на сцене.

Во время судебного разбирательства дела Марцелины против Фигаро участниками оперного спектакля становятся и зрители в зале, которых судья-заика дон Курцио возгласом «Встать! Суд идет!» поднял на ноги. Реплика графа «Все должны сесть!» также заставила улыбнуться благодаря своей двусмысленности.

Возвращаясь к декорациям, следует отметить, что иногда решение отдельных сцен выглядело слишком уж минималистично. Создается впечатление, что на сцене не хватает некоторых вполне естественных для графского дома предметов интерьера. Например, во втором действии оперы, которое разворачивается в комнате графини Альмавивы, вполне уместным был бы небольшой туалетный столик, секретер или бюро Розины. Вместо этого присутствовала конструкция из четырех белых цилиндров, изображающих кресло и стол одновременно. Проблема не в том, что интерьер комнаты графини практически полностью повторяет интерьер комнаты Фигаро и Сюзанны с огромной кроватью в центре, все мы прекрасно понимаем и принимаем степень условности театральных декораций. Она в другом – графиня Альмавива «прячет» важные для развития сюжета оперы вещи (записка с песенкой Керубино, ключ от кабинета, в котором скрывался юный паж, а затем Сюзанна) просто на полу, так как положить их ей больше некуда. Можно возразить, что это придирки к второстепенным мелочам, но так ли эти мелочи несущественны, если на них обращаешь внимание.

При всех режиссерских находках и решениях после посещения премьерного показа «Свадьбы Фигаро» возникает ощущение, что перед нами спектакль, рожденный на рубеже 90-х годов прошлого века, когда смелые или фривольные шутки на сцене были уже позволительны (например, все сплошь «беременные» или с младенцами на руках крестьянки во время исполнения хора, славящего графа за отмену феодального права первой брачной ночи, или фонтан а-ля «Писающий мальчик» в графском парке и т. д.), а вот петь оперу на языке оригинала еще не было принято.

Решение исполнять оперу по-русски, бесспорно, отразилось на общем эстетическом впечатлении от новой постановки. Если оркестр под управлением Олега Лесуна в увертюре обещал моцартовскую изящность, легкость и игривость, то русский текст, наоборот, в отдельных местах оперы как бы противился этому и утяжелял творение великого австрийца. Это проявлялось в несколько более медленных темпах исполнения некоторых арий, в словесной «каше во рту», когда русский текст необходимо было пропевать достаточно быстро (возможно ли вообще фразу типа «все предписания, узаконения, постановления и полицейские предупреждения…» и подобные ей спеть в быстром темпе да еще и с четкой дикцией?), и связанных с этим незначительных расхождениях солистов с оркестром. И дело здесь вовсе не в недостаточной подготовке труппы или неспособности артистов приспособиться к исполнению оперы-буфф. Несколькими годами ранее солисты более чем успешно освоили итальянский текст, репетируя буффонного «Севильского цирюльника», правда, тогда пришлось прибегнуть к помощи коучей.

Возникает закономерный вопрос – надо ли в угоду «широким народным массам» жертвовать эстетической составляющей? Что важнее: чтобы публика лишний раз хихикнула, услышав ту или иную реплику речитатива, или получила (насколько это возможно) максимально полное впечатление об опере, где язык оригинала играет далеко не последнюю роль для понимания замысла композитора и, главное, ощущения стилистики произведения?

Тем не менее, каковы бы ни были достоинства и недостатки постановки, успех (или неуспех) оперного спектакля в значительной степени зависит от солистов. Хотя опера и называется «Свадьба Фигаро», центральной фигурой премьерного показа стал не камердинер графа, а его прелестная невеста Сюзанна, которую исполнила Ирина Кучинская. Партия идеально подошла солистке, и это неудивительно, поскольку Кучинская обладает прекрасными внешними данными, актерским темпераментом и подвижным полетным голосом, индивидуальная окраска которого хорошо подходит для исполнения партий в операх Моцарта.

Под стать Сюзанне была и графиня Альмавива, образ которой воплотила на сцене Татьяна Гаврилова. Здесь также можно говорить о совпадении требований, предъявляемых к партии, и природных данных солистки. Следует отметить, что тандем Кучинская – Гаврилова очень гармоничен, поскольку их голоса не только хороши сами по себе, но и удачно сочетаются друг с другом (не говоря уже о сходстве внешних данных). В этом плане показательным стал дуэт из третьего действия оперы, в котором голос одной героини мягко и нежно вторит голосу другой.

Фигаро в исполнении баса Германа Юкавского (солист Камерного музыкального театра им. Б. А. Покровского) получился ярким, горячим, возможно, не столь уж хитроумным, зато ужасно ревнивым. Правда, иногда казалось, что с актерской точки зрения солист пережимает в выражении эмоций (выкрикивания в речитативах, не всегда уместное форсирование звука). Также вызвало недоумение слишком яростное исполнение арии «Мальчик резвый…» (маловероятно, впрочем, что на премьерном показе солист решил продемонстрировать свое видение знаменитой арии, а не выполнял режиссерскую задачу). Да, Фигаро не очень приятно, что вокруг его Сюзанны увивается не только граф, но и Керубино, однако сомнительно, что Моцарт, кроме легкой насмешки над изнеженным пажом, вкладывал в эту арию какие-то более сильные и разрушительные эмоции.

Выбор Владимира Громова на роль графа Альмавивы выглядит закономерным, поскольку и в этом случае следует признать, что природа певца полностью соответствует тем требованиям, которые необходимы для исполнения данной партии. Возможно, это всего лишь мимолетное ощущение, но показалось, что характер графа, все же, ярче раскрылся в тех сценах, где он ревновал собственную жену (незабываемо «взламывание» двери с помощью топора), а не ухаживал за ее камеристкой. Сюзанна для него – всего лишь средство, чтобы поддерживать необходимый накал чувств семейной жизни.

К творческим удачам можно отнести также исполнение Мариной Лихошерст партии Керубино. Солистка убедительно перевоплотилась в угловатого, несколько неуклюжего, но при этом влюбленного во всех женщин замка пажа. Вокальная составляющая образа, включающая две замечательные арии «Рассказать, объяснить не могу я» и «Сердце волнует», безусловно, доставила зрителям эстетическое удовольствие.

Как уже отмечалось ранее, Михаил Кисляров стремился сделать всех героев оперы «полнокровными, выразительными, не ходульными, а настоящими». Действительно, многие второстепенные персонажи получились забавными и запоминающимися: зловещий Бартоло (Олег Мельников), жеманный Базилио (Янош Нелепа), худосочный судья-заика дон Курцио (Александр Жуков), добродушный садовник-пьяница Антонио (Александр Кеда). А вот образы гром-бабы Марцелины (Марина Аксенцова) и особенно сексуально озабоченной Барбарины (стажер театра Маргарита Левчук) получились слишком утрированными. Именно из-за такой трактовки образа небольшая каватина Барбарины «Уронила, потеряла» утратила свою грациозность.

Хотя хоровая партия в опере Моцарта не столь масштабна, артистки и артисты хора театра заслуживают самых теплых слов. Конечно, в «Свадьбе Фигаро» хор предстал в сокращенном составе, но интересно, что участники этого состава были все как на подбор: голосистые, артистичные, молодые, а женщины – так просто красавицы.

0
добавить коментарий
ССЫЛКИ ПО ТЕМЕ

Свадьба Фигаро

Произведения

МАТЕРИАЛЫ ВЫПУСКА
РЕКОМЕНДУЕМОЕ