Норма в «Норме»

Норма в квадрате или ненормированное бельканто?

Игорь Корябин
Специальный корреспондент

Ну, что писать о «Норме» Беллини, опере, за которую если берешься, то исполнять следует так, будто каждый раз делаешь это в последний раз! Слишком завышены ставки в этой игре, и в особенности – в отношении возможностей отечественных певцов, для которых планка исполнительского уровня этого произведения наиболее высока, впрочем, если судить «по гамбургскому счету», то, наверное, следует сказать, практически недосягаема. Не надо даже переноситься в XIX век, время создания оперы – достаточно вспомнить хотя бы несколько послевоенных имен XX века, блиставших в ее главной партии, к примеру, Марию Каллас, Монтсеррат Кабалье, Джоан Сазерленд и совсем недавно «примкнувшую к ним» Эдиту Груберову…

Что писать о «Норме», этой чистейшей прелести чистейшем музыкальном образце, живая встреча с которым в родных пенатах – естественно, лишь в концертном исполнении – всегда ожидается с большим волнением преимущественно не из-за предстоящих музыкальных переживаний, а из-за банального беспокойства, споют ли… Нет, по всем формальным признакам, конечно же, споют: посадят на сцену оркестр, поставят дирижера управлять им, выдвинут хор и солистов – и грянет музыка… На этот раз в «Норме» на сцене Светлановского зала Московского международного Дома музыки «зажигала» «Геликон-Опера» – и от этого априори становилось вдвойне «страшно», ведь геликоновское бельканто – факт, давно проверенный временем – это не что иное как доморощенное know-how «суровой чугунной отливки». Закономерно поэтому, что и названное концертное исполнение в энциклопедию собственных впечатлений, накопившихся за двадцать лет существования этой труппы, также не заставило внести ни малейших корректив.

Однозначно, интерес к обсуждаемому событию подогревался главным образом объявлением в титульной партии достаточно известной итальянской примадонны Нормы Фантини, а также тем, что амплуа этой певицы, широко востребованной на лучших оперных сценах мира, в основном составляют (за редким исключением) партии в операх Верди (преимущественно, позднего периода) и Пуччини. Партия Нормы – это нечто новое для нее, первая проба «беллиниевского музыкального пера». Думаю, нам хватит и одной попытки из трех, чтобы догадаться, что дебют исполнительницы в этой партии вне пределов Италии обусловлен чисто психологическими причинами. Делать это сходу в Италии страшновато (все-таки Фантини не «белькантистка»), а за рубежом, даже если что-то не удастся с первого раза, совсем не страшно. Тем более в России, где собирательно-абстрактный титул «итальянская примадонна» практически ассоциируется чуть ли не с титулом «Богиня», а «Норма» – та самая опера, услышав в которой знаменитую Casta Diva, наша «широкая оперная публика», ощутив свою безграничную музыкальную эрудицию, тут же почувствует себя абсолютно счастливой и удовлетворенной не иначе как по высшему разряду. К тому же, у Нормы Фантини через сезон (можно сказать, уже не за горами!) намечен дебют в «Норме» на сцене Туринского Teatro Regio (сезон 2011/2012). Так что в России «весьма удачно» произошла первая для певицы обкатка партии на публике, а для дальнейших «репетиций» предстоящего итальянского дебюта роли впереди у нее еще весь следующий театральный сезон.

Есть, правда, и другая «фишка», которая «отыгрывается» в тексте официального пресс-релиза нынешнего московского исполнения: «“Норма” Винченцо Беллини для “Геликон-Оперы” – спектакль особый. Впервые худрук “Геликона”, режиссер Дмитрий Бертман, представил свою версию этой оперы летом 2004 года на фестивале в Сантандере (Испания). В том спектакле принимали участие Мария Гулегина, итальянцы Лучана д’Интино и Джакомо Престиа, канадский тенор Ричард Маргисон, солисты, хор и оркестр “Геликон-Оперы”. Режиссер-постановщик и художники спектакля, постоянные соавторы Дмитрия Бертмана в “Геликоне” Игорь Нежный и Татьяна Тулубьева, превратили полную драматических коллизий историю любви жрицы друидов и римского проконсула в эпическую картину звездных войн будущего». Какие там звездные войны, когда это масштабное музыкальное полотно – всего лишь «интимно-камерная» опера о человеческом сокровенном: о любви и ревности, о разочаровании и предательстве, о чести и о долге, – а в основе ее лежит классическое либретто Романи с любовным треугольником тенора и двух соперниц-сопрано (либо, что более привычно, сопрано и меццо-сопрано). Что же, не видел, не слышал, поэтому осуждать, как говорится, не могу, однако, зная режиссерский радикализм Бертмана, граничащий порой с элементарным здравым смыслом, можно хотя бы смутно представить, что это была за постановочка… Но дело даже не в этом, а в том, что Гулегина образца 2004 года, кстати, также никогда не претендовавшая на звание «белькантистки», уже явно была не той Гулегиной, искусством которой и автор этих строк искренне восхищался в начале ее, несомненно, головокружительной международной карьеры: концерт певицы в июне 2004 года на сцене Московского международного Дома музыки, где она полностью спела весь выход Нормы с хором (сцену, каватину и финальную стретту), уже тогда принес лишь досадное разочарование.

Но наша нынешняя героиня – не Мария Гулегина, а Норма Фантини, певица, о которой почему-то все, как сговорившись, вспоминают лишь в связи с ее участием в куцем осеннем монтаже прошлого года по вердиевскому «Отелло» на сцене Большого зала Московской консерватории. В том концерте она была и впрямь на высоте, но как говорится, это было хорошо, но этого было мало, ибо из партии Дездемоны много чего было тогда выброшено. Впервые же Норма Фантини появилась в Москве в 2005 году, приняв участие на сцене театра «Московская оперетта» в двух гастрольных спектаклях «Аида» Фонда Артуро Тосканини в постановке Франко Дзеффирелли – именно это в сравнении с «Отелло» и стало тогда подлинным музыкальным событием. Такой интеллектуально тонкой и драматически рафинированной Аиды Москве слушать давненько не приходилось! Голос Фантини – лирико-драматическое сопрано характерной спинтовой фактуры, ровное, однородное, кристально чистое, практически лишенное обертонов. Голос сильный, но без «стенобитности» «кровавых» драмсопрано. Всё это чудесно и для Аиды, и для Дездемоны, и для Амелии, но не для белькантовой филигранно-утонченной фактуры и проникновенного мелоса Беллини. Именно поэтому драматические фрагменты партии, особенно в «наэлектризованном страстями» финале, удались ей по-настоящему хорошо, но там, где требовалась тонкая отделка нюансов, колоратурная вязь, голосовая подвижность и лирические краски, впечатление было куда слабее, особенно в части колоратуры.

Говоря так, я придерживаюсь стандартных и незыблемых стереотипов оперного мышления второй половины XX века, согласно которым Норма – это однозначно сопрано (преимущественно лирико-драматическое, в крайнем случае, лирическое), а Адальджиза – ярко выраженное драматическое меццо-сопрано. Однако всегда как-то забывается, что партию Нормы композитор создавал в расчете на Джудитту Пасту, уникальную певицу «контральто-сопрано», а партия Адальджизы была предназначена им более легкому голосу, сопрано Джулии Гризи (в частности, для нее Беллини создал партию Джульетты в «Капулети и Монтекки»). Иными словами, речь идет о практике XIX века традиционного «института двух сопрано», которая со временем была вытеснена кастинговой реформой музыкальных драм Верди, когда второе сопрано «превратилось» в сочное драматическое меццо-сопрано (особенно в операх позднего периода его творчества, хотя впервые это разделение очень выпукло проявилось в «Трубадуре»). В результате этого нынешние меццо-сопрано смогли пополнить свой репертуар таким лакомым кусочком, как партия Адальджизы, хотя, согласно исходной вокальной диспозиции, им следовало бы петь, как это и ни покажется странным, Норму! Но традиционным меццо-сопрано колоратурно-белькантовые «навороты» этой партии были, естественно, не по зубам – вот и продолжают они до сих пор, к немалой своей радости, петь Адальджизу. Заметим, что Каллас, называвшая свой голос «драматической колоратурой», была просто уникальной находкой для партии Нормы, возвратившей ей истинное драматическое звучание, наделенное при этом и впечатляющей колоратурой. Нельзя не отметить и того важного музыковедческого факта, что в 1977 году на фестивале в Мартина Франка по инициативе его тогдашнего художественного руководителя Рудольфа Челлетти была предпринята попытка музыкальной «реконструкции» исторической премьеры: Норму пела «вокальная тежеловеска» Грейс Бамбри, Адальджизу – грациозная и утонченная «белькантистка» Лейла Куберли, которую Москва очень хорошо помнит, в частности, по партии беллиниевской Джульетты в рамках гастролей театра «Ла Скала» 1989 года! Имеется и CD-запись этой продукции, артефакт, напрочь разрушающий все привычные стереотипы.

Этот музыкально-исторический экскурс был затеян вовсе не для того, чтобы оправдать то, что не получилось у Нормы Фантини: вопросы к ней, как к исполнительнице, естественно, остаются, просто в свете приведенных фактов становится понятным, почему и Гулегина, и Фантини, и другие неколоратурные лирико-драматические голоса отважно бросаются в коварное, но такое притягательное для артиста вокальное жерло партии Нормы. Хочется – и всё тут! В данном случае Норма в «Норме», конечно же, не стала Нормой в квадрате, пока это всего лишь «ненормированная» попытка взять бельканто под уздцы. И всё же общее превосходство вокальной харизмы певицы над рутиной геликоновских солистов ощущалось в обсуждаемый вечер в Доме музыки чересчур явственно: в этом концертном исполнении словно было два музыкальных мира – мир Нормы Фантини и мир всех остальных.

Мир остальных исполнителей – это тяжеловесно-брутальный оркестр «Геликон-Оперы», звучание которого под руководством Владимира Понькина в тот вечер разносилось по залу надсадно жестко и разухабисто громко, при этом темпы растягивалась «на полную катушку», лишая звучание экспрессии, а саму, вообще говоря, достаточно «статичную» партитуру – «динамики» заложенного в ней психологического развития. Струнники «пилили», духовики «дудели», а хористы «расплюхивали» звук по залу что было сил. Не отставали от них и певцы-солисты. Среди представленных ими персонажей была просто на редкость немузыкальная и оказавшаяся лишь воплощением вокальной шаблонной рутины Адальджиза (Ксения Вязникова). В качестве испытания публики на стойкость слуха и крепость нервов перед слушателями предстал абсолютно «профнепригодный» и потерпевший полное теноровое фиаско Поллион (Николай Дорожкин). На той же самой «грядке артишоков» у рампы вместе со всеми «сидел» – не менее тяжкое испытание! – и предполагающий себя настоящим басом-кантанте, а на самом деле ничего общего с ним не имеющий Оровез (Александр Киселёв). Два оставшихся компримарио – Клотильда (Александра Ковалевич) и Дмитрий Хромов (Флавий) – в строгом соответствии со своей жанровой принадлежностью лишь номинально выполняли возложенные на них вспомогательные функции.

В следующем сезоне сотрудничество «Геликон-Оперы» и Московского международного Дома музыки продолжится: на сцене Светлановского зала состоятся концертные исполнения опер Чайковского «Евгений Онегин» и Бородина «Князь Игорь». Есть все основания полагать, что концертный роман этой труппы с русским оперным репертуаром сложится намного удачнее.

На фото:
Норма Фантини
(предоставлено пресс-службой театра «Геликон-Опера»)

0
добавить коментарий
МАТЕРИАЛЫ ВЫПУСКА
РЕКОМЕНДУЕМОЕ