Музыкальная гастрономия

На Тирольском фестивале в Эрле

Ирина Сорокина
Специальный корреспондент
Воистину прелестный «Дон Жуан», легкий, нежный и страстный. Австрийский Sacher-торт или итальянское tiramisu? Пусть ваши вкус и воображение подскажут вам гастрономическую параллель. Очень простой, если не аскетичный «Дон Жуан» с точки зрения оформления и режиссуры, почти несуществующей (самого Маэстро Куна). Драпированный элегантными складками задник, чем-то напоминающий о торжественных концертах советского времени, подсвеченный различными цветами, чаще всего нежными. Минимум сценических элементов: лестница, пилястры (сценограф Ян Хакс Халама). Единственная запоминающаяся вещь: огромный белый шар, спускающийся с потолка и вписанный в открытый куб (смысл шара в кубе остался неясным). Все остальное – отличный состав солистов (почти все молодые), подходящий к ролям вокально и физически, выше всяких похвал оркестр.

И этой зимой то же путешествие из Италии в Австрию, рискующее стать ритуалом: Верона-Бреннеро-Инсбрук-Куфштайн-Эрль на автомобиле. Все это проделывается ради места, для кого-то ничем не примечательного, а для кого-то (автор среди них) волшебного: крошечной деревушки под названием Эрль, что на самой границе австрийского Тироля с Баварией. В Эрле две тысячи душ и два театра, дело невиданное! Первый – не настоящий театр, а здание, построенное для представлений Страстей Христовых, разыгрываемых здесь с незапамятных времен раз в четыре года. В течение многих лет белая раковина у подножия величественной Кайзеровой горы служила приютом для выдающегося австрийского диржера Густава Куна, который ставил здесь оперы (среди них полный цикл «Кольца Нибелунгов») и дирижировал ими. Год назад Куну и его артистам был сделан роскошный подарок: рядом со зданием Пассионшпильхауса вырос настоящий современный театр с потрясающей акустикой.

1/7

Автор была уверена, что «Дон Жуан» - это первое восхитительное блюдо музыкального ужина, который предложили публике в Эрле. Но показанная на следующий вечер «Тоска» опровергла это предположение: спектакль был столь спорен, а, если говорить искренне, неважен, что «Дон Жуана» можно было сравнить с восхитительным десертом, а пуччиниевскую оперу – с первым и неудачно приготовленным блюдом, переваренными и слипшимися тортеллини, возможно...

Воистину прелестный «Дон Жуан», легкий, нежный и страстный. Австрийский Sacher-торт или итальянское tiramisu? Пусть ваши вкус и воображение подскажут вам гастрономическую параллель. Очень простой, если не аскетичный «Дон Жуан» с точки зрения оформления и режиссуры, почти несуществующей (самого Маэстро Куна). Драпированный элегантными складками задник, чем-то напоминающий о торжественных концертах советского времени, подсвеченный различными цветами, чаще всего нежными. Минимум сценических элементов: лестница, пилястры (сценограф Ян Хакс Халама). Единственная запоминающаяся вещь: огромный белый шар, спускающийся с потолка и вписанный в открытый куб (смысл шара в кубе остался неясным). Все остальное – отличный состав солистов (почти все молодые), подходящий к ролям вокально и физически, выше всяких похвал оркестр.

В титульной роли был заявлен известный итальянский баритон Лучо Галло. Певец с огромным опытом и впечатляющим послужным списком выступил очень достойно, но функционировал меньше всех. Галло явил Дон Жуана весьма разумного и спокойного, этакого достойного синьора почтенного возраста в очках от дальнозоркости (приступая к атаке очередной дамы, он их снимал), без намека на сокрушительную эротическую силу легендарного соблазнителя. Автор предпочла бы в этой роли Алессандро Луонго или Ильдебрандо д’Арканджело. Партия была спета очень ровно и очень корректно, но дыхание ни от одного, даже самого знаменитого фрагмента не перехватило.

Все остальные солисты были один лучше другого. Особенно выделилась пара Церлина-Мазетто, грузинская певица Софи Горделадзе с голосом ясным, мягким и сияющим и очень милая и трогательная актриса, и Фредерик Бальдус, с голосом красивого тембра, отчетливо поданным словом, наделенный комическим даром и особенной способностью быть убедительным и обаятельным в ролях «простаков».

В роли Донны Анны выступила наша соотечественница Анна Принцева, явив яркий драматический темперамент, хотя ее красивому голосу порой недоставало плотности. Ее кавалер Дон Оттавио, Фердинанд фон Ботмер, обнаружил несомненную стилистическую корректность, но разочаровал самим голосовым материалом: ничем не выдающийся тембр, сухость и однообразие красок.

Видели ли вы когда-нибудь японского артиста в роли Лепорелло? В Эрле автору довелось пережить этот опыт в первый раз. Ясуши Хирано показал владение моцартовским стилем и безупречную верность акцентов, не говоря уже об умении носить костюм и влезать в шкуру изображаемого персонажа. Жаль, что звукоизвлечение Хирано полностью лишено мягкости, заглублено,- единственная ложка дегтя в бочке меда!

Сабина фон Вальтер с честью вышла из трудной баталии, коей является длинная и трудная партия Донны Эльвиры. Корректным Командором предстал Йоханнес Шмидт.

Оркестр, ведомый Куном, всегда на высоте, и на трудно достижимой высоте был он и в этот вечер. Увертюра приковала к себе уши слушателей роскошным контрастом между торжественным вступлением, звучавшим подобно трубам ангелов, и радостной, динамичной и не лишенной иронии быстрой частью. Порой шикарное, чрезмерно богатое звучание оркестра покрывало голоса певцов, но Кун быстро «выправился» и нашел необходимое равновесие. Слушателям были подарены воистину яркие эмоции, от нервного и почти шокирующего драматизма до восхитительной нежности.

Отлетел в темные небеса Эрля с его поразительно сверкающими звездами «Дон Жуан», и на следующий день в театре играли пуччиниевскую «Тоску». Уже нетерпеливое жужжание настраивающихся инструментов до открытия занавеса настораживало. Это уже был почти пир для ушей: если струнные и духовые звучали так плотно, так насыщенно, всего лишь настраиваясь, что же ждало нас дальше? А нас ждала весьма странная «Тоска», в которой поразительное, великолепное звучание оркестра почти полностью потопило певцов, никто из которых и так-то не был наделен крупным голосов. Кун явил «Тоску» мощную, энергетически заразительную, каждая нота была значительна и сыграна с каким-то особенным вкусом. Странно, что такой крупный и опытный мастер не подумал о балансе между оркестровой ямой и сценой. Тенор, сопрано и баритон казались беспомощными новорожденными, судорожно открывавшими рот, откуда никак не удавалось вылететь голосу.

Начиная с португальского тенора Бруно Рибейрo в партии Каварадосси. Его персональный сайт утверждает, что тенор имеет успех в театрах Европы и Северной Америки. Автор этих строк утверждает, что у Бруно Рибейрo превосходная сценическая внешность и отличная фигура, любой костюм ему к лицу, но крайне сырой голос, глухой, грубоватый, монотонный, лишенный звонкости (то есть того, за что люди любят тенора) и демонстрирующий воистину огромные проблемы в верхнем регистре. Бруно Рибейрo часто прибегает к крику, видимо спутав «Тоску» с некоторыми операми Масканьи, о музыке которых сам автор говорил, что «она кричит». Оттого все сольные фрагменты тенора и дуэт с сопрано в первом действии ни имеют ничего общего с сияющей нежностью и пылающей страстью, которыми переполнена музыка Пуччини. Кроме того, Бруно Рибейрo не умеет вести себя на сцене, двигается неловко, размахивает руками, вращает глазами, не умеет обращаться с партнершей, отчего Каварадосси получается у него карикатурой на римского художника времен наполеоновских побед. Чтобы спеть «Vittoria! Vittoria!» Рибейрo забрался на стол Скарпиа столь неловко и с таким преувеличенным пафосом, что иронической улыбки было не избежать.

Опера названа именем главной героини, римской певицы, любимицы королевы Флории Тоски, которую в либретто часто именуют «дива». Россана Потенца – все, что угодно, но не дива. Начиная с ее физических данных: это недурная собой, худенькая и маленькая женщина, пока еще не научившаяся держать руки и всегда параллельно держащая стопы (опера не балет, но эта деталь в движениях певицы бросалась в глаза). Проблема значительности личности и способность быть элегантной на сцене, то что по-итальянски определяется фразой la classe non è acqua, касалась как Россаны Потенцы, так ее партнера-тенора. Певица и художник предстали, как ныне часто водится, в сниженном, а порой карикатурном духе. Мало соответствует образу Тоски облик Потенцы, которая могла бы выигрышно показаться в ролях Серпины, Деспины или Церлины, и мало соответствует требованиям партии Тоски ее голос, не отличающийся запоминающимся тембром, полнотой звучания, богатством обертонов. Много напряжения, часто переходящего в крик. Странным образом, певица «исправилась» в «Vissi d’arte», голос звучал мягче и одухотвореннее.

Джулио Боскетти в роли Скарпиа не имел ничего общего с элегантным синьором в стиле ancien regime, с жестоким и сладострастным начальником римской полиции. Некое благодушие сопутствовало этому Скарпиа, скорее напоминавшему хозяина мясной лавки или же «красного» мэра Беппоне в интерпретации Джино Черви в популярных фильмах шестидесятых годов с участием Фернанделя. Вокал Боскетти не явил столь огромных недостатков, как вокал его коллег, оставшись анонимным, без недостатков и без особенных достоинств.

О призраки, призраки! Сколько набралось вас в элегантном современном зале Тирольского Фестиваля! Во главе укоризненной колонны были, конечно, Мария Каллас, Рената Тебальди и находящаяся еще среди нас Райна Кабайванская, настоящие дивы, но среди ныне поющих на сцене Фьоренца Чедолинс тоже обладает должной статью и пассионарностью для роли Тоски. И что сказать о Тито Гобби, которому даже не надо было открывать рот, чтобы зрителя поразила волна холодного ужаса?

Постановка Ангелики Ладурнер была не чужда практике «режиссёрской оперы», но ничего особо страшного и вызывающего в спектакле не было. Пожалуй, чувствовались конфузия и отсутствие четких идей или идей вовсе. Первый акт был не чем иным, как инсценировкой либретто с отдельными неудачными мизансценами, Тоска ревновала Каварадосси к маркизе Аттаванти, наполовину скрытая «пратикаблями», хор в Te Deum’e выстраивался лицом к зрителю.

Вызывала недоумение неспособность Ладурнер работать с певцом-актером. Как мог опытный, думающий и чувствующий режиссер допустить Каварадосси, карабкающегося на стол, подобно приматам, чтобы спеть гимн победе? Или Тоску, с преувеличенно мелодраматическим выражением совершающую нервные ходки за спиной Скарпиа, чтобы в конце концов крайне истерическим жестом вонзить в его тело нож? Все это было бы смешно, когда бы ни было так грустно, гласит известное выражение. Основной режиссерской «находкой» было введение немого персонажа, весьма милой блондинки, одетой в голубое платье и в бескаблучные туфли телесного цвета, наподобие балетных тапочек. Неподвижная, она присутствовала при сцене Тоски со Скарпиа во втором действии и, когда Тоска делала попытку уйти, преграждала ей дорогу. В третьем действии она появлялась со светильником-шариком в руках (на сцене присутствовал Каварадосси-пленник), ставила его на пол, приближалась к рампе, садилась, свесив ноги в оркестровую яму и превращалась в... пастушка! Да, именно одетая в голубое блондинка пела соло «Io de’ sospiri». В финальной сцене Тоска медленно поднималась по лестнице (замок Сант-Анджело должно было дорисовать воображение зрителя) и блондинка в голубом протягивала к ней руки. Так кто она, блондинка? Мадонна, белокурый ангел, невинный пастушок? Догадайтесь сами...

Визуальная оправа тирольской «Тоски» явила бедность (возможно, связанную с бюджетом). Тот же самый сценогаф, что и в «Дон Жуане», Ян Хакс Халама, по существу, обошелся парой «пратикаблей», как говорил Петипа. Поставленные в разных ракурсах, эти белого цвета элементы обозначали церковь Сант-Андреа делла Валле, кабинет Скарпиа в Палаццо Фарнезе и верхнюю площадку замка Святого Ангела. Бесконечно обыгрывалась идея лестницы, под лестницей необходимо было пройти, чтобы попасть в церковь, по лестнице спускался Каварадосси в камеру пыток, по лестнице всходила Тоска в финальной сцене.

Некрасивы и конфузливы оказались костюмы постоянной сотрудницы Куна Ленки Радецки, особенно в сравнении с изысканным вкусом и чувством цвета, с которыми художница одела персонажей «Дон Жуана»! Мальчишки в первом акте напоминали их сверстников из романа «Сердце» Де Амичиса, Скарпиа щеголял в камзоле винного цвета, а его boys в современном цивильном платье с винными же жилетами. Для Тоски и немой блондинки были выбраны голубой цвет наряда и телесный – обуви. Во втором акте героиня появлялась в наряде темно-синего цвета с накинутой на него длинной кружевной черной мантией и этой же мантией накрывала тело мертвого Скарпиа. Самые странные чувства вызвал костюм Каварадосси, который с начала до конца расхаживал в черных, хорошо обрисовывающих фигуру брюках и романтической белой рубашке типа той, в которой танцует Юноша в «Шопениане». Ни жилета, ни жакета, ни жабо! Голая шея так и бросалась в глаза!

Музыкальные завтраки, обеды и ужины в Эрле продолжаются по 6 января. Как всегда, фестиваль представил обширную и великолепную концертную программу из произведений Баха, Бетховена, Регера, Дворжака, Сметаны, Веберна и многих других авторов. До свидания, Tiroler Festspiele Erl! До встречи летом, где любители музыки Вагнера могут снова испытать наслаждение сродни опьянению от исполнения «Кольца» в 24 часа.

Примечание автора:

Как всегда безупречным профессионализмом и высокой музыкальностью отличалась работа Минской хоровой капеллы в «Тоске», хормейстер Людмила Ефимова. В том же спектакле были заняты артисты Хоровой Академии Tiroler Festsiele Erl.

0
добавить коментарий
ССЫЛКИ ПО ТЕМЕ

Тирольский фестиваль в Эрле

Театры и фестивали

Дон Жуан, Тоска

Произведения

МАТЕРИАЛЫ ВЫПУСКА
РЕКОМЕНДУЕМОЕ