12 сентября в московской Новой опере состоялся юбилейный концерт баритона Бориса Стаценко. Несмотря на то, что в этот день в столице проходили и другие интересные оперные события, – открытие сезона в Музыкальном театре имени Станиславского и Немировича-Данченко, где давали нашумевшую «Аиду» Петера Штайна, редкостный концертный «Танкред» Россини на фестивале РНО – уютный зал в саду Эрмитаж был полон. Стаценко любит публика, и понять ее можно…
Удивительный демонический темперамент и сверкающие глаза Бориса Стаценко заставили меня вспомнить вынесенные в заголовок блистательные строки Осипа Мандельштама из стихотворения «За Паганини длиннопалым».
Слушая его, действительно чувствуешь какой-то вибрирующий паганиниевский дух, летающий над сценой и гипнотизирующий всё вокруг. Каждый свой номер артист исполняет с такой самоотдачей, словно делает это в последний раз! Именно такие ощущения я вынес после юбилейного вечера артиста…
«5:5 в пользу баритона» - так по-спортивному был назван этот концерт, намекая на юбилейные годы певца. Изначально такое название могло показаться слишком уж самонадеянным – ведь только публике решать, в чью пользу закончится представление! Но победителей не судят, а победил Стаценко пришедших в зал слушателей безоговорочно, нокаутом, раз уж мы заговорили спортивным языком. Было ли в этом триумфе все абсолютно безоблачно? – Нет, и об этом тоже придется упомянуть, ибо «Платон мне друг, но истина дороже». Но, упомянув, – тут же забыть, ибо общее художественное впечатление от концерта, безусловно, превалирует над частностями. И в этом также одна из привлекательных граней таланта Стаценко.
Сравнительно недавно мне довелось после многолетнего перерыва слушать Бориса Стаценко в оперном спектакле – его Риголетто был великолепен музыкально и артистически. Созданный певцом образ оказался цельным и органичным. Сольный концерт, состоящий из пёстрого набора арий и фрагментов произведений разных композиторов, ставит перед певцом иные задачи – проявить стилистическую гибкость и мастерство перевоплощения. Тут многое зависит и от подбора программы. А она у артиста оказалась весьма разнообразной – от тонкого моцартовского музыкального письма до обнаженного нерва пуччиниевских страстей, от трагических вердиевских глубин до элегантной патетики французского оперного стиля. Включена была также музыка современного российского композитора и венская оперетта! Воистину – гремучая смесь! Что ж! Задача амбициозная…
Начало программы было задумано с каким-то автобиографическим привкусом и отражало определенные вехи в творческой карьере певца. Первая студенческая работа – Граф Альмавива в «Свадьбе Фигаро», затем первая профессиональная роль в театре – Дон Жуан Моцарта и, наконец, Вольфрам в «Тангейзере» - первая партия, исполненная на немецкой сцене.
Не знаю, уместна ли будет тут ирония, но, на мой взгляд, первый блин оказался комом. Речитатив и ария Графа у Стаценко получились тяжеловесными – какая-то слишком патетическая манера пускай и раздосадованного вельможи, слишком «прямая» оперная подача звука, например, на фразе Ma s’ei pagasse, вместо тонкого интонационного мелодического «говорка» – все это не способствовало созданию подлинного моцартовского образа, окутанного аристократическим изяществом, придавая ему ложный пафос. К сожалению, свою «лепту» сюда внес и оркестр.
К счастью, это была, пожалуй, единственная очевидная неудача Стаценко, причем стилистического, а не вокального характера. С вокальной же формой у Стаценко абсолютно все в порядке. Это наглядно продемонстрировала Ария с шампанским Дон Жуана, которую он провел с истинным блеском, с нужной степенью динамики, весьма технично и бегло выпевая все быстрые ноты. Здесь тоже присутствовала изрядная доля пафосности, но, учитывая совершенно иной образ, она не зашкаливала, находилась в допустимых для этой роли рамках индивидуальной интерпретационной манеры. Такой Дон Жуан – вполне правомерен и может быть убедительным.
Следующие два номера программы были спеты замечательно. Особенно очаровал Вольфрам, исполненный артистом вдохновенно и с чувством благородства. Эффектен и стилистически убедителен Эскамильо, с прекрасно дотянутыми низами, что составляет особую трудность в этой арии.
Если бы не отдельные слишком эмоциональные возгласы, иногда допускавшиеся Стаценко в харизматичной арии Ренато, приводившие, подчас, к досадному интонационному скольжению, например, в речитативе на словах Silenzio, la, где певец вознесся куда-то за пределы фа-бемоля, этот номер можно было бы также счесть безупречным. Ах, темперамент, темперамент! Воистину – наши недостатки являются продолжением наших достоинств! И, тем не менее, – Ренато можно занести в актив певцу! Верди – его композитор. Отдельное спасибо артисту за чувствительную и проникновенную жемчужину – O dolcezze perdute!
После превосходной плакатной Эпиталамы Виндекса из «Нерона» Рубинштейна Стаценко столь же уверенно и блестяще спел тесситурно непростую Серенаду Влада из оперы Андрея Тихомирова «Дракула», хорошо прочувствовав удивительно красивый привкус этой музыки, оставляющей надежду, что современная опера все-таки имеет шансы на жизнь!
А завершала первое отделение ария Мистера Икса из оперетты Кальмана «Принцесса цирка». Что тут скажешь? Все что мог выжать баритон из этого феноменального мелодического пиршества – Стаценко выжал, спев ее с душевным драйвом высшего калибра, найдя какую-то свою личную интонацию. Но есть одно обстоятельство, о котором нельзя умолчать, хотя оно и не относится непосредственно к мастерству певца. Конечно, с традицией спорить трудно! Но сама по себе отечественная традиция поручать эту партию баритону, окончательно закрепленная Георгом Отсом в знаменитом фильме 50-х годов, да вдобавок с русским текстом, не соответствующим по содержанию оригинальному, представляется мне ошибочной, искажающей замысел композитора. Роль эта написана Кальманом для лирического тенора, в устах которого элегантно-страстная, с налетом декадентской грусти ария «Zwei Märchenaugen…» (Два сказочных глаза, прекрасных как звезды), совершенно лишенная того социального надрыва, который был ей, да и всей оперетте придан в советские времена, должна звучать иначе – легче и непринужденнее, вполне в духе классической венской оперетты, с ее условным водевильным драматизмом, не обремененным чрезмерными классовыми проблемами.
Безупречным оказался выбор программы второго отделения. 2-й акт «Тоски» - лучше не придумаешь. Скарпиа – это фирменная стихия Бориса Стаценко, он здесь раскрывается во всей своей художественной красе – и как певец, и как артист, убедительно демонстрирующий все нюансы человеческих чувств, блестящие переходы от ярости и вкрадчивым увещеваниям, от вальяжного упоения властью к любовному вожделению.
Рядом со Стаценко остальные участники пуччиниевского действа померкли. Тоска могла бы стать достойным оппонентом Скарпиа в этой драматической сцене, но голос Ольги Терентьевой выглядел, пожалуй, слишком легковесным для этой партии.
В удаче или неудаче сольного концерта певца значительную роль может сыграть и играет оркестр. В нынешнем представлении он в целом оказался на достойном уровне. Опять-таки, за исключением экспозиционного номера программы – сыгранной довольно суетливо и преувеличенно «ажитатно» увертюры к «Свадьбе Фигаро». Не повезло нынче этой опере. Зато редкая непритязательная увертюра к первой опере Верди «Оберто» прозвучала рельефно и «вкусно», доставив удовольствие. И со своей главной задачей – аккомпанементом певцу – оркестр, ведомый Василием Валитовым, справился. Он почти всегда чутко следовал за солистом, в то же время, не подстраиваясь под него слишком откровенно. Получился хороший ансамбль-диалог. И это несмотря на то, что зал Новой оперы акустически не очень располагает к размещению оркестра на сцене…
Концерт завершен! Заслуженные овации не смолкают. Браво, Борис Стаценко!
Фото: Даниил Кочетков / Новая Опера