К стыду своему, автор должен признаться, что совершенно забыл о связи истории шекспировских любовников с городом Вероной, где и развернулась их трагическая история. Идя на «Ромео и Джульетту» (не знаменитейший балет Прокофьева, а на менее известную оперу Гуно) я вспоминала только о своей юношеской, почти детской любви к этому шедевру французского маэстро. Навсегда осталась в памяти запись этой оперы в исполнении артистов Большого театра, с Козловским – Ромео и Джульеттой – Шумской…

Следуя ныне очень распространенной практике, постановка оперы Гуно прибыла в родной город шекспировских героев из театра Джузеппе Верди в Триесте. А премьера состоялась год назад в театре Ла Фениче в Венеции.

Делается это ради экономии – в создании спектакля участвуют несколько театров, а потом пускают его в прокат. Поставил «Ромео и Джульетту» молодой режиссер из Венеции Дамиано Микьелетто, на которого возлагаются большие надежды: оперу на ее родине, в Италии, не слишком жалуют, количество любителей традиционных зрелищ в духе Дзеффирелли довольно велико, новых и функционирующих театральных идей в приложении к старинному жанру мало, а молодых лиц в залах оперных театров раз и обчелся. Так что если появляется что-нибудь “свеженькое”, об этом немедленно начинают “трубить”, хотя порой эти трубы сродни крикам отчаяния.

Микьелетто нашумел в 2007-ом году, когда на Россиниевском фестивале в Пезаро поставил «Сороку-воровку». Художник Паоло Фантин создал оригинальную инсталляцию из белых труб, а во втором акте молодой венецианец залил всю сцену водой, заставив артистов расхаживать мокрыми по колено. Все это имело весьма отдаленное отношение к россиниевской опере, но состав певцов был великолепен, режиссерские находки также были налицо. В 2008-ом году Микьелетто наградили престижной премией критики имени Франко Аббиати.

И вот год 2009-ый. Три значительных театра на северо-востоке Италии решают включить в афишу «Ромео и Джульетту» Гуно – оперу редкой красоты, нечасто появляющуюся в репертуаре. На постановку приглашают Дамиано Микьелетто и, похоже, попадают в десятку. Десятка – это то, что касается собственно спектакля.

Кто видел «Сороку-воровку», на девяносто девять процентов был уверен, что тридцатилетний режиссер не оставит героев шекспировской трагедии в их родном городе и, особенно, не заставит молодых исполнителей втискиваться в ренессансное платье. Так и произошло. История развернулась на гигантском проигрывателе, реконструированном с поразительной точностью (у кого из нас в семидесятые-восьмидесятые годы прошлого века не было этой машины, чуть ли не лучшего друга, до того как в обиход вошли компакт-диски?). Но еще до того, как проигрыватель надел первую из многочисленных масок – превратился в дискотеку – Микьелетто очень удачно обставил хоровой пролог. Великолепный хор Арена ди Верона пел, скрытый за суперзанавесом, на который проецировалось изображение пластинки с красной этикеткой и надписью «Romeo et Juliette», а вдоль борозд “печатался” поющийся текст…

И на этот раз сценогафом-соавтором Микьелетто выступил Паоло Фантин. Проигрыватель (автор уверен, что его образ вызывает у многих люднй ностальгическое чувство) по ходу спектакля весьма гибко трансформировался в места, где происходило действие трагедии, конечно, с поправкой на современность. Реминисценции с Вестсайдской историей были неизбежны, хотя могли считаться несколько устаревшими. Энди Уорхол и особенно Мэрилин Мэнсон несомненно “запустили лапку” в итальянскую постановку, ну, а фильм австралийца База Лурманна «William Shakespeare’s Romeo+Juliet», c молодым Леонардо ДиКаприо и Клэр Дэйнс, приходил на ум в первую очередь. День рождения Джульетты праздновали в дискотеке: именно там происходило первое столкновение враждующих семейств у Шекспира, двух молодежных банд, по замыслу Микьелетто. Ликуя , вскидывали гигантские цветные буквы, складывающиеся во фразу Happy birthday Juliette, пили, танцевали, затевали интрижки. Банда “Капулет” более шикарна и гламурна, банда “Монтагю” – сущие уличные хулиганы. Художница по костюмам Карла Тети внесла значительный вклад в спектакль, одев всю эту зеленую молодежь в кричащие цвета: оранжевый, фиолетовый, розовый разновидности “shocking”. Романтическому балкону в этом противостоянии молодежных группировок места не было, и любовная сцена второго действия развернулась на лапке и головке гигантского проигрывателя. Стара как мир и вечно свежа идея поворотного круга: пластинке на проигрывателе сам Бог велел крутиться, так что дискотека начальной сцены легко превратилась в площадь в третьем действии, на которой Тибальт убивает Меркуцио, а Ромео убивает Тибальта. В грандиозном финале Дамиано Микьелетто нельзя было отказать в умении управляться с массой, а хор Арены был, как всегда, творил чудеса! В четвертом же и пятом актах наушники служили любовным, а затем смертным ложем: достаточно было положить тело заснувшей Джульетты на круглый “диван” и окружить его букетами белых цветов.

Спектакль Микьелетто насыщен большой нервной энергией, которая не слишком соответствует романтической стихии оперы Гуно. На сцене театров Венеции-Триеста-Вероны возник мир молодых и не очень, с которым мы сталкиваемся каждый день: банды агрессивных и часто немыслимо разодетых подростков враждуют между собой, представители одной из них насилует кормилицу Джульетты (в Вероне от этой сцены отказались, и слава Богу – слишком эта “находка” отдавала дурным вкусом), представитель церкви (отец Лоренцо) пытается делать добро, раздавая еду нищим и бомжам на улице, заваленной мешками с мусором, взрослые часто не способны понять своих собственных детей… Проигрыватель может намекать на всепоглощающую страсть молодых к музыке, а наушники – на их глухоту. Подростки с наушниками, погруженные в слушание популярных хитов, с отсутствующим выражением на лице, не замечащие ничего вокруг, встречаются на каждом шагу. Картина мира довольно безотрадная. Но в самом конце спектакля Микьелетто подает зрителю сигнал надежды: на наушниках появляется слово Printemps, «Весна».

Это, несомненно, удачный спектакль, хотя все, что мы видим на сцене, гораздо больше подошло бы мюзиклу. В случае с оперой Гуно ощущение “нестыковки” музыки и ее сценического воплощения все же возникает. В постановке Микьелетто есть поэзия, но она резко отлична от поэзии оперы. Музыка Гуно очень и очень красива и, как положено французской опере, элегантна, рафинированна и сентиментальна.

Для представления французских «Ромео и Джульетты» в Венеции, Триесте и Вероне была выбрана версия 1880-ого года, предназначенная автором для Palais Garnier, и, следовательно, с речитативами. За пультом Карло Монтанаро: он дирижировал в Ла Фениче год назад и ныне в театре Филармонико. Это очень серьезно подготовленный и ответственный музыкант, так что партитура Гуно попала в надежные руки. Монтанаро вложил в дирижирование искреннюю страстность, так что в самых патетических местах французская опера напоминала итальянскую романтическую мелодраму, а финал третьего действия просто потряс публику.

В распоряжении Монтанаро была очень молодая команда, чему лично автор очень рад. Но молодости исполнителей оказалось недостаточно для того, чтобы облечь в плоть и кровь (в прямом и узко вокальном смысле) шекспировских персонажей с поправкой на стиль Гуно и путь, предписанный режиссурой. Мексиканская певица Мария Алехандрес, двадцати шести лет отроду, на добрую голову возвышалась над исполнителями мужских ролей. Ее довольно плотный голос не слишком соответствовал тому, что мы привыкли слышать в роли Джульетты, и знаменитый Вальс не покорился ей вполне. Поначалу она пела так, что ее хотелось наградить ироническим итальянским эпитетом intubata (то есть тот, у кого в горле трубка). Но по ходу спектакля Алехандрес пела все лучше и лучше, и в драматической арии, которую Джульетта поет, прежде чем выпить сонный напиток, достигла большой высоты, заслужив настоящую овацию. У певицы очень красивое лицо, но кряжистая фигура, типичная для представительниц Латинской Америки: костюмы Карлы Тети подчеркнули этот недостаток. А другим недостатком мексиканской красавицы явилось полное неумение двигаться на сцене: приписать ли его относительной неопытности?

Схожий недостаток продемонстирировал двадцативосьмилетний тенор из Сицилии Паоло Фанале, внешние данные которого также весьма подходили к роли. Прыжок певца, одетого в майку и трусы типа boxer, с любовного ложа-наушников с целью натянуть брюки и всунуть ноги в кроссовки, произвел комическое впечатление: так неловко и скованно двигался этот Ромео, способный только стоять в анфас, профиль и порой преклонять колени! А голос Фанале очень хрупкий, трудно различимый, чуть ли не бестембровый. Зато он мог похвастаться отличной фразировкой и тонкой отделкой деталей. Все же для роли Ромео этого недостаточно: знатоки оперы и меломаны самым законным образом ждут наслаждения от прославленной Каватины Ah, leve-toi, soleil и от четырех любовных дуэтов…

Массимилиано Гальярдо в роли Меркуцио, волею художницы представший с оранжевым гребнем на голове, в военных сапогах и разукрашенный многочисленными цепями, не смог привлечь особого внимания публики, несмотря на весь свой опыт и профессионализм. Элена Бельфьоре в небольшой роли пажа Стефано создала праздник для ушей исполнением знаменитой Песни о горлице. Очень хороши были Флориана Совилла в роли Гертруды и особенно Лука Далл’Амико в роли отца Джульетты.

Извечная итальянская проблема: «Ромео и Джульетта» Гуно не «Травиата», не «Аида», не «Богема» и не «Тоска». Театр не был полон. В Венеции и Триесте много “букали” в адрес постановочной команды, в Вероне, кажется, был вежливый, и даже с оттенком энтузиазма, успех. А жаль. Спектакль заслуживал большего.

На фото (Ennevi):
сцены из спектакля

Рекомендуем

• Опера на CD в интернет-магазине OZON.ru