«Игоря» знакомо-незнакомые черты...

Игорь Корябин
Специальный корреспондент

Признаться, поначалу я всерьез и не воспринял тот броский слоган, который с афиши концертного исполнения оперы Бородина «Князь Игорь» явно и недвусмысленно должен был «выстрелить» в самое сердце среднестатистического меломана и сразить его наповал. Сообщалось, ни больше ни меньше, что это мировая премьера авторской редакции. И далее пояснялось, что это совместный проект театра «Геликон-Опера» и Государственного центрального музея музыкальной культуры имени Глинки, который должен состояться 1 апреля на сцене Светлановского зала Московского международного Дома музыки. Подумалось даже, грешным делом, не первоапрельская ли это шутка? Но зерно неподдельного интереса всё же было заронено, и поэтому пропустить подобное событие было просто невозможно. И сразу же, после посещения такого необычного концертного исполнения, хочется сказать, что мой первоначальный скепсис оказался абсолютно неоправданным: сомневаться в серьезности «инновационных» намерений, осуществленных солистами, хором и оркестром «Геликон-Оперы» уже не было ни малейших оснований.

Но проект этот оказался еще и невероятно масштабным по своей продолжительности: при двух антрактах, начавшись в семь, он закончился в районе одиннадцати вечера! Так что музыки, написанной непосредственно Бородиным, оказалось не так уж и мало, вопреки тому, как мы привыкли полагать, ведь инициаторы этого интереснейшего проекта задались целью, чтобы прозвучала только музыка, написанная самим Бородиным! Причем, в той компоновке, в какой ее хотел видеть «отец-композитор» в своем окончательном замысле, а не в той, в которой ее увидели двое русских музыкальных гениев, имена которых – Римского-Корсакова и Глазунова – вы найдете в любом учебнике по русской музыкальной литературе.

Вот какую информацию можно было почерпнуть из сопроводительного текста слушательской программки обсуждаемого концертного проекта: «К моменту смерти Бородина “Князь Игорь” был практически закончен в клавире и оркестрован более, чем на одну треть. Глазунов сочинил увертюру и ряд вокальных номеров. Римский-Корсаков написал либретто второй половецкой картины, выстроил номера в новом порядке и оркестровал почти две трети оперы, при этом часто меняя музыку и много сокращая. В большинство законченных оркестрованных и неоднократно исполнявшихся при жизни Бородина номеров также вносились изменения». В 1890 году, через три года после смерти Бородина, Римский-Корсаков и Глазунов выпустили премьеру своей редакции «Князя Игоря» – оперу в 4-х действиях, 6-ти картинах. Подразумевается, что 1-я картина («Путивль. Отправление Игоря в поход») – это пролог; 2-я («Терем Галицкого») и 3-я картина («Горница Ярославны») – 1-е действие; 4-я картина («Первый половецкий стан») – 2-е действие; 5-я картина («Второй половецкий стан. Побег Игоря») – 3-е действие; 6-я картина («Путивль. Возвращение Игоря») – 4-е действие. И долгое время эта редакция считалась «канонической», хотя прокатная практика постепенно стала диктовать свои условия: 5-я картина (3-й акт) стала всё чаще и чаще купироваться, пока, наконец, редакция Римского-Корсакова – Глазунова не узаконилась до трех действий (пяти картин).

Почему «озарение» на «Геликон-Оперу» нашло только сейчас, и она решила обратиться к научно-критической редакции музыковеда-текстолога П.А. Ламма (1882 – 1951), сообщим читателям несколько позже, однако то, что это всё-таки произошло, следует записать в актив интереснейших обретений музыкальной жизни Москвы. До публики и журналистов была официально доведена информация, что Павел Ламм в 1947 году по сохранившимся авторским рукописям Бородина сумел максимально восстановить первоначальную компоновку оперы и ее оригинальный музыкальный текст, однако эта работа так и осталась невостребованной музыкальным театром, а ее рукопись, ожидая своего часа, до сегодняшнего дня хранилась в Музее музыкальной культуры имени Глинки. Получается, как бы высокопарно это ни звучало, что авторского «Князя Игоря» до нынешнего геликоновского исполнения никто никогда не слышал, но теперь она прозвучала в том виде, как была написана Бородиным – от первой до последней ноты. В редакции Ламма исключены все фрагменты, написанные Римским-Корсаковым и Глазуновым (около 1700 тактов), а также ранние авторские варианты. Реконструирован оригинальный порядок картин и отдельных номеров. Некоторые из наиболее популярных и узнаваемых номеров «Князя Игоря» в авторской версии звучат непривычно для слуха, ведь более чем за столетие – за 120 лет! – успели укорениться привычные стереотипы редакции Римского-Корсакова – Глазунова. Впервые мы услышали и эпизоды, неизвестные прежде в оркестровке (она была осуществлена дирижером «Геликон-Оперы» Константином Чудовским и помощником художественного руководителя театра «Геликон-Опера» по литературной части Анной Булычевой). Появились и новые расширяющие партитуру номера (вернее старые, но их даже и не назвать «хорошо забытыми», так как они просто не были известны до этого). Несколько сместились и акценты в характеристиках героев. Князь Игорь по Бородину – фигура трагическая, но далеко не однозначная. Кончак оказывается его сватом, но это, правда, не ново: эта линия подробно проработана в постановке Бориса Покровского в Большом театре (1993), заканчивавшейся «Половецкими плясками» и свадьбой Кончаковны и Владимира Игоревича. Галицкий – теперь весьма значительный персонаж: его партия достаточно для этого укрупнена. Ярославна – сильная, мудрая и властная женщина – и в ее партии по ходу исполнения я отметил для себя немало новых вокальных эпизодов. Нотный материал для этого проекта подготовлен научными сотрудниками Музея музыкальной культуры имени Глинки и театром «Геликон-Опера».

28 февраля на пресс-конференции в зале экспозиций Музея имени Глинки, посвященной премьерному исполнению оперы Бородина «Князь Игорь» в авторской редакции, художественный руководитель проекта и главный режиссер театра «Геликон-Опера» Дмитрий Бертман пояснил, что идея обратиться к рукописям композитора и восстановить редакцию оперы по неопубликованным архивным материалам возникла давно. Первоначально планировалось, что премьерой авторской редакции оперы Бородина «Князь Игорь» откроется новый зал «Геликон-Оперы» после завершения реставрации здания на Большой Никитской. Пространство внутреннего двора усадьбы в псевдорусском стиле, могло бы превратиться в краснокирпичный интерьер нового зрительного зала и стать бы идеальной декорацией к опере на тему русской истории. Но, пока сроки окончания реставрации театра постоянно отодвигаются, это уникальное произведение впервые решено было исполнить 1 апреля на сцене Светлановского зала Дома музыки в форме концерта (благо, на этой площадке имеется и соответствующий геликоновский абонемент под названием «Модная опера»). По словам Дмитрия Бертмана, «Князь Игорь» входит в пятерку самых востребованных в мире русских классических опер в силу того, что в этой опере «дан образ русской истории, нашей ментальности, наших проблем». После смерти Бородина Римский-Корсаков и Глазунов, завершив и оркестровав его оперу, создали логичную и, что было немаловажно, приемлемую с точки зрения цензуры версию, однако следует помнить, что в этой версии до четверти музыки принадлежит не Бородину. Интерес к авторской редакции «Князя Игоря», по информации Дмитрия Бертмана, уже проявил знаменитый режиссер из Великобритании Дэвид Паунтни, известный своей страстью к исполнению оперных редкостей. От себя добавлю – и маниакальной страстью в оперных постановках переворачивать всё с ног на голову в силу своего ярко выраженного радикального мышления. Можно представить, что это будет за постановочка, зная пристрастия этого режиссера с Туманного Альбиона.

То, что Римский-Корсаков и Глазунов, выполняя свою «историческую музыкальную миссию», изрядно приложили свои руки к шедевру Бородина, безусловно, всем хорошо известно. Однако впервые благодаря концертному исполнению «Геликон-Оперы» стало понятно, от чего же эти уважаемые мужи отталкивались. Теперь хотя бы есть некий базис, основа, от которого можно «плясать». Но «плясать» можно по-разному. Если речь идет о последовательности картин в сохраняющейся сейчас в репертуаре Мариинского театра постановке 1954 года Евгения Соковнина, то это явно «пляска от лукавого». Если иметь в виду подвергавшуюся в свое время небезосновательной критике постановку Бориса Покровского в Большом театре (давно уже канувшей в лету), то эта пляска не лишена элемента разумной зажигательности. То, что многое становится «понятным» в авторской редакции, заставляет задуматься и о проблемах «священной» редакции Римского-Корсакова – Глазунова, которая в постановке Леонида Баратова на сцене Большого театра (1953), сохранив непоколебимую «каноническую» последовательность картин, отжила свой век незадолго до того, как появилась постановка Покровского. К примеру, ее второй акт всегда ассоциировался с намеренно выстроенным дивертисментом – сначала оперным, а в финале акта – балетным: понятно, что после такой обильной дозы музыкальных «шлягеров» картина «Второй половецкий стан» просто не выдержала конкуренции и тихо «самоустранилась». Совсем скоро – в середине апреля – ожидается премьера «Князя Игоря» в «Новой Опере». Что-то принесет нам режиссерское кредо Юрия Александрова?

А между тем в порядок картин авторской редакции «Князя Игоря» весьма любопытен и, как мне кажется, весьма логичен и строен. И в связи с этим не понятно даже, почему режиссеры XX века, словно кубики перетасовывавшие картины и действия этой оперы, никогда не приходили именно к этой раскладке! Итак, 1-я картина («Путивль. Отправление Игоря в поход») – пролог; 2-я картина («Первый половецкий стан») – 1-е действие; 3-я («Терем Галицкого») и 4-я картина («Горница Ярославны») – 2-е действие; 5-я картина («Второй половецкий стан») – 3-е действие; 6-я картина («Путивль. Возвращение Игоря») – 4-е действие. Сразу бросается в глаза, что «Первый половецкий стан» идет сразу после пролога, «Терем Галицкого» и «Горница Ярославны» – за ним. Две последние картины-действия остаются на своих привычных местах. При этом наполнение двух новых «Половецких станов» – принципиальное иное. «Первый половецкий стан» начинается с половецкого марша, после которого идет ария Князя Игоря, которую мы привыкли называть «второй», ибо в постановке Мариинского театра она помещена во «Второй половецкий стан», каким-то чудом всё еще сохраняющийся и по сей день. Затем идут ария Кончаковны, сцена Игоря с Овлуром, ария Кончака, сцена Игоря и Кончака и, наконец, «Половецкие пляски». Отсутствие в этой картине тенора (Владимира Игоревича) и любовной мелодраматичности существенно снижает дивертисментность этого акта. Ария же Игоря (та, где он призывает русских князей к объединению) и известная ария Кончака здесь абсолютно психологически уместны, а Кончаковна пока лишь делает экспликацию своих будущих отношений с Владимиром Игоревичем.

А вот свою знаменитую хрестоматийную арию Игорь поет... во «Втором половецком стане» перед самым побегом, но после того как прозвучит ария Владимира Игоревича и его дуэт с Кончаковной. Сама же сцена побега, достаточно подробно выписанная в редакции Римского-Корсакова – Глазунова, остается за кадром – и Игорь как бы незаметно переносится в Путивль. Нечто подобное, правда, в окружении иного музыкального материала наблюдалось и в постановке Покровского, но тогда исполнялся симфонический антракт «Разлив Дона» – и это было очень эффектно. До сих пор я считал, что эта музыка написана самими Бородиным. Значит, выходит, что нет? Ведь в основе обсуждаемого проекта авторской редакции лежит, как следует из декларации его вдохновителей, идея использования всей написанной музыки Бородина. Либо ее отнесли к ранним наброскам композитора, и потому не включили? Но как бы то ни было отсутствия этого связующего антракта между картинами-действиями очень жаль. «Новые» – или всё же «старые»? – 3-я, 4-я и 6-я картины в целом сохраняют свой привычный облик, отличия лишь – в части укрупнения ряда вокальных эпизодов.

В прозвучавшей концертной версии авторской редакции оперы Александра Бородина «Князь Игорь» участвовали следующие солисты театра «Геликон-Опера»: Александр Киселев (Игорь Святославович), Елена Михайленко (Ярославна), Вадима Заплечный (Владимир Игоревич), Дмитрий Скориков (Князь Галицкий), Михаил Гужов (Хан Кончак), Лариса Костюк (Кончаковна), Андрей Паламарчук (Ерошка), Александр Миминошвили (Скула), Михаила Вербицкий (Овлур), Мария Масхулия (Няня Ярославны). Из всех солистов этого вечера я по-настоящему, безо всяких скидок на что-либо в плане вокала, отметил бы только великолепную Ларису Костюк и, как ни странно, двух исполнителей характерных персонажей Андрея Паламарчука и Александра Миминошвили, ставших едва ли не «центром всего исполнения». Очень старались Вадим Заплечный и Дмитрий Скориков – и во много они преуспели, а вот Александр Киселев, Михаил Гужов и Елена Михайленко, как ни старались, вокально убедить так и не смогли: они просто пели… Пели, конечно, с душой и чувством, но технические рифы вокальных партий преодолеть пока не сумели. Порадовал геликоновский хор, вполне достойно звучал и оркестр, за пультом которого стоял Владимир Понькин. Но не будем слишком пристрастны, ведь это был особый вечер – не вечер солистов (да простится мне эта дерзость!), а вечер оперы. Это был вечер, когда, наконец, впервые за долгое время неожиданно проступили «Игоря» знакомо-незнакомые черты…

Иллюстрация:
партитура оперы, 1-e изданиe

0
добавить коментарий
МАТЕРИАЛЫ ВЫПУСКА
РЕКОМЕНДУЕМОЕ