В Большом театре состоялась премьера моцартовской «Свадьбы Фигаро». Премьера удачная и вдохновляющая коллектив театра на новые творческие свершения. Сегодня в нашем журнале две рецензии на этот спектакль. Полагаем, что он того заслуживает, тем более, что авторы раскрывают нам различные стороны этого действа. Да и составы они слышали разные, но оба – подстать друг другу. Поэтому лишь условно их можно подразделять на первый и второй. И это прекрасно. Итак, первое слово – Татьяне Елагиной.

Этой оперной премьеры ждали с особым интересом. Впервые её полностью готовила команда, приглашённая новым руководством Большого театра. Уже хорошо зарекомендовавшие себя в Театре им. Станиславского и Немировича-Данченко в прошлом сезоне режиссёр-постановщик Евгений Писарев («Итальянка в Алжире») и дирижёр Уильям Лейси («Дон Жуан»). Да ещё и название – любимое, знакомое, продолжающее жить, в отличие от многих классических сюжетов, поглощённых операми, и в постановках драмы Бомарше «Безумный день или женитьба Фигаро». Забавно, что Евгений Писарев год назад поставил в московском Театре им. Пушкина именно эту пьесу Бомарше, удивив весь драматический бомонд хорошо забытым 18-м веком на сцене, с париками, камзолами и кринолинами.

Заявление режиссёра в начале работы, что опера Моцарта «Свадьба Фигаро» будет в Большом театре осовременена, вернее, приближена к нам по антуражу, несколько напрягло противников пресловутой «режоперы». Но кредит доверия «варягу» из драмтеатра после красочной остроумной «Итальянки в Алжире» оказался сильнее.

Да к тому же, середина прошлого, 20 века, где действуют теперь герои Бомарше-Моцарта, уже отдалена от нас во времени. Современный ритм жизни настолько быстро делает устаревшими многие бытовые приметы даже десятилетней давности (кому теперь нужны, например, пачки дискет от «пентиума»?), что эпоха фильмов Феллини и Бергмана для молодёжи, даже среднему до 40 лет поколению кажется сравнимой по ощущению «ретро» чуть ли не с ампиром.

Окончательно расположило к грядущей премьере маленькое личное наблюдение. Довелось присутствовать на черновой под рояль сценической репетиции «Свадьбы Фигаро». С каким детским восторгом все по очереди молодые артисты подходили в перерыве постучать к реквизиту – ручной пишущей машинке. Ещё бы, средний возраст основных солистов - 25-27 лет, это полностью компьютерное поколение. Печатать по железным кнопочкам (даже без электропривода!) для них такая же экзотика, как для нас прясть или плести лапти.

Кроме того, обещание, что «будет красиво» – здесь необходимо ещё назвать сценографа Зиновия Марголина и художника по костюмам Викторию Севрюкову – было исполнено. Опора на стилистику гламурного европейского послевоенного кино сделала узнаваемые приметы времени подчёркнуто театральными, а костюмы, даже у хора и статистов, нарядными, как из журнала мод. Что уж говорить про элегантную пижаму Графа, его эффектный охотничий костюм, нежнейшее неглиже или от-кутюр деловое платье и шляпку Графини. Свадебные наряды Графини и Сюзанны (которые, как помним, меняются одеждой) напоминают о великолепных туалетах Одри Хёпберн в «Римских каникулах» – пышное бело-розовое или бордовое с многослойными юбками, затянутая талия, тщательно уложенные локоны. В тайном уголке любой женской души просыпается маленькая девочка, при виде подобной «принцессной» роскоши сладко мечтающая: «мне бы такое платьице!»

Пять основных цветов спектакля появляются постепенно. Первый акт – чёрно-жёлтый, появляются синие детали, в начале второго действия синий выливается на сцену, а свадьба решена в бело-красном. Не нова, но отлично работает здесь на закрученную интригу с переодеваниями, прятками и убеганием через окно идея «дома в разрезе». Всю первую половину мы словно подглядываем за обитателями дома Графа в разных помещениях-квадратах сценической конструкции. После антракта дом-конструктор раскрывается, его словно растаскивают по комнатам и этажам. Ощущение праздника добавляет и контрастный чистый свет на сцене – работа Дамира Исмагилова.

Сама режиссура Евгения Писарева в купе с пластикой хореографа Альберта Альбертса естественна настолько, что её словно бы и не замечаешь. Все участники говорили про умно-терпеливый репетиционный процесс, но, наверное, это высший комплимент постановщику – работы не видно! Есть молодые красивые артисты-певцы, легко двигающиеся по многочисленным лестницами и конструкциям. Они естественно, но словно чуть на камеру любят, ревнуют, плетут интриги, при этом не забывая о Моцарте, у которого есть что попеть всем персонажам.

Кропотливой отделкой всех музыкальных деталей партитуры славится и дирижёр Уильям Лейси. Но вот здесь позволю на время оставить восторженный тон. Большое интервью британского маэстро в буклете (у литчасти Большого театра опять получилась энциклопедия конкретной оперы) раскрывает его как интеллектуала, к Моцарту относящегося особо трепетно. Но к сожалению, уже на знаменитой увертюре, которую аж до половины дали просто слушать без сценического действия, оркестр Большого театра, который может играть по-всякому в зависимости от ведущей его руки, от «гениально», до «позор, тоска», в данный вечер слушался как сыгранно-выученный до занудства студенческий коллектив, не более. Не будем придираться к нескольким намечавшимся расхождениям с солистами в сложных финалах картин. Всё таки, премьере позволительно быть не идеальной, да и быстро сходившиеся «на фермате» ансамбли не заставляли усомниться в профессионализме дирижёра. Но тяжеловатые, вязкие темпы в ариях, отсутствие лёгкости у струнных, солисты, поющие порой не благодаря, а вопреки оркестру – это не Моцарт. Волшебства и «шампанского», что так прочно ассоциируется именно с «Женитьбой Фигаро», не хватало. Может быть, и у дирижёров бывают неудачные «не в голосе» дни?

Ещё одно достижение Большого театра – первый и второй составы равны друг другу по качеству. Видеть и слышать мне довелось второй, но это весьма условно. Хотя заглавный герой, Фигаро – Александр Виноградов, пел с обоими командами партнёров. Впервые услышала этого баса, специально приглашённого на роль Фигаро. Удачный выбор! Сочный объёмный звук, чёткая фразировка. Иногда, особенно в финальной арии, хотелось бы потоньше нюансов – но это, как раз, от дирижёра. Понятно, почему драматический режиссёр выбрал такого Фигаро. Худощавый и подвижный, удивительно, до мальчишества моложавый (Александр Виноградов начинал в стажёрской группе Большого театра почти 20 лет назад) Фигаро и внешне, и пластикой напоминает нашего звёздного киноактёра Олега Меньшикова. Образ получился порывистый, чуть неуклюжий рядом с лощёным Графом, но очень симпатичный.

Граф Альмавива не просто антипод Фигаро, его партия такая же главная. И только когда исполнители ролей соперников равны друг другу вокально и сценически, можно говорить об удачном кастинге. Андрей Жилиховский не нуждается в представлении на нашем журнале. Он – истинный Граф, таковые и в 20-м веке изредка встречались. Благородный тембр европейской выделки баритона, внешность итальянского мачо, природный темперамент – как такому Графу в принципе можно отказать? Фактура артиста оправдывает любвеобильность персонажа. Ну вот такой дикий зверь и охотник одновременно, с трудом сдерживающий свои чувственные желания.

Графиня у Екатерины Морозовой подстать супругу – величавая красавица с фигурой античной статуи. И при голливудской внешности – крупное, с индивидуальным тембром лирико-драматическое сопрано, отлично справляющееся с трудной партией. Особо запомнился монолог страдающей жены Dove sono i bei momenti –здесь Графиня тайком пробралась в офис к неверному мужу, сидит за его начальственным столом и поёт безупречную кантилену, как Адажио из скрипичных концертов Моцарта.

Сюзанна с Графиней явно не так разделены общественным положением, как их суженые. Отношения «служанка-госпожа» лишь обозначены – подруги, почти сверстницы, соперницы ровно настолько, как две любые привлекательные женщины. И замечательно, что Сюзанна у нас была не весёлая субретка, а тонкая лукавая «Кошечка» с прелестным личиком и стройной фигурой Ольги Кульчинской. О музыкальности этой девушки и волнующем тембре её лирического сопрано писали уже не раз. В ансамблях голос Ольги даёт такой малиновый звон поверх общей гармонии. И всего в меру в этой Сюзанне – женской мудрости и коварства, расчётливости и кокетства.

Особый персонаж – влюблённый паж Керубино. Времена, когда грузных возрастных меццо с трудом утягивали в камзол, давно миновали. Сейчас случается, что в партии Керубино выходят и контратеноры, для половой «аутентичности», так сказать. Оба наших Керубино убедительны, оставаясь милейшими дамами. В тот вечер это была Александра Кадурина. Худющий угловатый подросток с мягким шелковистым меццо, скорее не от буйства гормонов волочащийся за всеми подряд женщинами, а от любопытства и желания показать себя взрослее. Характерный грим – зачёс под Элвиса Пресли, клетчатый пиджак, красная электрогитара для серенады Voi che sapete. Сцена с переодеванием в женское платье уморительно смешна, но изящна.

Хорошенькая как куколка Барбарина со свежим голосом Анны Налбандянц – весьма решительная особа. Попавший в её коготки Керубино вряд ли выпутается!

Наконец, возрастная пара – Бартоло и Марцелина, оказывающиеся родителями Фигаро, были достойно спеты и в острохарактерной манере представлены Лолитой Семениной и Максимом Кузьминым-Караваевым.

Две теноровые партии в «Свадьбе Фигаро» отданы эпизодическим персонажам. Дон Базилио, забывший уже, что когда-то учил музыке Графиню Розину, гротескный сплетник в исполнении Марата Гали. Музыкально точен в секстете и неожиданно солидно комичен в судейском парике « а ля Бах» и длинной чёрной мантии Дона Курцио юный Арсений Яковлев.

А как выразительно глядит садовник Дон Антонио на смятые прыжком Керубино жёлтые тюльпаны в тележке! Бас Александр Науменко – единственный участник предыдущей постановки «Свадьбы Фигаро» 1995 года (он тогда пел Бартоло).

Ещё отмечу добротное и осмысленное итальянское произношение у всех солистов – постаралась коуч Валентина ди Таранто. Особенно заметно это становилось в речитативах, которым гибко аккомпанировал на хаммерклавире Артём Гришаев.

Спектакль в целом доставил удовольствие вокальными и актёрскими работами, радующим глаз сценическим решением. Может быть, для компенсации британской сдержанности дирижёра следовало принять бокал Шампанского в буфете? И всё воспринялось бы ближе к Моцарту? Предоставляю эту версию проверить на себе нашим читателям в следующей серии спектаклей в конце июня.

Фото Дамира Юсупова / Большой театр

Ссылки по теме

• «Свадьба Фигаро» в Большом: разминка после подвига
• Классицизм — в музыке, супрематизм — в постановке!

Рекомендуем

• Опера на CD в интернет-магазине OZON.ru