«Мне всегда хотелось петь разнообразный репертуар»

Наш корреспондент Татьяна Елагина встретилась с замечательной певицей Еленой Манистиной. Эту беседу мы предлагаем вниманию читателей.

Елена, знаете, я третий год регулярно общаюсь с певцами, сделала уже более полутора десятка интервью, но Вы у меня – первая меццо-сопрано в «списке»! Сами-то сознаёте, что обладаете редким голосом, что это истинный дар Божий – настоящее драматическое меццо?

Да, конечно понимаю. Но у меня такой голос получился закономерно, потому что оба родителя были певцы. Папа – бас, солист Саратовского оперного театра, а мама сопрано, она пела в филармонии и преподавала. Не знаю, наверно повезло с голосом, хотя в юности хотелось петь и сопрановый высокий репертуар. Сейчас изредка тоже возникает чувство несправедливости, почти обиды на композиторов, которые, допустим, в бельканто гораздо больше красот написали для сопрано.

Что-то в этом есть, как в той пословице про «соседского барана»!

Вот именно! Потому что на репетициях «Трубадура» в Мюнхене Аня Хартерос вдруг сказала: « Как бы я хотела спеть Азучену, ария Strida la vampa – просто мечта!» Я посмотрела на неё и подумала: «Можно подумать, я бы не хотела две потрясающие арии Леоноры спеть!»

Ну вообще, для статистики, практически все меццо прошлого и настоящего про Азучену или мечтают, или, спев, дорожат. Это самый яркий образ в «Трубадуре» такой многоплановый, сложный. А сопрано довольно спокойно относятся к Леоноре, те, кто уже сами выбирают репертуар, сильно не рвутся. Одно дело Каватиной блеснуть в концерте, и другое – спектакль. Актёрски Леонора беднее Азучены.

Да, партия выигрышная, большая, драматическая. И даже последняя точка в спектакле именно возглас Азучены. Есть что поиграть, и попеть. Публика всегда принимает горячо. Поэтому тоже признаюсь в любви к этой Цыганке, пела её много и собираюсь продолжать. Неожиданные трактовки и нюансы дирижёров помогают найти что-то новое. Ну и режиссура, вот как Оливье Пи в этот раз. Он слегка закостенелый образ героической и сильной женщины, к которому я привыкла, повернул иначе. Потому что обычно акцентируют либо цыганскую месть, либо нежные материнские чувства, а тут…

Цирк, в полном смысле слова! И привычных матери и сына не было вовсе! Ну видно же, что Вы сверстница своему Манрико! (о мюнхенском «Трубадуре» см. здесь - Т.Е.)

Но вернёмся к началу. Обычно родители-артисты не хотят, чтобы дети продолжали по их стопам.

Меня папа предостерегал, говорил: «Куда ты лезешь? У тебя нет таких данных, чтобы сделать карьеру! Ну так – обычный голос. В нашей профессии нужен сильный характер, в театре очень трудно.» И он, к сожалению, не дожил до того момента, когда я распелась как следует. Меццо я зазвучала на втором курсе консерватории. А папа слышал только училищный вариант: ровненько, симпатично, но не более того. Вернее, совсем раскрываться я стала после Конкурса им. Глинки, где я неожиданно для всех, даже для своего педагога в Саратове, взяла 3-ю премию в 23 года.

А в музыкальной школе Вы учились?

Мы часто переезжали в моём детстве, и я поступала в музыкалку раз пять, училась то на скрипке, то на фортепиано по году, два в разных городах, но так и не закончила. К тому же мама много работала, меня никто не контролировал, а я была лентяйка, сама не занималась на инструменте. В училище и консерватории со своими азами каждый год играла одно и то же по фортепиано.

Зато у Вас было нормальное свободное детство, и не похоже, что отсутствие пианизма сильно мешает развитию карьеры.

В общем нет. У меня хороший слух и цепкая музыкальная память. То, что я не могу лихо читать с листа, восполняю быстрым разучиванием наизусть. Многие читающие с листа вокалисты потом с трудом отрываются от нот. А я, если пою уверенно, глядя в клавир, то можно ноты убирать, всё в голове. И по записи раньше учила иногда – это быстрее и удобней.

А когда почуяли запах кулис Саратовского оперного, где выступал папа?

В достаточно взрослом возрасте. В детстве родители не жили вместе, поэтому только пару раз в каникулы меня водили на утренники «Кошкин дом» или «Мальчик-великан» . Мне всё нравилось, и папа участвовал –очень смешно! Но за кулисы попала только когда стала учиться в Саратовском музучилище. У меня сразу появились подружки в хоре, я начала пропадать на всех спевках, прогонах, театр ведь засасывает. Папа, как раз, гонял. Он считал, что даром трачу время, лучше идти домой и заниматься. А потом я поступила в Театр осветителем. И мне эта работа безумно нравилась. Актёрская тусовка, солисты и хористы – все друзья знакомые.

Наверное, технически подковались? Прожектора, софиты – серьёзные штуки!

Я сидела на так называемом Водящем – прожекторе следящего света, надо было вовремя менять цветовые фильтры, главное, хорошо знать спектакль, хотя всё и прописано в тетрадочке. Это было так весело! И можно было всем махать рукой из осветительской ложи во втором ярусе, хоть знакомым зрителям в партере, хоть оркестрантам. Меня эта работа увлекала, даже начав петь маленькие сольные партии я умудрялась сбегать – выйти на сцену Служанкой или Гувернанткой, а потом опять вернуться и светить.

Мама, напротив, всегда меня толкала в профессию! Я сама не хотела. Наблюдала с утра до вечера её студентов, что часто приходили к нам домой. Бесконечные вокализы, эти «до-ре-ми» - мама играла всегда сама, без концертмейстера, голоса у всех мне казались противными, потому что это ещё самое начало, училище. Я слушала и думала: «Боже, какая скукота!»

Почему Вы не занимались вокалом с мамой?

Ой, ну это сложно! Мать и дочь - всегда горячая любовь и антагонизм одновременно, и ещё привязывать сюда профессию мы бы не смогли. Признаюсь, что мамины замечания даже в училище я воспринимала в штыки.

А сейчас мама критикует?

Сейчас тоже делает замечания, поэтому никогда при ней не распеваюсь!

Когда смотрит–слушает ваши записи, как реагирует?

Как правило, ценит, хвалит, подбадривает. Но может и придраться к отдельным нотам.

Но мама хотя бы соблюдает золотое правило – после выступления только комплименты? Разбор полётов откладывается на следующий день, или даже позже. Когда уляжется адреналин.

Это да. Но я сама после спектакля настолько дистанцируюсь и закрываюсь, что мне никто не пытается тут же критические реплики высказывать.

Насколько Вы самокритичны? Изводите себя после выступления анализом ошибок или быстро отходите?

Раньше, если чувствовала, что облажалась, что-то не так сделала – было жутко стыдно. Вплоть до… выйти на улицу и смотреть людям в глаза! Потом себя научилась уговаривать, что все живые, и бывают более и менее удачные, и даже совсем слабые спектакли. Но слушать себя в записи до сих пор не могу. Потому что даже ощущаешь, что хороший спектакль, потом слышишь – и вот здесь подтянуть бы, и вот там недоделано. А друзья-коллеги и зрители по окончании говорили: «Прекрасно! Волшебно!»

Недавно прочла в интервью одной певицы, что бывает – полубольная, через силу поёшь – все в восторге, и наоборот – как на крыльях ощущение на сцене, а коллеги участливо спрашивают: «Ты что, нездорова?»

Нет, мои личные впечатления в целом совпадают с мнением коллег. Но вот прессу о себе стараюсь не читать, потому что придираться –работа музыкальных критиков, и я их понимаю, но порой бывает обидно, когда замечают только промахи. Один из моих первых Ди Луна – Дима Хворостовский так и сказал: «Никогда не читаю критику о себе, нервы берегу». Безусловно, оперное пение – искусство очень субъективное. Потому процветает вкусовщина и не всегда на белое говорят «белое», а на чёрное «чёрное».

И ещё в зарубежных рецензиях присутствует тенденциозность. После летней премьеры «Трубадура» в Мюнхене немецкие издания даже не пытались скрывать, что «герои» только Кауфман и Хартерос, а Манистина и Марков и по количеству строк, и по градусу хвалебных эпитетов удостаивались гораздо меньшего!

Похожая ситуация и во Франции. Вообще меня там любят, и очень радушно принимали и в «Царской невесте», и в «Бал-маскараде». Но одним из партнёров в обеих постановках был баритон Людовик Тезье, которым французы заслуженно гордятся. И во всех рецензиях на первом плане неизменно оказывался именно он, потому что – свой! И это понятно, своих премьеров в родной стране, что называется, носят на руках. Но нас-то не балуют нигде! Когда случалось петь в Большом театре или Станиславского вместе с гастролёрами, уровень которых в мировом «табеле о рангах» очень средний, то, всё равно, восторги и внимание прессы прежде всего им, а про нас, родных и кровных, так, мимоходом, сквозь зубы… Вот это неэтично!

Как начиналась Ваша московская жизнь?

Я попала в Москву, получив 2-ю премию на Конкурсе им.Чайковского. И работать в первый год меня не взяли. В Большом театре только 1-й тур прослушивания прошла, а в Станиславского тогда даже не подумала пробоваться. Только через год наш консерваторский педагог, замечательный концертмейстер Евгения Михайловна Арефьева за руку привела меня к Александру Борисовичу Тителю и убеждала выбрать меня на «Дуэнью». Александр Борисович поставил условие – похудеть. И я его выполнила ещё как!

Елена, на оперном форуме прочла реплику: «Конечно, Манистиной повезло выучиться всему у Архиповой». Так ли? Потому что от одной выпускницы Ирины Константиновны 80-х годов слышала: «всё бы хорошо, но мы видим её не чаще раза в полгода!» Или с возрастом Архипова, прекратив гастроли и выступления, стала больше времени уделять ученикам?

Я с ранней юности очень много слушала записи Архиповой и пыталась её копировать. Придя к ней в класс, уже примерно понимала её школу. Она занималась не очень много, и ещё меньше собственно техникой вокала. Но в романсах многие замечания Ирины Константиновны я помню до сих пор. Конечно, мне очень много дала сама атмосфера Московской консерватории, работа с концертмейстерами Натальей Владимировной Богелавой и Людмилой Васильевной Курицкой, которые всю жизнь играли в классе Архиповой и знали её методы и замечания. Не могу сказать, что за два года в консерватории и ещё два в аспирантуре Архипова научила меня всему, но что-то ценное я у неё взяла, надеюсь. Сейчас, когда меня спрашивают: « А у кого вы учились? – У Архиповой. – Это слышно. – Нет, если бы было совсем явно слышно, то спросили бы иначе: «А вы у Архиповой учились?»

Большие певицы бывают разные не только преподаванием, но и манерой общения. Кто поучает во всём, даже в личную жизнь учениц лезет, а кто допускает дружескую откровенность, дарит концертные платья « с плеча». Какая была Ирина Константиновна?

Строгая. Могла крепко «приложить» и на уроке, и даже на концерте, вернее после. Всегда было страшно подойти и спросить – как я спела? Сама-то не скажет! Вернее, может кратко кинуть: «Ты сегодня плохо пела» - и всё. Помню, закончив аспирантуру, в Театре Станиславского пела камерный концерт, и не ждала Ирину Константиновну, она уже болела, не часто выходила из дома. И вдруг она пришла. Я очень волновалась! Позвонила ей после, с трепетом. И услышала неожиданно: «Так хорошо пела! Стала настоящей певицей!» Дорогого стоит, потому что вообще-то всегда боялась великой Архиповой. В консерватории она хвалила крайне редко, может потому, что тоже меццо. Но умела и ободрить, на моё сетование, что впервые позвали в Вашингтон, но на маленькую партию сказала: «Ну что ты, Лена! Выйдешь – откроешь рот, и всё станет понятно, споёшь три ноты, но тебя запомнят». В плане общения Архипова никогда не переходила грань, не пыталась воспитывать, но и не лезла в подруги. Всегда было понятно, кто здесь главный, она же очень сильная личность. Занимались мы, в основном, у неё дома. Но во мне Ирина Константиновна была уверена. Даже не приходила на мои экзамены по камерному классу. Однажды сказала: «Да что идти, всё равно тебе пять поставят!» А были студентки, ради которых ей надо было сидеть в зале лично, отстаивать.

Сейчас у Вас есть кто-то, пусть не педагог в полном смысле, но стороннее ухо, к мнению которого прислушиваетесь?

Концертмейстеры, с которыми работаю. В Театре Станиславского Евгения Михайловна Арефьева много занималась со мной, корректировала вокал, делала партии. Да и на каждой постановке пианист в зарубежных театрах и коуч, занимающийся языком, могут что-то ценное подсказать. Моя концертмейстер в Большом театре Маргарита Петросян, которая начинает работу над новой партией в классе, когда начинаются уже оркестровые прогоны, сидит в зале, что-то записывает, потом говорит замечания. В принципе, мне всегда не хватало и даже хотелось иногда позаниматься именно вокалом с мастером. Считаю, что теперешним участникам той же «Молодёжки» Большого театра повезло. С ними занимаются всем, не только голосом, но и сцендвижением, языками и вообще –комплексом полезного для оперных артистов. Я очень хотела попасть в своё время в Молодёжную программу, но в Москве тогда ещё не было таковой, надо было ехать совсем далеко, увы – не получилось. Но, кстати, после премьеры «Трубадура» в Баварской опере этим летом, на банкете ко мне подошёл солидный господин, один из попечителей театра, и сказал, что хотел бы меня оставить в их Молодёжной программе. Я поблагодарила, заметив, что уже несколько взрослая для этого. Другая бы обиделась, что за начинающую приняли, а мне приятно, значит ещё молодой кажусь!

Вы легко переключаетесь с русской музыки на западную, и наоборот?

Для голоса петь каждую партию подолгу, блоками спектаклей, как сейчас водится, хорошо. Потому что чувствую, как неуютен первое время Верди после, допустим, Мусоргского. И ещё тяжелее обратный переход, особенно на Чайковского. «Мазепа» или «Чародейка» сразу после «Трубадура» дорогого стоят! Нужно перестраиваться. Моё личное мнение, что предыдущее поколение певцов чаще с возрастом приобретали неприятную качку, которая сейчас гораздо реже встречается. Это именно от разношёрстного репертуара. Раньше я иногда переживала, когда по два месяца сидела на одной партии. А теперь нашла позитив, это помогает сохранить вокальную свежесть, амортизация голоса более щадящая, он чётче выстроен…

В главном театре нашей страны особая, нигде более в крупных оперных домах не применяемая система, когда спектакли одного названия идут блоком по пять -шесть раз не через день, или даже два, чтобы дать отдохнуть артистам, а подряд. С двумя-тремя составами исполнителей. Так удобно постановочной части, как объясняли неоднократно в руководстве Большого театра. И получалось уже, что одна сопрано в отъезде, другая внезапно заболела, и оставшаяся солистка три дня подряд поёт, к примеру, Царицу ночи. Антигуманно по отношению к певцам!

Да, обычно и в Европе, и в Америке два-три дня между спектаклями - норма. А в Большом театре, помнится, и Виолетту девушки пели каждый день. Вариант, когда к премьере готовится два состава исполнителей, имеет свои плюсы и минусы. Вот, в прошлом сезоне накануне выпуска «Чародейки» заболела Ирина Макарова, и мне пришлось петь Княгиню каждый день все прогоны, генеральную репетицию и премьеру. И я была уже вся измочаленная, просто никакая, даже не столько по голосу, как эмоционально. Партия очень большая, трудно написанная вокально, и вся на взводе актёрски.

Как Вам работалось с А.Н.Лазаревым на «Чародейке»? Он, конечно, уже историческая фигура, но человек в общении, мягко скажем, сложный.

Мне было с ним легко. Уж не знаю почему, но после первой же спевки Александр Николаевич подошёл и сказал: «А знаете, Елена Александровна, моя дочь – Ваша большая поклонница» И у нас сразу всё сложилось! Да, он человек не простой, но мы с ним сотрудничали вообще без проблем. Я очень ценю его как музыканта. Каждодневный марафон перед «Чародейкой» я выдержала с большим трудом и два спектакля подряд Княгиней дались волевым усилием. Партия коварна ещё и тем, что ближе к финалу есть огромная пауза, когда героиня отсутствует на сцене. И уже всё, голос остыл, а тебе снова надо выходить и выдавать развязку. Нет, петь каждый день точно не для меня. И голосовой запас, и главное – психический, должен иметь время восстанавливаться. Кому нужен артист, который как трава на сцене? Есть коллеги, которым каждодневные выходы даются легко, но я никогда не могла понять каким образом, даже завидовала слегка.

Вот в мюзиклах вообще пашут с одним выходным по 100 представлений подряд!

Это уже какой-то автопилот. У меня нет такого запаса прочности.

Насколько часто Вы слушаете-смотрите оперы, хотя бы в записи?

Нет, не часто. Всё таки, понимание профессиональной «кухни» мешает получать удовольствие от пения и игры коллег. Повторюсь, что себя в принципе не слушаю, за редким исключением.

Допустим, пересмотрите видео Мюнхенского «Трубадура» перед второй «серией» спектаклей в ноябре, чтобы вспомнить мизансцены?

Как раз этого мне не надо. Я могу очень долго не играть спектакль, и потом тело само всё вспоминает. Даже Титель удивлялся этому свойству, когда после перерыва в два с половиной года я уверенно вышла Дуэньей.

Не жаль, что мало зовут Вас на Западе на русский репертуар? Вы спели Марфу в «Хованщине» ещё в Саратове, в 23 года. Вот сейчас бы услышать «Силы потайныя»– самое время!

Жаль, конечно. Несколько раз за рубежом я пела Любовь в «Мазепе», одну из моих любимых партий. И, как ни странно, свою первую Любашу в «Царской невесте» я спела тоже во Франции и довольно давно, потому что здесь не давали. Ещё в Париже я пела Марину Мнишек. Надеюсь, что обещанное возобновление «Царской невесты» на Исторической сцене и мне даст возможность выступить в горячо любимой роли. Из русского репертуара 20-го века буду петь Гадалку в «Огненном ангеле» Прокофьева. Партия небольшая, но заметная, и это снова Баварская опера и Владимир Юровский –устоять невозможно! Бабуленька в «Игроке» Прокофьева будет в России. И очень жду встречи с «Хованщиной» под управлением Дмитрия Юровского в Антверпене в начале уже следующего 2014-15 сезона. На Западе мои агенты как-то изначально себе внушили, что Манистина более подходит для ролей итальянского репертуара. В Торонто в январе 2014 года меня ожидает опять «Бал-маскарад», Ульрика. Вот Амнерис удаётся петь не часто. А хотелось бы, особенно сейчас, чувствую, что и по голосу комфортно, и драматически очень интересно можно сделать.

Потому что теперь всем картинку подавай как в кино, а Радамесов, подходящих под Вашу стать и рост, совсем трудно найти!

Это да…однажды только попался выше меня Радамес. Хотя если партнёр – личность, то несоответствие роста компенсируется. Моим самым первым Манрико был Нил Шикофф! Субтильный, годящийся в отцы своей «маме», но такой живой, острый партнёр.

Вот и Оливье Пи спросил: «А ты споёшь Кармен или тебе высоко? – Оливье, ну что там сложного петь? Проблемы только две: подходящий по фактуре Хозе и мой французский язык». Конечно, что зря лукавить – пригласили бы на Кармен, не отказалась. Вокально партия благодатная, сыграть бы сумела по-своему. Но я же большая, и меня нужно правильно подавать, извините, украшать на сцене. Потому что вариант, допустим, идущий сейчас в Большом театре, где Кармен в комбинации весь вечер, не для меня. Не хочу смешить публику.

Так какие же встречи с Вами ждут нас в Большом театре в новом сезоне 2013-14?

Марина Мнишек и Княгиня Орловская в «Летучей мыши» - в постановке Василия Бархатова князь превратился в даму.

Грядёт премьера «Дон Карлоса» в декабре. Услышим Вашу Эболи?

Спела прослушивание режиссёру и понравилась, но пока не получается по срокам. В ноябре, когда самый разгар репетиций, я снова занята с Мюнхене в «Трубадуре», контракт с Баварской оперой был подписан заранее. Возможно, если весной состоится ещё один блок спектаклей, моё расписание позволит дебютировать в этой роли. Конечно, очень хочу и чувствую, что моё.

Есть ли какая-то партия, о которой пока только мечтаете?

Всегда хотела спеть Принцессу Буйонскую в «Адриенне Лекуврер» Чилеа. Не попала в спектакль Большого, тогда только поступила в театр. У Принцессы потрясающая ария, дивный дуэт с Адриенной мы пели на гастролях в Нью-Йорке с Маквалой Касрашвили. Примеряла на себя образ, глядя на Ольгу Бородину в спектакле Ла Скала. Постоянно тереблю своего агента, но пока – никак.

Ведь эта коварная Принцесса – историческая фигура. Если доведётся спеть – будете читать книги о середине 18 века, рыскать по энциклопедиям о прототипе?

Почитать для информации, чтобы знать, от чего отталкиваться, всегда полезно.

К вопросу о современной режиссуре в опере. Сразу потеплела душой к Оливье Пи, узнав от Вас, что он давал импровизировать в заданных рамках, сам в прошлом маститый актёр, понимал, слишком жёсткий рисунок роли засушивает индивидуальность исполнителей.

Да, с Пи мне было легко работать. Хотя я в принципе послушная актриса. Мне говорят что делать, я делаю – потом наполняю. А вот Кауфман сначала хотел понять для чего то или иное движение, и только потом действовать. Йонас дотошный, пытливый. Он всё время спрашивал: «А почему я должен вот так-то делать? Не понимаю. А зачем она меня тут трогает, это что означает?» То есть, ему надо сначала подробно поговорить о мизансценах, потом в это войти. Это разный подход к актёрской задаче. У меня –наоборот. Я вообще не люблю говорить о роли. Мне не надо излагать концепцию. Образ рождается у меня в процессе работы. Но у некоторых слишком рьяных постановщиков, которых пока наблюдала со стороны, есть другой грех. Они всеми способами добиваются от певцов правдивости образа, вплоть до грани истерики. И это сильно вредит вокалу, требующему строгого контроля.

Прекрасно, когда по уровню таланта совпадают все участники постановки. Ещё лучше, чтобы лично у Вас с ними было взаимопонимание. Но, всё же, если предположить выбор – кто важнее для Вас, дирижёр или режиссёр?

Ой, никогда не думала об этом! Мне везло последние годы, ужасных дирижёров не попадалось. Конечно, плохой маэстро способен испортить всё, это трагедия. Постановщики попадались неталантливые. Бывали моменты, что работаем, а он, иностранец, просто не понимает, о чём написана русская опера. В смысл вникает только в процессе репетиций. Но если режиссёр без искры как творец, но не совсем глуп, то, всё равно, даст актёру выразиться самому, хотя бы не станет мешать.

Бывали ситуации, чтобы требовали чего-то неисполнимого или неприличного? Первое, что приходит в голову – обнажиться на сцене…

Допустим, когда готовила Дуэнью в МАМТе, тоже пытались меня подраздеть, сделать декольте поглубже и всё такое. А я ведь маленькой и худенькой никогда не была. Но, к счастью, художник и режиссёр смотрели – где и как, какую часть тела можно открыть, а что лучше под одеждой оставить. Идеальных фигур в принципе почти не бывает на оперной сцене.

Та постановка во многом и делалась под Вас. А когда приезжаете в уже сделанный спектакль, с готовыми костюмами?

Если я одеваю уже заранее пошитое платье и вижу, что оно меня уродует, то предельно тактично, но твёрдо прошу – здесь прибавить, там убрать. Как и в чём я лучше смотрюсь, уже изучила, и все вменяемые люди соглашаются, идут навстречу. Даже такой известный модельер, как Игорь Чапурин, делавший костюмы для нашей «Летучей мыши» в Большом театре, дал добро сделать мне более просторный, женственный силуэт брючного ансамбля, в котором появляется на балу Княгиня Орловская.

Самое время для вопроса о поддержании фигуры. Особенно учитывая, что наш портал читает много вокальной молодёжи.

Сейчас всячески приветствуются юные стройные певицы, и у них легко получается держать вес. Но вообще-то и раньше были и полные артисты, и поджарые. Мне приходится для сохранения эстетичного вида на сцене постоянно себя ограничивать, сидеть на диетах. Потому что я с детства склонна к полноте, и похудеть всегда давалось «кровью», особенно в юности.

Но ведь чеканная формула М.М.Плисецкой: «не жрать и всё» не подходит для певцов! С голодухи не зазвучит.

Объедаться, чтобы голос звучал, тоже не нужно. Лучше немного, но питательного, добрый кусок мяса, и силы будут. Ради желания быть красивой на сцене можно и потерпеть! Хотя теперь уже понимаю, что совсем худышкой мне не стать и не стремлюсь.

Камерный репертуар сейчас не очень вписывается в графики?

Раньше пела больше. У меня в «портфеле» много сделанных романсов Чайковского и Рахманинова. Пела партию меццо и во 2-й, 3-й и 8-й симфониях Малера, его же «Песнь о земле». В пору после Конкурса Чайковского были поездки, организованные фондом Ирины Архиповой, как раз камерные концерты. В прошлом сезоне в Бетховенском зале Большого театра исполнялся цикл «Все романсы Рахманинова», организованный к 140 -летию композитора. С Маргаритой Петросян мы выучили несколько новых для меня вещей в оригинальной авторской тональности. Когда меня приглашают спеть что-то камерное – соглашаюсь с удовольствием. На Западе нередко участвую в кантате Прокофьева «Александр Невский». Вот разве что сольных камерных концертов давно не пела.

Ирина Константиновна одна из первых светских ( и советских тогда) певиц изумительно исполняла православную музыку.

Я тоже пела «Жертву вечернюю» Чеснокова с камерным хором, но давно. Понимаете, вопрос не в моём хотении, а в политике менеджеров, их запроса на тот репертуар, где я уже востребована. И потом здесь, в России, если раз позвали, другой, а ты отказалась, потому что занята за рубежом, то третий раз уже и не вспомнят! Тут всегда есть в наличии «свои» люди. Происходит своеобразное разделение интересов, с таким-то оркестром поёт только меццо N, каждый дирижёр предпочитает свою команду постоянных солистов, даже площадка, концертный зал имеют свои приоритетные имена! Мне лично всегда хотелось петь разнообразный репертуар, и я готова сотрудничать с серьёзными музыкантами.

Когда планируете ближайшее концертное выступление в Москве?

На весь сентябрь лечу очень далеко, в Чили, в уже знакомый мне Оперный театр Сантьяго петь Азучену, ещё одну, всегда желанную. Но 9 октября предвкушаю на сцене БЗК встречу с давно не исполнявшимся мною «Реквиемом» Верди вместе с Академической капеллой им. Юрлова п/у Геннадия Дмитряка.

Тогда до встречи в Большом зале консерватории! И от души желаю, Елена, чтобы Ваше стремление петь дома, в России, почаще и разное, совпадало с западными гастрольными графиками и планами отечественных менеджеров.

Автор фото — Дамир Юсупов / Большой театр

Рекомендуем

• Опера на CD в интернет-магазине OZON.ru