Анна Нетребко: «Буду пробовать себя в новом репертуаре»

Сергей Элькин
Оперный обозреватель

Анна Нетребко: неподражаемая, уникальная, удивительная... С 1993 года она поет на сцене Мариинского театра. Ее американский дебют состоялся в 1995 году в Опере Сан-Франциско (Людмила в “Руслане и Людмиле” М.Глинки), в 2002 году она впервые выступила на Зальцбургском музыкальном фестивале (Донна Анна в “Дон Жуане” В. А. Моцарта) и в «Метрополитен-опере» (Наташа в опере С. Прокофьева “Война и мир”). Анна Нетребко — желанная гостья Венской оперы и «Ковент-Гардена», театра «Ла Скала» и Баварской оперы, выступает с концертами по всему миру. За все эти годы она побывала, кажется, всюду. И только один театр всегда оставался вне ее гастрольного графика — Лирическая опера в Чикаго.

И вот, наконец, в марте 2013 года состоялся долгожданный дебют Анны Нетребко в чикагском театре. Певица исполнила одну из своих знаковых партий — Мими в “Богеме” Дж. Пуччини. Между спектаклями Анна летала в Нью-Йорк, разучивала новые партии и даже успела погулять по Чикаго с четырехлетним сынишкой Тишей. В ее напряженном графике нашлось место и для вашего корреспондента.

В Международный день театра мы встретились в гримерке «Лирик-оперы» Чикаго и поговорили о Мими, ее настоящих и будущих партиях, постановках, режиссерах и многом другом. Первое и самое сильное впечатление: она — абсолютно естественная. Настоящая. Искренняя. Живая.

Предлагаем нашим читателям эксклюзивное интервью знаменитой сопрано еженедельнику OperaNews.ru.

— Аня, почему все-таки столько лет мимо Чикаго? Неужели не приглашали?

— Приглашали. Но вначале я выступила в Сан-Франциско, а потом довольно много времени проводила в «Метрополитен-опере». Как-то не получалось.

— Как вам в «Лирик-опере»?

— Чудесно. Оркестр прекрасный, театр красивый, публика хорошая. Все относятся очень доброжелательно, все идет спокойно, без стрессов. Мне очень нравится Чикаго. Мы здесь прекрасно провели время. На десять дней приехали Тиша с сестрой. Гуляли по городу, смотрели... От Детского музея Тишу было не оттащить. Каждый день туда ходили.

25 марта Анна Нетребко выступила с концертом в Центре Вилара в штате Колорадо. На мое замечание, что в Колорадо обычно ездят кататься на лыжах, ответила:

— Я знаю, я на лыжах не катаюсь. Я спела новые арии, которые до этого никогда не пела. Хотелось попробовать. Был большой успех, и теперь я абсолютно точно уверена, что иду в правильном направлении.

О старых партиях и «новой» Нетребко

— Давайте поговорим о вашем репертуаре. Почему вы решили его менять? Стало скучно петь старые партии?

— У меня очень сильно изменился голос. Изменился давно. Пока еще я пытаюсь задержаться в старом репертуаре, хотя в этом нет никакого смысла. Буду пробовать себя в новом. Мне все это говорят, и я сама это чувствую. Пора! Но чтобы начать заниматься новым репертуаром, нужно закончить петь старые партии. Иначе я не могу двигаться в новом направлении. Я допеваю старые контракты и готовлюсь к новым ролям. Выкраиваю возможности. Поэтому и в Колорадо полетела — попробовать. Пытаюсь понять, действительно ли я правильно делаю. Новый репертуар требует идеальной вокальной техники, дыхания...

— Перечислите, пожалуйста, ваши новые партии.

— Татьяна, Леонора, Манон Леско Пуччини, Леди Макбет, Маргарита в “Фаусте” Гуно, Эльза в “Лоэнгрине” Вагнера, Норма, Адриенна Лекуврер — партии, которые мне предстоит спеть в ближайшие шесть лет.

— Это будет совсем другая Нетребко?

— Ну и хорошо. Мне интересно. Почему нет?

— А с вашими старыми героинями вы расстаетесь навсегда? С Мими, Джильдой..?

— С Джильдой я давно рассталась. Без всякого сожаления, кстати. Джильда никогда не была моей любимой партией. Это был для меня проходной этап. Мне всегда неудобно было петь Джильду.

— А Мими? Вы как-то сказали, что партия Мими для вас легкая. Это касается вокальной составляющей или актерской игры?

— И с вокальной, и с актерской точек зрения. Композитор все выразил в музыке – играть нечего. Понятно – нюансы, краски в голосе, но сама по себе партия написана очень естественно. И я ее такой играла в «Лирик-опере». Характер – чем проще, тем лучше. Мими у меня прямая, простая. В ней нет никакого кокетства, никакой двусмысленности. Вот она пришла: вот такая я. Такая, как есть.

— Вы когда-то начинали с Мюзетты...

— Я пела Мюзетту в Сан-Франциско в той же самой постановке, в которой пою в Чикаго.

— В «Лирик-опере» Мюзетта какая-то невыразительная...

— Постановка в Сан-Франциско в этих же самых декорациях была гораздо интереснее. У Мюзетты там было целое шоу. Я выходила с собачкой, официанты выплясывали танец с тарелками, все хохотали, как и должно быть в сцене Мюзетты. В «Лирик-опере» этого ничего нет. Не надо винить в этом Элизабет Футрал (исполнительница партии Мюзетты в Чикаго. – С. Э.) – она прекрасная певица. Просто такая постановка...

— А какая партия для вас самая трудная?

— Один раз в своей жизни я пела Царицу ночи. Первые два спектакля нота “фа” была, на вторых двух она уже пропала. Тогда я подумала, что, наверно, я все-таки не Царица ночи и надо эту партию отложить.

— Что вы и сделали...

— Сразу. Я один раз ее спела... Я с арией Царицы ночи выиграла Первую премию на Конкурсе молодых исполнителей Глинки.

Анна напевает начало второй арии Царицы ночи и продолжает:

— Остальные партии, которые я пою, требуют не только большего диапазона – они требуют актерской игры, движения. Конечно, это все трудно. Лючия – трудная партия. Большая. А самая трудная была, есть и будет – Анна Болейн.

— Вы ее потрясающе спели в «Мет»!

— Это спорно. Очень много людей были против этого. Эта партия очень трудная.

— Поэтому она не стала такой популярной...

— Если честно, я не советую ни одной певице за нее браться. Она написана непонятно для какого голоса. Это не бельканто. Там ничего от бельканто, кроме последней сцены, нет. Все остальное – какие-то “рыки” на нижних нотах. Голосоведения, как такового, нет. Все должно быть довольно агрессивно и темпераментно, потому что такова история. Если это петь просто божественно красивым звуком, это будет не Анна Болейн. Это будет другой Доницетти. Смотрите, “Мария Стюарт” – история похожая, а характеры совершенно разные. Партия Марии Стюарт – чистое бельканто, партия Анны Болейн – нет. Она написана очень низко, ниже, чем меццо-сопрановые партии. Известны версии Беверли Силс, которая, кстати, гениально пела Болейн. Но это не то, что написано у Доницетти – это на три октавы выше. Силлз сделала из партии колоратуру, но этого нет в оригинальном клавире Доницетти. Почему? Ответ только один – композитор хотел, чтобы у Анны Болейн был такой голос, чтобы она его срывала... Так он хотел выразить ее эмоциональное состояние. Я ни на минуту не верю, что она сошла с ума. Ни на минуту! Я ее и не играла такой. Многие критики написали, что я совершенно не жертва. Конечно! Потому что Анна Болейн не была никакой жертвой.

— Она четко знала, что она делает...

— Она четко знала, что она проиграла. Поэтому она стала набожной и гениально доиграла свою роль до конца. В этом ее сила. Мне лично ее характер очень нравится.

— Есть оперы, за которые вы никогда не возьметесь?

— Такое было уже много раз – я боялась страшно, говорила, что никогда не возьмусь, и все равно бралась. Это не вопрос. Просто есть такие оперы, которые я спеть не могу, потому что у меня нет голосовых возможностей.

— Пока нет или вообще нет? Я имею в виду сопрановый репертуар?

— У меня не романтическое сопрано, хоть я знаю, что могу петь спинтовые партии, и я буду их петь. Но я не думаю, что даже если я прыгаю в другой репертуар, спою когда-нибудь “Аиду” или “Силу судьбы”, или “Бал-маскарад” – что-то такое центральное, массивное... Нет. Я знаю точно, что мне нужно идти в сторону крепких колоратурных партий. Они мне и по характеру подходят, и я могу их петь.

— А Тоска?

— И Тоска будет. Господи, все ее хотят, эту Тоску. Будет Тоска. Я просто не вижу смысла торопиться. Да, я могу ее спеть. Могу, могу...

— Все ждут самого популярного, а вам хочется чего-то другого?

— Я не нахожу партию Тоски безумно интересной. Манон Леско – вот это партия, вот это потрясающе интересно! В этой партии все есть.

— Там и для тенора потрясающая партия! В «Лирик-опере» кавалера де Грие гениально пел Владимир Галузин! А вообще, ее мало кто поет.

— Конечно, не поют. Боятся. Галузин поет. Я его очень люблю. Эту партию сегодня прекрасно поют Галузин, Александр Антоненко и Йонас Кауфман.

— А что с русским репертуаром? Вас редко зовут в русские оперы? Когда-то вы пели Людмилу...

— Какая Людмила в сорок один год? (Смеется.)

— В опере это никогда не было помехой, вы же знаете.

— Это тяжело для голоса. Хорошо, когда тебе двадцать три, и голос молодой, свежий... У меня сейчас совершенно другой настрой, у меня в голове Леди Макбет.

— А до этого – Венская опера. Ваша первая Татьяна...

— Я не уверена, что Татьяна – это моя партия.* Посмотрим. Поработаем над образом.

— А много придется работать? Как вы работаете над образом?

— Каждый раз по-разному. Конечно, “Онегина” я знаю наизусть, видела эту оперу миллион раз. Образ?.. Ничего во мне от этого образа абсолютно нет. Мне придется попытаться поверить, что можно так дико влюбиться с первого раза и тут же состряпать письмо. Я в это не верю! Придется поработать.

— А вам обязательно нужно верить для того, чтобы спеть и сыграть?

— Я могу нафантазировать, но именно в этом случае здесь надо что-то играть...

— Кто ваш любимый партнер?

— Все любимы, всех люблю, все родные, все разные и все хорошие. Каждый отдает что-то свое. У меня не было плохих партнеров. Когда поешь в таких театрах, не бывает плохих певцов.

— Когда вы подписываете контракт, вы предполагаете или знаете, с кем вы будете петь?

— Если это новая постановка и партнер имеет значение, я спрашиваю. В таких спектаклях, как “Ромео и Джульетта” или “Манон” Массне, где все связано с тенором, я знаю, с кем я буду петь. Мне нужно знать! Иногда партнеров много, а я одна. Когда я пела в «Мет», у меня были четыре Ромео. Пласидо Доминго, который дирижировал спектаклем, сказал: “По-моему, я единственный тенор, который не был на той кровати”.

«Это определенная профессия — петь современную музыку»

Похоже, для Анны Нетребко не существует такого понятия, как острые вопросы. На все она отвечает с обезоруживающей искренностью и прямотой.

— Почему вы довольно редко поете в России, даже в той же Мариинке?

— В Мариинке каждый год появляюсь. В основном, концерты пою. Валерий Гергиев – мой очень хороший друг. Мы с ним часто встречаемся, все время по телефону разговариваем. Только что пели в Барселоне “Иоланту” с дичайшим успехом. Публика просто сорвала крышу с театра. Осенью он будет дирижировать “Онегина” в «Мет». Опять будем вместе.

Анна Нетребко приезжала в Санкт-Петербург на торжества, посвященные юбилею Валерия Гергиева, 2 мая участвовала в гала-концерте по случаю открытия новой сцены Мариинского театра, а на следующий день исполнила главную партию в “Иоланте”.

— А в Большом театре вы ни разу не выступали. Почему?

— Просто не получается по срокам...

— На сколько лет расписаны ваши контракты?

— Тоска и Адриенна идут уже на 2018-19 годы. Я пока не могу сказать, где что, потому что окончательных дат еще нет. Но большие театры всегда планируют далеко вперед.

— В том числе и «Лирик-опера». Вам что-нибудь предложили?

— Они предложили все, что я хочу. Сказали, что есть на примете две оперы.

— Приедете?

— Конечно, приеду. Вопрос в том, когда и с какой постановкой. Надо спеть то, что я не пою в «Мет», а в «Мет» я пою все! Хочется, чтобы было интересно всем!

— В Чикаго, например, ни разу не ставили “Иоланту”. Вы же ее поете по всему миру! Почему бы не спеть в Чикаго?

— Я тринадцать “Иолант” спела в Европе. На американском телевидении (и на DVD) скоро покажут фильм, снятый в Мариинке по спектаклю Мариуша Трелинского. Фильм-опера и фильм об опере. Гениальный состав певцов, гениальное кино и совершенно современная трактовка. Трелинский перевернул все с ног на голову. В этой постановке нет ничего сказочного. Она мрачная, черная, душераздирающая, а в финале выясняется, что девочке все приснилось. Мне эта постановка очень нравится.

— Как вам кажется, почему в США почти не идут оперы Римского-Корсакова, Даргомыжского?

— Я говорила Энтони (генеральный директор «Лирик-оперы» Энтони Фрейд. – С. Э.): в Чикаго надо показать “Царскую невесту”. Я ему сказала, что вот это именно та опера, которую поймут. История интересная, каждому голосу есть что спеть. Я ему даже сказала, какую постановку надо взять. В Чикаго она точно на ура пройдет!

Накануне нашей встречи в «Лирик-опере» состоялась чикагская премьера оперы Андре Превена «Трамвай “Желание”». Партию Бланш Дюбуа блистательно исполнила Рене Флеминг. На премьере была Анна Нетребко. Опера, по ее словам, ей “безумно понравилась”. Я спросил певицу, не хотела ли бы она поработать в современном репертуаре, и услышал в ответ:

— Я люблю современные оперы, но профессионально не возьмусь за них. У меня вообще музыкальный вкус странный. Мои любимые композиторы – Бриттен, Шостакович...

— Что же тут странного?

— Вагнера очень люблю. Не люблю Россини, Генделя, Шуберта, Шумана... Современные оперы требуют другой вокальной техники. Все другое. Я не смогу.

— Флеминг может, а вы — нет? Не верю!

— Флеминг – гениальный человек, суперталантливая женщина. Она говорит по-немецки и по-французски без акцента, поет по-немецки так, что немцы сходят с ума. Я видела в «Мет» ее Татьяну. Просто обалдела. И в партии Бланш Дюбуа она меня совершенно потрясла. Такая трудная партия, она все время на сцене, столько эмоций, пения... Молодец! Это определенная профессия – петь современную музыку. Она требует совершенно другого подхода.

— Я думаю все-таки, что вы тоже смогли бы. Если почитать ваши интервью пятилетней давности, вы так же говорили о своих сегодняшних партиях. Какая Леонора, какая Адриенна – вы говорили, что никогда за это не возьметесь. Там были Розина, Виолетта – совсем другой репертуар. Пройдет еще пять лет...

— И пойдем на современную музыку? Потому что голос пропадет после всех “Макбетов”?.. (Смеется.)

— Он пойдет дальше, до Вагнера. Разве Вагнера не страшно петь?

— Нет, абсолютно. А что страшного? Вагнер – самый благодатный композитор.

— Говорят, что Вагнер – “убийца” голоса.

— Ерунда.

— Фурланетто говорил: “Моцарт – бальзам для голоса”. Он Моцарта готов петь всю жизнь.

— А я – нет. В начале моей карьеры Моцарт был очень хорош. Но если ты хочешь двигаться дальше, к Моцарту вернуться очень трудно. Мне сейчас предстоит последняя Донна Анна. Надо собраться. (Смеется.) Мне с Моцартом неудобно. Не работают те части тела, которые должны работать для другого репертуара.

— Получается, Моцарт не универсален?

— Конечно, нет. Все люди разные. Фурланетто удобно петь Моцарта – значит, он должен это петь. Фурланетто – гениальный певец. Настоящая старая школа.

«Мне нравятся современные постановки»

— Кто главный в оперном театре? Такое впечатление, что в последнее время им стал не дирижер, а режиссер...

— Во многих театрах, конечно. Особенно в Европе.

— Режиссер диктует правила игры?

— В Европе режиссер приходит со своей концепцией, и, как правило, театры дают ему возможность ее воплощать. Даже термин придумали: “Regietheater” — режиссерский театр. Это касается, в основном, Германии, Австрии – в Зальцбурге особенно. Именно там можно найти интересные, актуальные постановки. Прочтение музыки, трактовка истории – все абсолютно другое, все переворачивается с ног на голову. Это интересно, это смотреть здорово! Почему бы нет? Но, к сожалению, очень часто бывает, что режиссер губит все своими замысловатыми стремлениями. Часто это не работает, идет вразрез с музыкой. Что творится, например, в Штутгарте. Страшные вещи... По-разному бывает. Но кто будет это контролировать?

— А у вас есть возможность взбунтоваться, отказаться..?

— После того, как я попала в “обезьянью” постановку и практически потеряла голос после первого спектакля, второй я отменила.** Когда я смотрела эту постановку с Дианой Дамрау, все было отрепетировано, и мне понравилось. Да, обезьяны, но интересно! (Смеется.) Но когда я сама поучаствовала в этом спектакле, это было настолько ужасно... Нет, теперь я лучше спрошу сначала: кто, что, как. Желательно хотя бы приблизительно знать, как это будет выглядеть на сцене.

— Вы можете назвать имена режиссеров, которым доверяете?

— Из современных – немецкий режиссер Вилли Деккер, автор зальцбургской “Травиаты”. Его постановки очень интересны. Костюмы, декорации, мизансцены – все продумано до мельчайших деталей, все оправданно, все – от начала до конца – имеет смысл. Интересно работают режиссеры Клаус Гут (он делал трилогию Моцарта) и Роберт Карсен. Запомнилась постановка “Дон Жуана” Мартина Кушея в Зальцбурге в 2002 году. Там все было с ног на голову, много крови, голых женщин, все это смешивалось... – было потрясающе! Классная постановка, мне она ужасно понравилась. Здесь (имеется в виду в США. – С. Э.) такую постановку назвали бы “euro trash” и ни в коем случае не поставили.

— В «Лирик-опере» до сих пор возобновляют постановки Дзефирелли шестидесятых годов XX века.

— Публика любит, наверно...

— И деньги платит.

— О, в этом все и дело... Мне нравятся современные постановки. Интересно в них работать. Я скучаю без них.

— У меня как раз был к вам вопрос, не скучно ли после Европы в «Лирик-опере»?

— Вы знаете, “Богема” хорошо идет в классической “оправе”. Хотя прошлым летом в Зальцбурге мы делали совсем новую “Богему”. Мы вместе с режиссером работали над образом Мими, я ему помогала. За основу образа был взят образ Девушки с татуировкой дракона.*** У меня был немного полубритый парик, татуировка. Я играла девчонку, почти тинейджера, и вся постановка была о нищих студентах. Все происходило в наше время. Было интересно.

«Я благодарна судьбе»

— Аня, у вас толпы поклонников, вам рукоплещет мир. Жизнь удалась?

— Сегодня рукоплещут, завтра – нет. Каждый день надо выходить и петь заново.

— Есть чувство страха перед сценой?

— Все бывает. Есть волнение, бывает и неуверенность. Я очень часто выступаю в спектаклях и концертах, которые в прямом эфире транслируются по всему миру. Это, конечно, страшно. Но с другой стороны я счастлива, что все так случилось. Никто такого не ожидал. Я меньше всего ожидала. Я благодарна судьбе, что все так получилось. Продолжаем работать!

— Всем спасибо, все свободны!

— (Смеется.) Конечно, всем спасибо. Очень много людей, которые мне помогали. Спасибо педагогу Тамаре Новиченко. Она мне сказала, как надо петь, и я до сих пор этой школы придерживаюсь. Она мне дала необходимую базу, а я стала двигаться вперед.

— Вы воспринимаете себя, как сложившуюся певицу, или по-прежнему учитесь?

— Опыт у меня, конечно, есть. Я довольно хорошо понимаю, что к чему в вокале, знаю, над чем еще мне надо работать. Тем более, с переменой репертуара.

Анна не любит громких слов “звезда”, “дива”. На мое замечание, что певица сегодня символизирует оперу в мире, ответила коротко:

— Я об этом вообще не думаю.

— Вы в Краснодаре бываете?

— На Новый год ездила. Десять дней гуляли. Двадцать человек. “Рубали” салаты.

— Тиша говорит по-русски?

— Больше по-английски. Учителя с ним говорят по-английски. Ему четыре с половиной, и у него уже акцент американский!.. Он такой смешной. Я скучаю без него. Неделя без него, и у меня сердце кровью обливается. Я несчастна, я хочу его видеть... Жду – не дождусь, когда после последнего спектакля сяду в самолет и хотя бы мысленно его обниму.

— Где ваш дом сегодня?

— Мои родные города – Краснодар и Петербург. Я переехала в Вену, получила гражданство, оставив, конечно, российское. В Вене у меня семья. А на то, чтобы где-то обосноваться, времени нет. Нет времени даже на каникулы. Просто нет.

Примечания:

* Разговор с Анной Нетребко состоялся 27 марта 2013 года, поэтому о партии Татьяны в “Евгении Онегине” в Венской опере она говорила в будущем времени.

** Анна Нетребко вспоминает постановку “Риголетто” 2006 года в Баварской опере. Действие спектакля происходило на планете обезьян. Соответственно, все действующие лица были одеты в костюмы обезьян.

*** Анна Нетребко рассказывает о “Богеме” режиссера Дамиано Микьелетто на Зальцбургском фестивале 2012 года. “Девушка с татуировкой дракона” – первая часть трилогии “Миллениум” шведского писателя Стига Ларссона.

Беседовал Сергей Элькин

На фото:
Анна Нетребко Анна Нетребко в Лирик-опере Чикаго (март 2013 года). Коллаж Тодда Розенберга
Анна Нетребко – Мими. “Богема” (Лирик-опера Чикаго, март 2013 года). Фото Дэна Реста
Анна Нетребко – Мими, Джозеф Калея - Рудольф. “Богема” (Лирик-опера Чикаго, март 2013 года). Фото Дэна Реста
Сцена из спектакля “Богема” (Лирик-опера Чикаго, март 2013 года). Фото Дэна Реста

0
добавить коментарий
ССЫЛКИ ПО ТЕМЕ

Чикагская Лирик-опера

Театры и фестивали

Анна Нетребко

Персоналии

МАТЕРИАЛЫ ВЫПУСКА
РЕКОМЕНДУЕМОЕ