До того как поднимется занавес. События оперы разворачиваются в древней Парфии и имеют запутанную предысторию, в которой фигурирует множество персонажей и имен древних правителей. Не ставя перед собой задачу анализа ее исторической достоверности (в операх чего только не бывает!), не вдаваясь в детали и, по возможности, опуская имена и встречающиеся исторические топонимы, просто констатируем, что согласно этой предыстории, «оперный» Деметрио-старший — это Деметрий II, вновь завоевавший Сирию после того, как его правление было свергнуто. Шесть лет спустя Деметрио-старший опять был свергнут — и в результате заговора против него погибла вся его семья. Однако Минтей (в итальянском варианте — Минтео), преданный министр Деметрия II, смог спасти наследного принца Деметрио-младшего и укрыться вместе с ним при дворе парфянского царя Полибио, выдав Деметрио-младшего за своего сына Сивено. Минтео умирает, когда Сивено еще совсем мал, не успев открыть тайну его рождения ни ему самому, ни Полибио.

Последний, думая, что Сивено — настоящий сын Минтео, воспитывает его как своего собственного. Между Сивено и Лизингой, дочерью Полибио, зарождаются любовные чувства, которые Полибио всячески поощряет. Между тем, Деметрио, в очередной раз восстановивший свой трон, разыскивая Минтео и сына, узнает, что последний находится под покровительством Полибио. Деметрио решает отправиться в Парфию, выдав себя за сирийского посланника Эумена.

Первый акт. Зал для приемов во дворце царя Парфии. Справедливый и благородный Полибио любит своего совсем еще наивного и неопытного приемного сына Сивено, как родного, намереваясь отдать ему руку своей дочери, а затем и передать трон: оба переполнены поистине родственными и нежными чувствами привязанности друг к другу. Эта беззаботная идиллия нарушается прибытием посланника Эумена из враждебной Сирии, доверенного лица царя Деметрио. Взамен даров, принесенных Полибио, Эумен требует отдать ему Сивено, который еще мальчиком пропал во время войны и который, по твердому убеждению посланника, является сыном Минтео, одного из наиболее приближенных подданных царя Деметрио: теперь же, после смерти министра, царь Сирии, потерявший когда-то давно законного наследника, хочет завещать свой трон Сивено, вернув его на родину. Этим заявлением возмущены оба: Полибио, который возлагал на Сивено большие надежды, и Сивено, обеспокоенный тем, что его мечты о счастье с Лизингой будут разбиты. Полибио дает решительный отказ Эумену, а тот, покидая дворец царя Парфии, грозит ему объявлением войны.

Интерьер храма. Полибио венчает Сивено и Лизингу, однако после церемонии он решает сообщить супругам, что сирийский посланник будет грозить им войной до тех пор, пока Сивено остается в Парфии, но тот, впрочем, и не собирается ее покидать. Лизинга говорит, что, если понадобится, она тоже готова взять оружие. Когда она уходит, Сивено успокаивает Полибио.

Площадь перед дворцом. Тем временем Эумен говорит своим сторонникам, что он принял решение этой ночью похитить Сивено и уже подкупил стражу.

Апартаменты во дворце. В темноте вместо Сивено Эумен похищает Лизингу. Когда он понимает, что ошибся, всё равно решает взять ее в качестве заложницы, которую можно будет обменять на Сивено. Эумен поджигает апартаменты, чтобы предотвратить погоню и в общей суматохе скрыться. Подоспевшие на шум Сивено и Полибио уже ничего не могут сделать, наблюдая через стену огня, как Эумен с Лизингой и своими людьми удаляются прочь.

Второй акт. Апартаменты во дворце. Безутешный отец в полном отчаянии: его дочь похищена. Придворные всячески стараются поддержать его. Подоспевший Сивено сообщает, что разведал, где Эумен прячет Лизингу и призывает всех немедленно отправиться на ее освобождение.

За пределами города. Эумен пытается убедить Лизингу, что его намерения благородны, когда неожиданно появляются Полибио и Сивено со своими сторонниками. Эумен грозит убить Лизингу, если Сивено не останется с ним. Но Полибио делает аналогичное заявление относительно Сивено, нацеливая на него свой меч. Вдруг Эумен замечает на груди у Сивено медальон, окончательно рассеивающий все сомнения: Сивено — его родной сын. Противоборствующие стороны обмениваются заложниками. Несмотря на протесты влюбленных друг в друга детей, их разлучают. Оставшись наедине с Сивено, Эумен говорит ему, что является его настоящим отцом. Сивено просит у него прощение, моля о воссоединении с Лизингой.

Комната для аудиенций во дворце. Лизинга в воинственно приподнятом состоянии перед всем царским двором сообщает о непреклонном решении взяться за оружие и идти спасать Сивено. Полибио одобряет этот порыв — и Лизинга вместе со своей «гвардией» немедленно отправляется в путь.

В окрестностях сирийского лагеря. Пока Сивено настаивает на воссоединении с возлюбленной, неожиданно появляется сама Лизинга со своими людьми с намерением убить Эумена, который в первый миг думает, что родной сын предал его. Однако Сивено решительно встает между «гвардией» Лизинги и отцом. Глубоко тронутый Эумен заключает обоих молодых людей в свои объятия. Все уже готовы отправиться к Полибио с радостными вестями, как неожиданно появляется и он сам. Окончательно все проясняет Эумен, всенародно открывающий свое инкогнито: он не только царь Сирии Деметрио, но и настоящий отец Сивено. Деметрио предлагает союз Полибио, который должна скрепить свадьба их детей. Занавес при всеобщем ликовании.

Тема россиниевского «первенца» «Деметрио и Полибио» представляется настолько важной, насколько интересной и в полной мере еще не изведанной, поэтому то большое количество «печатных знаков», что было затрачено на нее, кажется абсолютно оправданным. И по какой-то иронии судьбы, становится очевидно, что когда фестивальный занавес, наконец, поднимается, то оперу Россини остается просто слушать, причем получая немалое удовольствие от этого, ибо смотреть, по большому счету, и нечего! Создается впечатление, что раз фестиваль предпринял пока лишь промежуточную версию-ревизию первой оперы Россини, то неким промежуточным, почти «semi-stage» вариантом — или, иными словами, костюмированным концертом — можно назвать и ее постановку.

Для режиссера из Турина Давиде Ливерморе эта работа явилась дебютом в Пезаро, однако дебютом не очень-то удачным, возможно даже и не только по его собственной вине, а в силу того что сотрудничать ему пришлось не с конкретным художником-сценографом и не с конкретным художником по костюмам, а с целым коллективом, имя которому — Accademia di Belle Arti di Urbinio (Академия изящных искусств Урбино). По всем параметрам мы имеем дело с малобюджетной постановкой, в которой явно сэкономили на сценографии, хотя костюмы, скроенные по европейской моде того самого XIX века, когда и была написана опера, доставляют несомненное удовольствие для глаз, особенно тонко проработанные костюмы «детей» — Лизинги и Сивено. «Прикиды» обоих царей, также самые что ни на есть европейские, но они откровенно не помпезны: им присущ классически строгий «прямолинейный аскетизм». Этот спектакль можно назвать и «постановкой паричков», правда, не припудренных. В результате, в строгом соответствии родства, Полибио и Лизинга — жгучие брюнеты, а Деметрио и Сивено, наоборот, яркие блондины. Более чем условно одета массовка хора, но когда и сценография тоже «более чем условна», то какое это имеет значение?

Безусловно, для первого фестивального обращения к «Деметрио и Полибио» весьма уместно было бы поиграть в «музей оперы-сериа», порадовав зрителей если и не пышностью убранства, свойственного барочному периоду оперы, то хотя бы живописным очарованием эпохи романтизма. Но этого нет: фактически на сцене разворачивается абстрактное действо по принципу «театра в театре». Если свериться с приведенным выше кратким синопсисом, то ни одна ремарка места действия той или иной картины оперы не будет соответствовать тому, что происходит на сцене. Мы вынуждены созерцать всю машинерию, обычно скрытую от глаз публики, и технический задник голой сцены. А на ней, начиная с увертюры, — постоянная суета, постоянные передвижения, банальные перестановки каких-то упаковочных черных ящиков... Нас не забывают пригласить и в костюмерный цех, развешивая на сцене тьму одежды на длиннющих кронштейнах. Нам постоянно предлагают и необыкновенно «хитроумные» пиротехнические штучки: какие-то летающие свечи, какие-то «пудреницы» в руках артистов, открывая которые они постоянно извлекают из них настоящий огонь. Эффектно? Безусловно! Но площадка иллюзиониста-фокусника и оперная сцена, где прежде всего должен главенствовать не режиссер, а музыка и певцы, вовсе не одно и то же.

Вообще, огонь как символ мятежного неустройства переплетенных судеб квартета главных героев проходит красной «пылающей» нитью через весь спектакль. Но разве же это главное, на чем должно быть сосредоточено внимание режиссера? Нет, конечно. «Развести» спектакль на мизансцены режиссер, безусловно, «развел», но вот наполнил ли он их психологически содержательным смыслом? Ответ и на этот вопрос однозначно отрицательный. Вообще, замечено: в Пезаро еще с прошлого сезона появилось некое поветрие театральной моды на современные режиссерско-сценографические приемы. Если год назад, в «Зельмире» и «Шелковой лестнице», это были гигантские, нависающие над сценой огромные наклонные зеркала, создающие весьма необычные визуальные эффекты, то хит этого сезона — двойники главных героев. Но если в «Сигизмунде» это касается только Альдимиры и несет на себе оправданную, исходя из задач режиссера, нагрузку, то двойников в «Деметрио и Полибио» имеют все четыре персонажа, но задач у них нет никаких, да и толку в них никакого! В результате от их засилья просто мельтешит в глазах, но, по-видимому, одних «физических» двойников режиссеру мало, поэтому он создает еще и виртуальных, используя опять же зеркала: наверное, просто «случайно попал» на фестивальные спектакли прошлого года... Увы, всё это режиссерское мельтешение уводит от главного — от сути непростой человеческой коллизии, в которую оказываются вовлечены судьбы героев!

Но на помощь, беря откровенно слабую режиссуру и сценографию на свой музыкальный буксир, приходит замечательный Симфонический оркестр Дж. Россини (Orchestra Sinfonica G. Rossini), который под руководством дирижера из Бергамо Коррадо Ровариса заставляет просто «не замечать» докучную сценографию. В этом ему вторит и великолепный Пражский камерный хор, и конечно же певцы-солисты. Все они создают слаженный музыкальный ансамбль, а ансамбль для Россини, пусть даже и самого первого его опуса, — основа всего. Благородный и выразительно притягательный бас Мирко Палацци (абсолютно свой в здешних местах уроженец Римини) создает во всех отношениях (и в вокальном, и в драматическом) очень театрально яркий и запоминающийся образ Полибио. Китайский тенор Иджи Ши, после феноменального успеха в партии Кавалера Бельфьоре в молодежном «Путешествии в Реймс» 2008-го и менее яркого выступления в главной партии «Графа Ори» прошлого года, и в партии Деметрио по-прежнему сохраняет свой технический вокальный багаж. Одно только «но»: тембр его голоса стал весьма резко характерным, но привыкнув к нему и, что называется, подстроив свое ухо, начинаешь находить в его пении столько искреннего чувства, столько глубоко личного страдания, не свойственного завоевателю-деспоту, что, в конце концов, невольно проникаешься к нему такой же глубокой, как и его театральные чувства, симпатией. Партии двух отцов в этой опере поручены басу и тенору, но партия, пожалуй, наиболее страдающего из них поручена тенору, по-видимому, неспроста: кто как не тенор способен на подлинное изображение истинного страдания.

Если в прошлом году, опять же в «Графе Ори», партия Адели в исполнении испанки Марии Хосе Морено стала ее вполне достойным фестивальным дебютом, то в драматически сильной по накалу эмоций партии Лизинги чудесным образом раскрылось вокально-драматическое дарование певицы. Мария Хосе Морено — опытная профессионалка, ибо ее мастерство целиком растворено в задачах образа. На какие-то там технические детали просто не обращаешь внимание, ибо все выверено и отшлифовано «с точностью до миллиметра» — просто всецело погружаешься в созданный певицей мир звуков и чувств.

После очевидного успеха в партии Маркизы Мелибеи в прошлогоднем молодежном «Путешествии в Реймс», наша соотечественница Виктория Зайцева не осталась не замеченной — и в этом году у нее уже ангажемент на участие в основной фестивальной программе. Травестийная партия Сивено в ее интерпретации стала несомненным украшением спектакля. Виктория Зайцева — настоящее полновесное меццо-сопрано с природной подвижностью голоса, великолепно развитой колоратурой и благородно-изысканным звуковедением. Певица очень точно чувствует и скрупулезно воспроизводит все нюансы и музыкальные штрихи весьма непростого стиля Россини. Партия Сивено в оригинале написана для контральто, но еще раз необходимо подчеркнуть, что настоящему полновесному меццо-сопрано Виктории Зайцевой это не помеха: ее голос в зависимости от того или иного момента, переживаемого ее героем, звучит то трепетно нежно, почти прозрачно (как в арии первого акта), то драматически выпукло, насыщенно, с огромным чувством душевной печали (как в арии второго акта). Дебютный спектакль певицы в основной программе фестиваля со всей очевидностью показывает, что ее ангажемент на роль Сивено — одно из несомненно удачных приобретений фестиваля, вливающих в него свежие вокальные силы.

<- в начало | продолжение ->

На фото (Studio Amati Bacciardi):
сцены из оперы «Деметрио и Полибио»
Мария Хосе Морено (Лизинга), Виктория Зайцева (Сивено)
Виктория Зайцева (Сивено)
Иджи Ши (Деметрио)

Рекомендуем

• Опера на CD в интернет-магазине OZON.ru