Увы, заголовок статьи «вытанцевался» сам собой, как результат не только встречи с этим дивным шедевром австрийского композитора, полным тонкой иронии, нежной меланхолии, пенящейся радости в постановке, которая прибыла в Верону из театров Триеста, Генуи и Неаполя (пример весьма распространенной практики совместного производства и последующего проката), но и атмосферы, которая сопутствовала появлению «Веселой вдовы» в городе Ромео и Джульетты. На Севере Италии беспрерывно льют дожди, висят печальные туманы, создающие опасные ситуации на дорогах и навевающие совершенно беспросветное настроение, на другой день после премьеры парламент голосовал за вотум доверия правительству Сильвио Берлускони, а сам премьер-министр, выиграв очередной политический раунд, поражая пересаженными на место лысины волосами и сверкая всегда кажущейся новенькой и приклеенной улыбкой, утверждает, что все в порядке, в то время как в Риме посольства получают по почте взрывные устройства, студенты яростно протестуют против нового закона, касающегося школы и высшего образования, а сотрудники оперных театров выступают против урезания фондов на культуру, которому не видно конца.

Так было 7 декабря в день открытия сезона в театре «Ла Скала», так было 20 декабря на очередном представлении «Веселой вдовы» в театре «Филармонико»: перед началом спектакля, перехватывая инициативу от Даниэля Баренбойма, зачитали ту же девятую статью Конституции, в которой заявляется, что «государство cпособствует развитию в области культуры, научных исследований и техники».

Идея Федерико Тьецци (известного режиссера драматического театра, дебютирующего в жанре оперетты) была вполне неплоха. Действие «Веселой вдовы» перенесено из 1905 года на почти четверть века вперед, в год 1929, время начала Великой депрессии. Точнее, действие начинается в «черный вторник» 29 октября 1929, день окончательного биржевого краха. Тьецци вдохновляет кинематограф тридцатых годов: прическа Ганны, обрамляющее лицо каре с челкой, — очевидная цитата. Волею режиссера и сценографа Эдоардо Санки действие легаровской оперетты разворачивается в вестибюле банка (весьма голое и грустное место, с преобладанием прямых линий и серых оттенков), который легко трансформируется в анонимную резиденцию Ганны (в Париже? Вене? Берлине?) и хуже — в кафе «Максим», лишенное подобающего ему легкомысленного блеска. Все закручено вокруг денег: за спинами персонажей часто появляются бегущие строки с биржевыми индексами, Ганна появляется из серебряного сейфа, в конце с колосников сыплются банкноты... Много денег и мало любви! — может печально констатировать как зритель, так и критик. Мало праздника, которым должно быть представление оперетты. Тьецци, похоже, не знает, что делать с этим жанром, не знает, как придать действию непрерывность и гибкость, как помочь певцам-актерам развлекаться самим и развлекать публику. Триестинско-генуэзско-неаполитанско-веронская «Веселая вдова» силится взлететь, да не может: спектаклю не хватает легкости, иронии, упоительности обмана. Постановка не только предпочитает серые тона (серебристый занавес и серебристый же парик Валансьенн, темно-серая архитектурная конструкция, обрамляющая действие, серые костюмы дам, сами по себе элегантные, но безжалостно подчеркивающие недостатки фигуры), но создает настроение пессимизма, кстати, отражающее печальные предчувствия нынешней Европы, которая не в состоянии справиться с многочисленными проблемами и, по мнению социологов, вступившей в фазу регрессии.

Режиссер не помогает артистам, а среди артистов полно таких, что не помогают режиссеру. Патриция Орчани в главной роли — весьма солидная и уверенная в себе гран-дама, слишком солидная и слишком уверенная... Легко предположить, что Ганна Главари молода — ведь она была замужем всего восемь дней! Но дело тут не в возрасте артистки, которая вовсе не стара, а в утяжеленной манере игры. Как утяжелен, благодаря костюмам Джованны Буцци, ее силуэт, и огрублено лицо, «вписанное» в раму упомянутого каре с челкой в стиле Луиз Брукс. С вокальной стороной роли Орчани вполне справляется, и в знаменитой «Песне о Вилье» срывает заслуженные аплодисменты. Но ее звукоизвлечение низковато, фразировка однообразна. Получается скучновато. И потом, как говорят итальянцы, la classe non è acqua. Шарм, шик — они или есть, или нет...

Крайне неудачен (и абсолютно загадочен!) выбор Иларии Дель Прете на роль Валансьенн. Это очень маленький голос, которого часто просто не слышно, неумение произносить словесный текст, странная манера, напоминающая кривляние. Бедная певица, которую заставили еще и танцевать в сцене у «Максима», выставив тем самым в еще более невыгодном свете! Ее партнер тенор Анджело Скардина также не смог войти в роль влюбленного парижанина, наделенного даром соблазнителя: простоват, фрак не слишком идет ему, голос жидковат.

На долю албанского баритона Гезима Мишкеты выпала роль утешителя. Он сразу продемонстрировал голос очень красивый, полный, мягкий, округлый, так что если в зале были меломаны, они получили причитающиеся им долю удовольствия. И собой Мишкета недурен: до сногсшибательной элегантности, игры в томность, за которой скрывается горячее чувство, ему еще нужно дорасти, но дорасти он вполне может. Думается, албанского баритона ждет отличная карьера.

Бруно Пратико, заслуженный бас-buffo, известный своими интерпретациями россиниевских персонажей типа Дона Маньифико в «Золушке», незаменимый гость Россиниевского фестиваля в Пезаро, предстал в роли барона Мирко Дзеты, посла Понтеведро в Париже и обманутого старого мужа молодой жены, а еще усладил публику исполнением неаполитанской песенки неизвестного автора конца девятнадцатого века, которой нет в партитуре Легара, и которая звучала в фильме Висконти «Смерть в Венеции», где ее исполняли уличные артисты под окнами отеля Ашенбаха. А в любимцы публики заслуженно попал неаполитанский актер с популярным в Неаполе именем Дженнаро и неудобоваримой фамилией Каннаваччуоло. В роли секретаря посольства Негуса элегантный, шаловливый, юркий, наделенный даром правильной дозировки шуток Каннаваччуоло был попросту обречен на успех.

Юлиан Коватчев во главе оркестра Арена ди Верона помузицировал от души: видно, нарядная партитура Легара нравилась ему. Отсюда и элегантность, и точность, и гибкость! Жаль только, что порой оркестр звучал слишком громко, и жидкие голоса второй влюбленной пары потонули в оркестровом море.

Легко подумать, что автором этих строк владеет ностальгия. Так уж повелось, что все постановки «Веселой вдовы» в Италии сравнивают с образцовым спектаклем Мауро Болоньини, созданным им для Римской Оперы двадцать лет назад, с элегантнейшими костюмами Пьеро Този и «по мерке» Райны Кабаиванской и Микаэла Мелби. За пультом стоял еще незаштампованный Даниэль Орен. Вот уж где шарма и шика было хоть отбавляй! Как носил мундир и играл тросточкой Мелби — граф Данило, как напускала на себя равнодушный вид и поворачивала гордую головку Кабаиванска — Ганна, как зажигал зал Орен, приглашая публику подпевать прославленному мужскому октету... Подлинный дух оперетты: кто поймет тебя, кто ухватит тебя, кто воплотит тебя на сцене?

Привет от Мауро Болоньини, Райны Кабаиванской и Микаэла Мелби...

Но фото (Ennevi):
сцены из спектакля

Рекомендуем

• Опера на CD в интернет-магазине OZON.ru