210-летию Пушкина

210-летию Пушкина
Оперный обозреватель

Случившийся в июне сего года некруглый юбилей со дня рождения Александра Сергеевича Пушкина в родном городе поэта по оперному ведомству отметили двумя мероприятиями – исполнением рахманиновского «Алеко» под открытым небом и «Евгения Онегина» Чайковского в филармонических стенах. По сравнению с «вакханалией» десятилетней давности, когда праздновалось 200-летие поэта, нынче отметили весьма скромно. Но дело даже не в масштабах: качество предлагаемых мероприятий (правда, по разным параметрам), увы, оставляло желать лучшего.

«Цыганскую» оперу юного Рахманинова давали в царской усадьбе Измайлово: в режиме open-air, так модном на Западе, но еще практически совсем неосвоенном в России.

Постепенно в этом направлении пытаются что-то делать – прошлым летом вполне удачным проектом стало исполнение «Майской ночи» Римского-Корсакова в подмосковном Архангельском (РНО п/у М. Плетнева, московские и питерские солисты). Однако по уровню организации мероприятия этого года было вполне очевидно, что находимся мы в этом деле еще на самом начальном этапе.

Весьма скромная реклама проекта в столице кажется более, чем странной, поскольку показ «Алеко» позиционировался организаторами (согласно пресс-релизу) не больше и не меньше как начало «масштабной программы по созданию Национального центра оперного искусства России и фестиваля на открытом воздухе “Империя оперы”». Для такой амбициозной заявки в реальности было мало что сделано. Если вы точно не знаете, где находится музейный комплекс Измайлово, на территории которого проходило мероприятие, то найти его самостоятельно – дело безнадежное: ни одного рекламного щита, ни одного указателя в округе избранной площадки найти не удалось. Количество посадочных мест для публики, предложенное организаторами, было как минимум в три раза меньше числа желающих, посетивших оперное представление. Положительным моментом был, конечно, свободный доступ, однако были и издержки такого решения: помимо огромного наплыва желающих, явно превысившего возможности принимающей стороны, в публике оказалось много совершенно случайных людей, которые и вели себя соответствующим образом, откровенно мешая артистам и заинтересованной части зрителей. Еще одна большая проблема – это звук. В отличие от стран Средиземноморского бассейна, где повсеместно разбросаны античные амфитеатры с прекрасной естественной акустикой, в России нет подобных готовых сценических площадок. Поэтому использование подзвучки неизбежно. Качество ее, увы, оставляет желать лучшего – то зафонит что-то, то заскрежещет, одного певца слышно так, что хоть уши затыкай, другой поет совсем мимо микрофона и т.п.

Исполнение «Алеко» было заявлено как концертное, но все-таки в нем наблюдался значительный элемент театрализации: цыганский табор (Национальный русский балет «Возрождение» под руководством Валерия Онучина) перемещался среди толп зрителей на повозке, запряженной настоящим гнедым конем, все солисты были одеты в соответствующие эпохе костюмы (от Наталии Коковиной и Людмилы Деркач), во время своего пения они пытались выстраивать какие-то мизансцены, а Земфира и Молодой цыган – еще и участвовать в танцах. Но отсутствие настоящей режиссуры сказывалось: певцы были предоставлены сами себе и лицедействовали в силу своего умения. Особенно это самодеятельно получалось у тех из них, кто имеет мало реальной театральной практики.

Музыкальное воплощение рахманиновского опуса взял на себя Валерий Полянский с коллективами своей Симфонической капеллы. Полянский уже достаточно давно и методично осваивает оперный жанр: здесь случаются и не слишком удачные проекты (например, «Онегин» этой зимой, о чем писал наш журнал), но бывают и работы, сделанные на вполне достойном уровне. «Алеко» можно отнести к последним: несмотря на проблемы акустического характера можно было расслышать красивый звук хора и вполне добротную игру оркестра, экспрессию и динамику в трагедии «русского веризма». Удачен в целом на этот раз и подбор солистов, что для проектов Полянского скорее исключение. В заглавной партии очень убедителен был Павел Баранский, поющий в основном в европейских театрах: его голос не слишком красив, имеет несколько характерное звучание. Однако чувствуется, что перед вами – крепкий профессионал: вокальный образ сделан полноценно, певец грамотно распределяет голосовые ресурсы, его пение выразительно, а слушать его в целом интересно. Мариинская дива Татьяна Павловская - красивая молодая женщина, яркая и темпераментная, что для образа Земфиры просто находка. Пение Павловской нередко вызывает нарекания критики вымученным, неинтересным, а порой и придавленным звуком, но как раз партия молодой цыганки легла на ее голос как нельзя удачно, звучала она вполне достойно, а владение телом, естественная пластика и умение держаться на сцене сделали ее героиню по-настоящему привлекательной. Очень хорош был вокально солист капеллы Олег Долгов (Молодой цыган) – яркое пение, отлично взятые верхние ноты, в том числе в коронной песне. Однако сценически артист совершенно неубедителен, даже неуклюж – театрального опыта ему явно не хватает: все сыграно дежурно, трафаретно, местами даже малопрофессионально. Добротным профессионализмом и качественным вокалом порадовали самарец Андрей Антонов (Старик) и геликоновка Лариса Костюк (Старая цыганка): их небольшие партии не стали проходными, а, напротив, очень запоминающимися.

К «Онегину» в концертном исполнении в этом году Московская филармония обращается уже во второй раз, что не может не удивлять: будто не идет самая популярная русская опера во всех столичных театрах, будто нет из оперной пушкинианы чего-то более эксклюзивного. Однако, по-видимому, филармония все же права: публике хочется слышать именно «Онегина» еще и еще – Концертный зал имени Чайковского был набит под завязку и в этот раз. В самый день юбилея, 6 июня, «Онегин» прозвучал в исполнении Симфонического оркестра России под управлением Марка Горенштейна и московско-питерской команды солистов.

Начну с плохого. Самым неприятным оказались многочисленные купюры в до боли известном каждому произведении: «Онегин» был искромсан маэстро Горенштейном изрядно. Пропали не только многие диалоги, реплики, фразы, подчас очень немаловажные с точки зрения драматургии целого: опера лишилась и двух второстепенных действующих лиц – Ротного и Зарецкого. Цель сего оскопления так и осталась загадкой для вашего покорного слуги, поскольку опусу был придан не динамизм, а поспешность – ничем иным, как желанием прогнать оперу поскорее объяснить такую сомнительную редактуру невозможно. Второй неприятный момент – это собственно оркестровая игра и интерпретация дирижера. Звук первого по статусу симфонического коллектива страны - жесткий, грубый, настырный, тяжелый и совершенно невыразительный. Темпы, ферматы и динамические акценты Горенштейна вызывают недоумение, но еще большее недоумение вызывает контакт между ним и оркестрантами, вернее его отсутствие: не раз за вечер приходилось видеть картину, когда маэстро выделывал за дирижерским пультом совершенно немыслимые пластические кульбиты, а оркестр, тем не менее, вступал лишь через несколько секунд, как бы спохватившись, что вообще-то уже пора бы и играть. Не назовешь Горенштейна и чутким аккомпаниатором для вокалистов: за это, впрочем, критиковать его стоит, может быть, менее всего, ибо преимущественно он – дирижер симфонический, в оперу наведывается нечасто.

Подбор вокалистов также вызывает вопросы. Наибольшее недоумение – Андрей Телегин в партии Гремина: сомнительный по амплуа (едва ли полноценный бас, скорее низкий баритон) певец звучал не слишком-то профессионально, его исполнительская манера больше подошла бы для сельского дома культуры, чем для сцены столичной филармонии. Остальные солисты таких явных нареканий не вызывают: у каждого есть свои плюсы и минусы. Поющая в Европе выпускница Парижской консерватории Екатерина Годованец (Татьяна) и статью, и голосом сильно напоминала юную Ольгу Гурякову десятилетней давности: безупречная фигура сочеталась с несколько напряженным звучанием. Годованец была наиболее артистичной из всего состава протагонистов, ее интерпретация образа пушкинской Татьяны, безусловно, заслуживает внимания, а технические навыки, особенно истаивающие пиано, даже восхищения. Хотелось бы пожелать певице большего эмоционального самоконтроля: слишком натуральные переживания ее героини иногда мешали собственно качественному саунду, что особенно было заметно в финальной сцене объяснения с Онегиным. Мариинский академист Дмитрий Воропаев (Ленский) отлично владеет своим инструментом, беда только в том, что инструмент по своим тембральным характеристикам – совсем не для первых ролей: характерное звучание его тенора лишало героя Воропаева всякой романтики, а иногда и неприятно резало слух. Онегин Владислава Сулимского, мариинца, ныне прочно прописавшегося в Большом, оказался более чем предсказуем: добротно, профессионально, но без искры. Крепким, практически безупречным профессионализмом отличалось исполнение небольших (особенно после купюр Горенштейна) партий тремя московскими солистками. Ирина Долженко сумела создать игривый образ легкомысленной Ольги, хотя некоторые ее фразы звучали уж слишком академично. Абсолютно на своем месте были Ирина Рубцова (Ларина) и Маргарита Некрасова (Филиппьевна). Валентин Суходолец (Трике) был очень органичен в своем небольшом, но эффектном выходе, однако его верхний регистр оставляет желать лучшего.

В целом же данное исполнение пушкинской оперы вызвало не меньшее разочарование, чем интерпретация Валерия Полянского за полгода до того, что еще раз подтверждает: сколько не играют у нас «Онегина», а по-настоящему достойно исполнить хрестоматийную классику совсем не просто. Вот такими они получились - пушкинские дни 2009 года.

0
добавить коментарий
МАТЕРИАЛЫ ВЫПУСКА
РЕКОМЕНДУЕМОЕ