Много, много сюрпризов

«Манон Леско» Пуччини в театре Филармонико в Вероне

Ирина Сорокина
Специальный корреспондент

Постановка Грэма Вика прибыла в Верону из театра «Ла Фениче» в Венеции. Поскольку автор уже видела этот спектакль, у нее были некоторые сомнения в необходимости повторного просмотра. И все же, памятуя известное итальянское выражение «non si finisce mai di imparare» (всегда есть чему научиться), в первое солнечное воскресенье, призвавшее на Пьяцца Бра множество людей, уставших от бесконечных туманов, серого неба, теленовостей, обрушивающих на них пикантные подробности ужинов с несовершеннолетними девицами на вилле премьер-министра Сильвио Берлускони, автор отправилась в театр «Филармонико». То, что разыгралось в театре, подтвердило справедливость выражения.

К «провокациям» Грэма Вика можно относиться по-разному, кто-то кричит «гадость», кто-то дает себе труд задуматься… «Манон Леско» перенесена в наши дни, а развитие сюжета заключено в особую раму: история любви легкомысленной и прелестной, развращенной и доброй Манон и кавалера Де Грие разыгрывается в неизменном присутствии школьников старших классов, которые получают, по мысли Вика, «моральный урок».

1/2

Три акта пуччиниевской оперы перенесены в «подвешенное» состояние: постоялый двор в Амьене, богатый дом Жеронта, порт в Гавре, естественно, трансформированные с соответствии с идеями Вика, находятся над огромной, ужасной ямой, сродни вырытой могиле (декорации и костюмы австралийского тандема Эндрю Хейс – Кимм Ковач). Первый акт переносит зрителя в школу, где-то рядом с лунапарком, дом Жеронта во втором напоминает изысканный бордель, где употребление кокаина – самое обычное дело, в порту женщины легкого поведения принимают муку унижения, вися на тросах. В заключительном акте исчезает все, кроме уже вырытой ямы (могила? яма? свалка?), там и заканчивает свое земное существование легкомысленная бабочка Манон.

Ровно год назад венецианcкая премьера получила самые разные отклики, как возмущенные, так и сочувственные. В городе Ромео и Джульетты к спектаклю отнеслись довольно равнодушно. Популярная опера Пуччини не собрала полного зала. Свободные места в партере, ложах, бельэтаже вызывали ассоциацию с ямой на сцене.

Особый разговор о певцах. В первом составе пели Амарилли Ницца и Вальтер Фраккаро (он же пел венецианскую премьеру). Естественно, возраст артистов далек от возраста героев Прево-Пуччини, и если Ницца еще может претендовать на наличие physique du role, Фраккаро был попросту смешон в коротких штанишках и гольфах (смешны и многие артисты хора). Если Ницца все же может считаться вполне корректной Манон, то минувший год не прибавил вокального блеска уважаемому тенору Фраккаро, который все поет с натугой и удручающе однообразно.

Однако выступление второго состава навело на по-настоящему драматичные мысли. В двух главных ролях предстают певцы, призванием которых должно было бы быть хоровое пение или выступления в партиях comprimario, и, тем не менее, им доверены очень сложные в художественном отношении и требующие выдающихся вокальных данных роли! Особенно это относится к молодому тенору Лоренцо Декаро, обладателю глухого, лишенного всякой индивидуальности и очень слабого по объему «инструмента». На сцене Декаро вел себя с горячим энтузиазмом и преувеличенной страстностью, пытаясь (вполне возможно, что неосознанно) заменить этими качествами наличие настоящего голоса и вокальной школы. Так что, когда рядом с автором послышались возгласы «questi sono cani, non cantanti!» («это собаки, а не певцы!»), с этим пришлось, увы, согласиться. К сожалению, во многих местах оперы звуки, издаваемые тенором, больше напоминали вой, чем пение. Впрочем, удивляться нечему: всего за пять дней до веронской «Манон Леско» Хосе Кура на сцене храма оперы, коим является театр Ла Скала, в том же духе «пел» партию Канио в «Паяцах»...

У певицы из Румынии Анды-Луиз Богзы, в отличие от ее молодого партнера, голос есть. Но как топорно и безвкусно она использовала его в «Манон Леско»! Заниженное звукоизвлечение, «рваная» линия, слишком очевидные перепады между регистрами много раз доставили уху слушателя страдание. Еще хуже обстояло дело со сценическим образом Манон: не только физические данные массивной певицы и некоторая вульгарность облика (копна ярко-рыжих крашеных волос) не имели ничего общего с юной героиней, но чувство иронии, перешедшее чуть ли в отчаяние, вызвали двигательные проблемы артистки. Именно двигательные проблемы, а не просто неумение двигаться...

Риккардо Фрицца провел оперу с искренним воодушевлением, так хорошо соответствующим безоглядной страстности партитуры молодого Пуччини, хотя тонкостей отделки явно не хватало.

Но показ «Манон Леско» в постановке Грэма Вика в Вероне сопровождали и другие неожиданные и неприятные вещи. Во время монтажа декораций панель весом в два килограмма упала на голову одному из техников, который попал в больницу в сотрясением мозга. Перемена декораций (после второго действия) на спектакле занимала около часа, и администрация театра приняла несчастливое решение скоротать необычно долгое ожидание, заняв публику разговорами о Пуччини и его опере. На что не все среагировали с пониманием: дело дошло до невежливых, даже угрожающих выкриков, а кто-то предпочел покинуть зал. Представления «Манон Леско» оказались коктейлем из сценических накладок, недостатка репетиций, несоответствия артистов ролям и равнодушия публики. Ныне социологи высказывают мнение, что Италия – антропологическая катастрофа. Это и есть урок, который многим предстоит усвоить.

Фото Ennevi любезно предоставлена Арена ди Верона.
Фото Серджо Станканелли предоставлена автором.

0
добавить коментарий
МАТЕРИАЛЫ ВЫПУСКА
РЕКОМЕНДУЕМОЕ