Очередная встреча с хорошо известным оперным произведением, как и встреча со старым другом, может оказаться и радостной, и сиюминутно разочаровать. Иное дело – совершенно новый для всех опус, разысканный в анналах музыкальной литературы. Здесь на постановщиках лежит, пожалуй, двойная ответственность. Ибо, как и симпатия, так и неприязнь с первого взгляда – довольно частое явление. Гарантом успеха премьеры «Три Пинто» в Камерном музыкальном театре имени Бориса Покровского служили уже имена авторов партитуры – Карл Мария фон Вебер начал, а Густав Малер закончил эту оперу через пятьдесят лет. Но и здесь не обошлось без «третьего»: вдохновителем и организатором постановки стал ещё один классик – Геннадий Николаевич Рождественский.
Его энциклопедические знания редкой и мало исполняемой симфонической музыки, и желание с ней знакомить поколения слушателей, давно известны. Но в Камерном театре Рождественский создаёт ещё более уникальную тенденцию: постановки опер, отмеченных двумя равно великими соавторами одновременно. В прошлом сезоне таковым стал «Идоменей» Моцарта в редакции Рихарда Штрауса, теперь - «Три Пинто» Вебера-Малера, в планах, пока скорее мечтах, озвученных Геннадием Николаевичем на пресс-конференции перед генеральной репетицией – «Орфей» Монтеверди в редакции Венсана д’Энди и «Воскрешение Лазаря» Шуберта – Эдисона Денисова.
На заданный коллегой вопрос: «сколько музыки принадлежит в «Три Пинто» Веберу, а сколько Малеру?» маэстро Рождественский дал предельно чёткий ответ: Малеру досталось 1700 разрозненных тактов набросков Вебера, из них оркестровано всего 18 тактов. Собственно, премьера в 1888-м году в Лейпциге возрождённой оперы Вебера стала первым крупным международным успехом молодого капельмейстера Густава Малера. Он горячо радовался, что многие дописанные им куски музыки никто не отличил от Вебера. На современный слух, конечно, малеровская плотность и колдовской флёр именно в оркестровке весьма заметны. И это так здорово! Хотя в данном случае таило некоторую опасность. Состав оркестра Камерного театра пришлось увеличить, довольно мощно прописаны и хоры. Иногда это создавало эффект акустической перегрузки, причём, хотелось не убрать форте и кульминации, а «раздвинуть» стены на Никольской улице, услышать это в помещении хотя бы на тысячу мест.
Что остановило Вебера в его работе над «Три Пинто»? Поскольку спросить напрямую невозможно, то одна из предполагаемых причин – слабость драматургии. Банальная комедия положений, с условно испанским сюжетом, где ловкач Гастон крадёт письмо у дона Пинто де Фонсека, хочет выдать себя за него в Мадриде, чтобы жениться на красавице Клариссе, но благородно отдаёт важный документ влюблённому в девушку Гомесу. Отсюда – три жениха, три дона Пинто, и весёлая путаница вокруг них, счастливо заканчивающаяся свадьбой. Благодаря любезности заведующей литературной частью Камерного театра Натальи Сурниной, содержание и историю создания оперы можно прочесть здесь. К слову, в театре программка оригинально оформлена как старая желтоватая газета, где даже есть место для шуток Ганса фон Бюлова по поводу премьеры «Три Пинто» и прелестных реклам «Мариенбадских пилюль от ожирения» или «Свежих абрикосов ежедневно в Мадриде».
Неожиданно перед пресс-показом прозвучало заявление режиссёра-постановщика Михаила Кислярова, что основная идея спектакля посвящена 90-летию французского мима Марселя Марсо. Ещё одно великое славное имя. Но причём тут Марсо? На этот вопрос Кисляров ответил: «Смотрите сами!»
И знаете, сценография Сергея Бархина и воплощение этого замысла показались настолько гармоничными, что вопрос отпал само собой. Комические оперы меньше привязаны к историческому контексту и легче переносят актуализацию. Но здесь нарочитая ирония, клоунада даже помогают выигрышно преподнести нелепость и примитивность изначального либретто. Особый вопрос, не только для меня, так и оставшийся открытым после спектакля, уместность двойного языка: немецкого в музыкальных номерах и русского в разговорных, часто мелодекламационных связках, идущих от зингшпиля. Немецкий язык у артистов Камерного театра, мягко говоря, слабоват фонетически. Сомневаюсь, что природный немец много разберёт на слух. Да, композитор сочиняет, опираясь на звучание конкретного слова, исполнение на языке оригинала стало аксиомой за последние 20-30 лет. Но нет правил без исключений. Иногда они на пользу. Русский перевод «Три Пинто», сделанный Екатериной Поспеловой полностью, очень нравился на первых репетициях артистам, сочетал максимальную близость к подстрочнику с остроумием и лёгкостью для пения. О нём можно судить по оставшимся речевым фрагментам. То, что в результате вокальные номера исполняются по-немецки – волевое решение Рождественского. Тут, как говорится, без комментариев.
Самая же выигрышная сторона спектакля – умение работать в ансамбле всех, и солистов, и хора с оркестром, и даже неожиданно комические входы в оркестровую яму в клоунском сопровождении дирижёра, общение и меткие реплики Геннадия Николаевича с персонажами. Михаил Кисляров, балетмейстер по первому своему диплому, всегда отличался умением пластически лепить образы. Первый же выход – ещё до взмаха дирижёра – мимов в традиционных тельняшках, с выбеленными лицами, их пантомима: «отключите мобильники» отсылала к «асисяям» Славы Полунина своей слаженностью. «Ну да, молодцы, а петь кто будет?» подумала я, и уже через пару минут была удивлена ещё более – заправские мимы оказались просто хористами, умеющими ещё и петь громко и слаженно (хормейстер Алексей Верещагин).
Завидной пластикой, впрочем, свойственной «покровцам» изначально, отличались и все солисты. Казалось, они смакуют шутливую условность действа, играют в «понарошку», как дети. Главные зачинщики интриги – пара плутов, Дон Гастон, бывший студент, и его слуга Амброзио. Алексей Сулимов (Гастон) не только яркий, заводной актёр, но и очень достойный спинтовый тенор, справившийся на отлично с явно непростой партией, где есть большая ария, и множество ансамблей. Алексею Морозову в роли слуги досталось и вовсе вдвойне – петь и за себя басом, и за воображаемую невесту для «тренинга» дона Пинто фальцетом. Ах, этот трубный мощный, но женственный звук в первой октаве способен вызвать зависть у любого контратенора! Настоящий Пинто де Фонсека –Анатолий Захаров, с подкладным брюшком, просто летал по сцене из кулисы в кулису, уморительно пьянел и засыпал, и при том качественно пел басом на чуть более немецком языке, чем другие. Вот когда эта «троица» присутствовала на сцене – в начале и финале – действие явно оживлялось.
Несколько проигрывал по динамике второй акт с лирическими влюблёнными Клариссой и Гомесом. Перчинку привносила только Лаура, служанка, в колоритном исполнении Ирины Алексеенко. Сопрано Татьяна Конинская хороша внешне, настоящая донья Инесса, тонко чувствует стиль музыки и манерность образа. Не вполне ей удалась длинная ария, возможно, будь темп поживее, вокальная сложность была бы не так заметна. Её возлюбленный благородный Гомес, милый недотёпа-очкарик Михаил Яненко обладает тенором совсем светлым и лёгким по сравнению с «соперником» Гастоном, и несколько школьным звуковедением. Но это даже шло к образу.
Неожиданно фактурный, молодой красивый «папаша» – Дон Панталеоне в исполнении Германа Юкавского сочетал тёмный «роковой» бас с повадками главного мафиози, только от ботинок до шляпы одетого в белое.
К сожалению, только в первом действии мы услышали Инес, дочь Трактирщика. Александра Мартынова вокально показалась самой интересной из женщин-солисток. А ее шуточный дуэт с Амброзио про «мяу–мур» можно хоть отдельным номером в концерте показывать.
В мимической роли Трактирщика в начале и Мажордома после предстал «ветеран» Театра, народный артист Алексей Мочалов. Оказалось, что уважаемый бас-баритон, Дон Жуан или Зорастро, умеет заразительно смешно подавать текст и даже молчать на «крупном плане», как редкий комик.
Оформление Сергея Бархина выдержано в светлых тонах, много белого, золотистого. Вне клоунского белого грима только дамы (Инес, Кларисса, Лаура). Они симпатично одеты в костюмы, стилизованные под героинь немого кино. Про «великого немого», каковым являлось и искусство Марселя Марсо, напоминают и прямые цитаты – появление Чарли Чаплина в духе видео-мэппинга. Кстати, эта 3D движущаяся видео-проекция, бегущие тени пальм и очертаний «испанского» замка, мельтешня старой киноплёнки по кулисам, единственное, что показалось чересчур. Не то, чтобы не понравилось, но как жирный торт после и без того обильного застолья.
Все игровые находки и приёмы спектакля перечислять нет смысла, это надо видеть. Многие достаточно традиционны, но хорошо «работают», некоторые чуть не дожаты по исполнению. Но общий дух веселья накаляется и закручивается, как пружина, к финалу. Взрывы спонтанного смеха, как на телешоу юмористов, в третьем акте раздавались в зале постоянно. А в сочетании с прекрасной музыкой, лёгкой для восприятия, но отнюдь не поверхностной, – разве это не праздник?
В общем, под конец театрального сезона Камерный театр подарил себе и всем нам, если и не абсолютный шедевр, то, безусловно, изысканный вкусный десерт, способный угодить и знатокам, и неискушённым любителям оперы.
Автор фото — Иван Мурзин
Камерный музыкальный театр имени Покровского
Театры и фестивали
Персоналии
Произведения