Эпохальная реинкарнация

«Князь Игорь» в Метрополитен-опере

Александр Курмачёв
Оперный обозреватель

В Нью-Йорке при полном аншлаге состоялась премьера давно ожидаемой новой редакции «Князя Игоря» Бородина. Это опера не появлялась на этой сцене целый век. Ее единственная постановка была осуществлена здесь в 1915 году, причем на итальянском языке. И вот – новая встреча с национальным русским шедевром.

Наш корреспондент А.Курмачев побывал на спектакле и делится своими как всегда пристрастными, но интересными впечатлениями.

Как бы мы ни относились к режиссёрскому волюнтаризму Дмитрия Чернякова, его постановка многострадального «Князя Игоря» на сцене «Метрополитен-оперы» – событие экстраординарное не столько для театрального мейнстрима, сколько для истории самой этой оперы А. П. Бородина.

Известно, что Бородин, скоропостижно скончавшийся в 53 года, оставил лишь некий «набор» музыкальных номеров, одиннадцать из которых композитор успел оркестровать сам, тогда как остальные наброски и фрагменты были завершены, дополнены, дописаны и оркестрованы Н. А. Римским-Корсаковым и А. К. Глазуновым при участии А. К. Лядова. При этом, как отмечал советский музыковед Павел Ламм, «соавторы» Бородина оставили за бортом «окончательной редакции» около пятой части оригинальной музыки. Именно поэтому перед началом работы Черняков и музыкальный руководитель постановки Джанандреа Нозеда проводили многочисленные консультации с музыковедами с целью вычленить и исключить из новой редакции откровенные «интервенции» Римского-Корсакова и Глазунова, поскольку главной целью новой компиляции было максимально полное восстановление оригинальной музыки самого Бородина.

Разумеется, «швы» традиционной – как авторской, так и «соавторской» – оркестровок и оркестровки новых, ранее не исполнявшихся в сценических версиях «Князя Игоря» фрагментов, считываются невооруженным ухом, но комплексное ощущение от нового облика этой монументальной партитуры – впечатляющее. Новая редакция поражает, с одной стороны, полным отсутствием позитивной бравурности, а с другой – некоторой угрожающе медитативной неповоротливостью и нарочитым отсутствием динамики. Даже ядовитые куплеты Скулы и Ерошки, предвосхищающие возвращение Игоря, звучат какой-то пронзительной тоской, а не сарказмом. Ощущение эмоциональной бездонности и интеллектуальной неохватности новой редакции оперы, на мой взгляд, овладевает любым, знакомым с этим произведением слушателем. Не последнюю роль в этом эпическом послевкусии играет и иная последовательность номеров, предложенная авторами этой версии.

После пролога, который без всякого оркестрового вступления открывает оперу, следует «половецкий акт». Видеоинтермедия между этими частями показывает душераздирающую гибель игоревых солдат и пленение самого князя. Половецкие пляски с их чувственно-эротическим напором словно иллюстрируют иную – не губительную, а плодотворную (в буквальном смысле слова) – стихию приложения человеческой энергии. И союз Владимира с Кончаковной в этом контексте уже воспринимается как укор не княжичу, «променявшему родину на бабу», Игорю, впустую погубившему столько жизней. И это смещение акцентов лишь отчасти обусловлено визуальной составляющей постановки: очень многое для переосмысления всей композиции образов даёт долгий литургический финал, приглашающий по-новому взглянуть на роль личности в истории народа и на взаимозависимость между устремлениями лидера нации и народными ожиданиями и надеждами, сковывающими свободное волеизъявление руководителя любого коллектива.

Таким образом, новая редакция получилась более вневременной, более философской и фундаментально-исторической, нежели нацеленная на линейное сюжетное развитие «классическая» версия оперы. Но жизнеспособности этого, безусловно, нетривиального эксперимента, ещё предстоит серьёзная проверка временем: очень уж новая редакция тяжела для восприятия, очень уж мрачна. Хотя мне думается, что именно в этом стиле, в этом эмоциональном ключе магистральная идея, выходящая на первый план в новом «Князе Игоре», только и способна получить своё истинное художественное воплощение.

Несмотря на то, что само сценическое воплощение, предложенное Черняковым, изобилует драматургическими шероховатостями и нестыковками, мне бы в самую последнюю очередь хотелось придираться к постановочным решениями, тем более, что мизансценная структура постановки отличалась неправдоподобной монументальной статичностью, а медитативная неподвижность и пластическая зацикленность мизансцен на самих себя (про самодостаточность мизансцен в режиссуре Чернякова можно написать отдельную статью!) однозначно отсылали к эстетике «Китежа» (Амстердам) и «Хованщины» (Мюнхен). С последней оперой оформление «Князя Игоря» роднит и бруснично-бордовый цвет экипировки Игорева войска и самого князя, а с амстердамским «Китежем» - пиротехнические спецэффекты в финале русского акта. Но важно другое: даже фирменные черняковские вскрики хора и всполохи пламени не отвлекали от главной идеи, задекларированной режиссёром в первой видеинсталляции, – война внутренняя порождает войну внешнюю, а причины любого насильственного противостояния легко находятся во внутреннем, душевном, личностном разладе.

За последние годы едва ли не впервые столь сложная и серьёзная тема получает в постановке Чернякова полноценное развитие. Упаковывая внешнее противостояние Путивля половецким кочевникам во внутреннюю драму князя Игоря, который идёт на войну лишь потому, что ничего не способен дать ни своему народу, ни своей семье, режиссёр предлагает неправдоподобно простое и от этого невероятно убедительное решение: в финале оперы его князь возвращается не к народу, а в народ, буквально сливаясь с ним, становясь частью многопалой толпы, которая под тяжеловесные аккорды, завершающие оперу, начинает разгребать завалы разграбленного дома и восстанавливать разрушенный невидимым врагом мир.

Мифологема дома как внутреннего мира человека приобретает в оформлении спектакля особое значение, выступая в оппозиции космическому дурману бескрайней маковой поляны, в которой под звуки «Половецких плясок» «плещутся» полуобнаженные призраки иной реальности, иного бытия…

В любом случае, прямая трансляция спектакля, которая состоится в кинотеатрах мира 1 марта, позволит всем меломанам самостоятельно оценить качество и глубину сценического и музыкального решения. Я же по горячим следам хотел бы поделиться впечатлениями от исполнительской стороны новой постановки.

Оркестру «Метрополитен-оперы» под управлением Нозеды, на мой взгляд, местами не хватало акцентов на «подробностях»: слишком шёлковым было звучание, хотя значимые паузы и экспрессивные темпы в «Половецких плясках» меня откровенно порадовали. Где-то шероховато проблёскивала медь, где-то неудачные акценты девальвировали пафос хрестоматийно узнаваемых мест до кафешантанной легковесности, но в целом музыканты прекрасно справились с незнакомым для них материалом. Особенно если принимать во внимание, что в таком виде оперу до них вообще никто никогда не играл.

С большим нетерпением я ждал встречи с ансамблем исполнителей, и сразу замечу, что мои ожидания оправдались наилучшим образом.

Струящейся лучезарностью, подернутой матовой грустью, прозвучала песня Половецкой девушки в исполнении Кири Деонарайн.

Для полновесного исполнения партии Кончака словацкому басу Штефану Кочану, на мой взгляд, немного не хватало воздуха и некоторой широты подачи звука. Словом, «размаха» не хватало, тогда как по качеству озвучивания диапазона самой партии придраться было не к чему, и все коварные нижние ноты главной арии певец озвучил превосходно.

Эмоционально ярко исполнил партию Владимира Игоревича Сергей Семишкур. Трогательность и смятение, внутренняя борьба и экстатический порыв – всё прозвучало, всё оказалось на своих местах. Несколько форсированные «выбросы» звука послышались мне чрезмерно фривольными, а открытые гласные несколько расфокусированными, но на общем впечатлении это сильно не сказалось.

Блестящим предстал дуэт Владимира Огновенко и Андрея Попова, выступивших в партиях хитровыделанных Скулы и Ерошки, и не случайно именно эта парочка представителей той части народа, которая всегда за бутылку водки «и вашим, и нашим, и споём, и спляшем», становится пружиной дикой гулянки у князя Галицкого, партию которого с непередаваемым вокально-драматическим шиком исполнил Михаил Петренко. Сочные интонационные акценты удачно сочетались с пластическим рисунком образа, получившегося у певца не просто похабно-жлобским, но нечеловечески страшным.

Не менее сильным впечатлением стала работа Аниты Рачвелишвили, исполнившей партию Кончаковны. Сочетание одновременно плотного и пронзительного, строгого и истероидно-мощного вокала с выверенностью каждого жеста, каждого поворота головы, каждого взгляда составляют непередаваемую суть музыкально-театральной природы таланта этой певицы.

Совершенно необычное впечатление оставило выступление Оксаны Дыки в партии Ярославны. Мощный, сочный, цветастый тембр певицы будто томился в тесситурном корсете этой партии, прорывая его пронзительными форте. Словом, эта интерпретация осталась для меня своеобразной загадкой, и к этому исполнению я бы еще с удовольствием вернулся.

Главным же героем спектакля, как и положено, стал Ильдар Абдразаков, выступивший в титульной партии. Певцу удалось передать внутреннюю опустошенность своего героя. И если чисто технически мне местами не хватало мощи, перекрывающей оркестр, то драматически образ получился экстраординарным: такого Игоря эта опера еще не знала.

Отдельно стоит сказать про хор, значение которого в этом произведении переоценить невозможно. Хор старался, как мог, и местами можно было услышать то, что должно было звучать как минимум в Половецкой «сюите», но некоторая «мятость» впечатления, возможно, связанного с артикуляционными проблемами артистов, всё-таки осталась.

Итоговым же послевкусием для меня стало чувство некоторой незавершенности, своеобразного многоточия, которое сопровождает настоящее удивление от соприкосновения с чем-то новым, неожиданным, безумно интересным и многогранным… Не знаю, как оценят новую работу российские зрители и слушатели, но моё погружение в новую парадигму «Князя Игоря», пережившего свою историческую реинкарнацию на сцене «Метрополитен-оперы», только начинается…

Автор фото — Cory Weaver / Metropolitan Opera

0
добавить коментарий
ССЫЛКИ ПО ТЕМЕ

Метрополитен-опера

Театры и фестивали

Князь Игорь

Произведения

МАТЕРИАЛЫ ВЫПУСКА
РЕКОМЕНДУЕМОЕ