Разговоры с Тамарой Синявской

Эту публикацию наш журнал посвящает юбилею Народной артистки СССР Тамары Синявской.

В жизни она выглядит моложе и не так величественно как на телеэкране или из зрительного зала. И даже голос не звучит так плотно, как на записях… Никакой звездности – милая, изящная женщина средних лет, с которой приятно общаться, можно говорить почти о чем угодно, причем услышать много интересного и поучительного. Например, о том, как воспринимает оперу и классический вокал так называемые «простые люди», народ…

Ну, ей ли об этом не знать – она же Народная артистка Тамара Синявская.

Одна история

…Тамара Ильинична любит вспоминать эту историю – теперь-то ясно, что это был первый шаг к тому успеху, что сопровождал ее артистическую карьеру длиной в сорок лет. А началась таковая с конкурсного прослушивания на главной оперной сцене страны.

— Самое интересное то, что меня приняли рабочие сцены. Это факт известный. Потому что когда я спела в Большом театре Ваню с оркестром, мне не понравилось, как я спела. Так, махнула рукой и пошла – мне был двадцать один год… А рабочие сцены монтировали декорации к вечернему спектаклю. Они просто слушали и своими делами занимались. А потом я услышала аплодисменты. «А чего вы плачете?», - спросил меня кто-то …я заплакала. «Мы вас берем!». Перед ними-то прошли все – от и до. Через них сколько прошло – для них все одинаковы. Они и еще билетерши – это самые большие мои поклонники были… У нас была дежурная, тетя Груша – воды, чаю принести, убраться где-то. Она там сидела и все время что-то вязала. И у нее был внутренний телефон...

Ни в коем случае не хотела бы потерять Тамару Синявскую как оперную певицу – да и это уже, к счастью, невозможно… Но какую комедийную актрису, какую потрясающую пародистку мы не получили! Она так забавно изображает людей, так точно и узнаваемо передает манеры и голоса тех, кого все знают… Разумеется, исключительно по-доброму.

— «Ка-воо?! Щас! – она говорила так. – Иди, тебе к телефону!» Галине Палне звонят (Г.П. Вишневской – Л.Б.) «Ало-о? (голосом Вишневской) Тетя Груша, что ты говоришь? Это Синявскую!» - «А мне шо Вышневская, шо Синявшкая, все равно»… Я так и поняла, для нее это одно и то же. И для рабочих сцены, для людей, которые там служат по пятьдесят лет - для них это дом родной, они уже всех видели-перевидели, слышали-переслышали. Но меня они взяли… Затем... Три раз в моей жизни было такое.

Большой комплимент солисту-исполнителю, когда ему «аплодирует», стуча смычками по пультам, оркестр. Еще больший – когда на мероприятии, конкурсе, на котором аплодисменты вообще не предполагаются по определению или даже строго запрещены, молоденькой девушке хлопают рабочие сцены… Это что-то да значит.

— Второй раз, когда я пела audizione (итал. «прослушивание» - Л.Б.) в Скала. Вроде как экзамен после стажировки… Нас слушали маэстро Гирингели (Антонио Гирингели, директор театра – Л.Б.), дирижеры, их много там было. Я спела отрывок из «Аиды», сделала широкий жест (показывает)… И они захлопали! И не те, кто в зале, а опять же рабочие сцены, понимаете? У них восприятие другое, они лишены предрассудков… Их не заставишь аплодировать. Я всегда была в очень хороших отношениях с обслуживающим персоналом, потому что всегда их уважала, зная, если ты хорошо делаешь свою работу, ты достоин уважения.

Да, действительно, аплодировать не заставишь… Разве что нанять «клаку», тех, кто устроит овацию сообразно выданному вознаграждению – очень типично для Италии. Но это не случай нашей героини.

— И третий раз, о, было совсем недавно, года два тому назад, когда ставили «Руслана и Людмилу»…

— Ой…

— Спокойно, спокойно (смеется), сейчас объясню в чем дело. Так случилось, что нынешняя постановочная группа в лице режиссера, дирижера и администрации Большого театра пришли к выводу, что партию Ратмира должен петь контратенор. С чем я в принципе, навсегда, на всю жизнь, не согласна. В конце концов, я сама пела Ратмира, очень долго и, как говорят, успешно. Там написано: «Действующие лица и исполнители: «Людмила – сопрано», колоратурное или просто, и так далее, и так далее. «Ратмир – контральто». Никакого там контратенора рядом не наблюдалось. Но сейчас другой век. И они решили каким-то образом подчеркнуть свою принадлежность к двадцать первому веку. Не знаю, какие ими руководили в этот день соображения, но они поставили Ратмира как контратенора. Так случилось, что у меня заканчивал, и к этому времени уже закончил, молодой человек с фамилией – внимание! – Владимир Магомадов. Мистика? Почти… У него контратенор, это был мой первый ученик, когда я только начала преподавать, он был в первом потоке. Их было всего двое – он и меццо-сопрано. Я не знала, как общаться с контратенорами, не знала, как у них все устроено. Но меня спасло то, что мальчик очень больной на голову - в смысле музыки, в хорошем смысле слова «вокалюга».

— Какое слово хорошее!

— Да, он до сих пор болеет вокалом, интересуется, самообразовывается, он выучил итальянский язык, подбирается к английскому языку. Он получил премию Бориса Александровича Покровского, единственный и первый пока что в ГИТИСе, за исполнение роли Орфея в опере Глюка «Орфей». Кстати, эту партию он пел на итальянском, и я с ним прошла ее от начала и до конца, так что с произношением у него было все в порядке. И мы разговаривали с Маквалочкой (Маквала Касрашвили – Л. Б.). Я говорю – вы что ли с ума сошли? У вас контратенора предполагается… Кстати, говорит она, ты никого не знаешь? Почему не знаю – у меня контратенор в классе занимается. И мы ему устроили прослушивание. Он правда, спел не Ратмира, он пел Ваню… И он пел абсолютно моим голосом! У него контратенор не похожий на сопрано… такое (очень забавно изображает колоратуру), он пел вполне моим голосом. Короче говоря, я с ним позанималась… Я не очень обрадовалась этому обстоятельству, потому что контратенор не должен петь такие тяжелые партии. Для них писали всякие там иностранцы, Глюк и Перголези, есть для них репертуар, но только не этот, не русский, Русский вообще самый тяжелый репертуар. Но он выучил партию… Я ни слова не сказала ни Маквале, ни кому-то в Большом театре – кто там этим занимался, чтобы поддержать или попросить, Нет, Вова, сказала я, я против этого, но если тебе дается самой судьбой такой шанс, наверное, его надо использовать. Короче говоря, я пошла с ним – послушать, как он звучит в зале, в Большом театре, не на новой сцене, а на настоящей. Что вы думаете, значит, он поет, я из зала даю какие-то указания, как надо все делать. А они, режиссер-постановщик и другие, так смотрят на меня… «Тамара Ильинична, а может вы сами споете?» Я говорю – нет, увольте, у вас молодые все, а старый Ратмир здесь никому не нужен. «Да о чем вы говорите, начинайте!» Я завелась, видимо, голос пел, я пошла на сцену и спела вторую часть (поет из «Руслана и Людмилы») «Нет, сон бежит, знаком я, кругом мелькают тени…» Начала там колдовать… И что вы думаете? Я спела до конца эту арию и слышу аплодисменты. Откуда? С боков - от монтировщиков сцены… Вот третий раз произвожу впечатление на тех, кто сзади сидит. Вот так у меня трижды получалось. Думаю, больше не получится, Бог любит троицу, и испытывать судьбу больше не надо.

Заметим, что новая постановка «Руслана и Людмилы» режиссера Дмитрия Чернякова, премьера которой состоялась в ноябре 2011 года, была многократно и смачно обругана критикой и не принята большинством поклонников оперы. «Новаторская» идея поручить партию Ратмира контратенору тоже подвергалась сомнению. Но исполнение Владимира Магомадова называли «фееричным»…

Значит голос Тамары Синявской по-прежнему звучит для публики…

О Кармен, Любаше и Марине

…Трудно избежать соблазна узнать у одной из самых ярких Кармен современной оперной сцены, как она относилась к своей героине.

— Как я к Кармен относилась? Плохо? (чуть иронизирует) Я себя ощущала на 99% Кармен – но не сейчас. Сейчас я себя другим персонажем ощущаю (загадочно смеется). В каждой женщина Кармен живет изначально. Некоторые, может быть, этого не знают. Некоторые могут это в себе развить.

— Простите, но ведь Кармен воровка… У Мериме об этом говорится прямым текстом. Она и его самого обворовала…

— А разве в ней это главное? (поет) «Кармен свободна, свободной и умрет!». И чем заканчивается опера? Гыгык! (делает весьма выразительных жест). Она свободной умерла. Кто ее убил? Хозе, которому она не давалась, ей стало с ним скучно. Он пылал, и она пылала, и все было хорошо, а потом он начал нудить… Понимаете? Почему ты этому улыбнулась, почему ты тому улыбнулась… Это все жизнь... А то, что вы говорите о Мериме, там акценты другие… как вам сказать… Этот эскиз фабричной девчонки, который для меня как зародыш был. Она у Мериме такая… А вот то, что сделал с этим Бизе – он сделал Женщину на все века и времена. Это сейчас у меня родилось, я об этом не думала. Также, как в каждой русской женщина есть Любаша...

Любаша в «Царской невесте» Римского-Корсакова не главный женский персонаж, но тот, который поворачивает действие, борясь за свою любовь и честь… В темные времена Опричнины для девушки это не могло не кончиться также, как для Кармен в 30-х годах позапрошлого века...

— «Отворожу ее»… Не заворожу его, а «отворожу ее». Чтобы сердце Грязного осталось принадлежать ей, а не этой девочке с длинными ногами… как это сейчас положено.

— И с длинными волосами…

— У Любаши тоже была коса дай боже. «Любаша, чудо-девка, а брови колесом, глаза как искры и коса до пяток». Сама была хороша, ух, как хороша. Но та была недоступна, молода, свежа, а с этой он уже выспался. А с той еще нет. И он как мужик настоящий (иронично улыбаясь)… что в соседнем огороде, оно и вкуснее.

— Моя мама эту оперу обожала.

— Я ее понимаю, потому что сама ее обожаю до сих пор… И всегда ревную. Когда прохожу мимо Большого театра, первым делом смотрю на афишу – кто там поет Любашу? И не кто кого-нибудь поет, а Любашу. Это мы с Леной Образцовой однажды говорили. «Лен, ты ревнуешь, когда кто-нибудь поет Любашу?». «Нет, вот Амнерис, Марину Мнишек - я всегда тоже смотрю»… Это характер, Я – не Марина Мнишек, как бы меня там не гримировали, как бы я ни играла, как бы я ни пела, я не Марина Мнишек. В характере этого нет.

Вот и пойми этих «звезд»… Так кто она – не «гордая полячка», но некогда без одного процента Кармен… И во многом Любаша, обожавшая своего похитителя… Хотя – а надо ли? Как говорят мудрые люди, «женщину как музыку – не надо понимать, ее надо просто любить».

И мы ее любим – это же Тамара Синявская.

Беседовала Людмила Белякова

0
добавить коментарий
МАТЕРИАЛЫ ВЫПУСКА
РЕКОМЕНДУЕМОЕ