В канун Нового года Самарский академический театр оперы и балета показал на Камерной сцене премьеру оперы Моцарта «Волшебная флейта».
Фундаментальные оперные постановки, осуществленные в последние годы на реконструированной главной сцене театра, были призваны насытить его репертуар наиболее апробированными произведениями отечественной и зарубежной классики, пользующимися неизменной популярностью у зрителей. При этом огромный пласт оперных сочинений - от всемирно известной классики до современных – оставался до поры до времени вне поля зрения театра. Лед тронулся с открытием в конце 2014 года Камерной сцены, на которой одна за другой появились постановки, значительно расширившие временные и жанрово-стилистические рамки оперного репертуара театра.
Первой ласточкой стала погрузившая зрителей в музыкальную атмосферу XVIII века триада одноактных комических представлений: кантаты Гайдна «Выбор капельмейстера», интермеццо-бурлеска Чимарозы «Маэстро ди капелла» и зингшпиля Моцарта «Директор театра». Затем вышли объединенные аншлагом L*Amour de Trois («Любовь на троих»), отстоящие одна от другой на два столетия одноактные оперы-буффа «Служанка-госпожа» Перголези и «Телефон» Менотти. Третьей премьерой на Камерной сцене стала одноактная комическая опера современного белорусского композитора Сергея Кортеса «Медведь», написанная по одноименной пьесе-шутке Чехова. Осуществленные главным режиссером театра Михаилом Панджавидзе, эти спектакли явились своеобразной преамбулой недавней, самой значительной работы режиссера на Камерной сцене – моцартовской «Волшебной флейты».
* * *
Творения великого австрийского композитора – нечастые гости куйбышевской-самарской сцены. Естественно, для любой труппы моцартовские постановки – непростой экзамен на профессионализм. Они требуют особой сценической и вокальной культуры, стилистической точности, не приемлют исполнительского нажима, форсировки.
На памяти лишь один ставший бесспорной удачей самый первый в биографии театра моцартовский спектакль - «Дон Жуан», поставленный в 1970 году дирижером Иосифом Айзиковичем и режиссером Борисом Рябикиным. Исполненный оптимизма и внутреннего задора этот спектакль помог тогда раскрыться целой плеяде талантливых молодых певцов-актеров, в числе которых Николай Полуденный и Василий Навротский – Дон Жуан, Владимир Киселев – Лепорелло, Лина Левченко – Эльвира.
Вторым моцартовским спектаклем на куйбышевской сцене стала опера «Так поступают все женщины». Но в этой постановке, осуществленной в 1987 году дирижером Валерием Невлером и режиссером Земфирой Цаликовой, практически всё: и звучание оркестра, и пение, и грубовато-прямолинейные мизансцены оказались далекими от изящной легкости и прозрачной ясности моцартовского стиля.
Последняя и самая любимая композитором опера была впервые исполнена под его управлением всего за несколько недель до кончины Моцарта. Несмотря на трагические жизненные коллизии автора «Волшебная флейта» стала по существу его жизнеутверждающим завещанием потомкам.
Либретто «Волшебной флейты» скроено из множества наивных, сказочных историй про фей и духов. В то же время ее сюжет замешан на целом каскаде актуальных для моцартовской поры и для самого композитора философских идей и ритуалов. Опера являет собой фейерверк роскошных, искрящихся светом и юмором мелодий, в ней множество разнообразных волшебно-таинственных и простодушно-комичных персонажей. При всей запутанности, а подчас и нелепости поворотов сюжета его путеводным маяком является торжество добра над злом, утверждение того, что для обретения счастья приходится преодолеть немало испытаний.
Для полноценного сценического воплощения феерии жизни и празднично-карнавальных фантазий композитора, тонко закодированных в опере, нужны недюжинные фантазия и мастерство, которых подчас не достает ее постановщикам и исполнителям. Излишне прямолинейная интерпретация сказочного, но отнюдь не по-детски волшебного сюжета «Волшебной флейты», буквальное следование его витиеватым перипетиям со «всамделишными» «ужасными» бутафорскими чудовищами-змеями и стихиями, преследующими облаченных в по-тюзовски наивные костюмы персонажей оборачивается сценической вампукой, превращает спектакль в скучное подобие детского утренника или капустника, которые не достойны музыкальных красот Моцарта. Вряд ли уместно и встречающееся в постановках «Волшебной флейты» излишне обобщенное, с философским подтекстом и элементами масонской символики оформление, которое далеко не всегда «читается» зрителями. Во всем этом не раз доводилось убеждаться на представлениях оперы в разных театрах.
* * *
На «Волшебную флейту» Самарский театр не «покушался» ни разу. Самарская постановка, как обозначено в программке, – авторская версия моцартовской оперы, предложенная режиссером-постановщиком Михаилом Панджавидзе. Он же – автор сценографии, костюмов и световой партитуры.
Спектакль по жанру отличается от вышедшего из-под пера композитора «зингшпиля», в котором музыкальные номера чередуются с разговорными диалогами. Опера исполняется на языке оригинала (немецком), однако без диалогов. Это, быть может, не бесспорное для кого-то решение позволяет избежать языковой эклектики, когда поют по-иностранному, а словесные диалоги произносят по-русски, что иногда встречается в театральной практике. А диалоги на немецком языке, честно говоря, вообще трудно вообразить ввиду абсолютной неготовности к этому солистов театра. К тому же в исполнении оперных певцов словесные диалоги даже на родном языке часто напоминают громогласные, лишенные выразительности речи глашатаев на городских площадях. Спектакль сопровождается титрами, которые, не воспроизводя дословно реплики персонажей, лишь помогают зрителям ориентироваться в происходящем на сцене.
По своей форме самарская постановка моцартовской оперы - типичный спектакль в спектакле. Его действующие лица – члены зажиточного немецкого семейства и их прислуга – в канун Рождества разыгрывают домашнее представление под названием «Волшебная флейта». При этом житейские и сценические сюжетные повороты, а также характеры «актеров» и их персонажей перекликаются, и действие, подобно шарику в пинг-понге, то и дело перескакивает с реальных семейных перипетий к тому, что происходит на импровизированных подмостках.
Благодаря этому снижается заключенный в опере глубокомысленный философско-мистический «градус». Что же касается зрителей, то им, как показалось, предлагается просто расслабиться и насладиться разворачивающимся перед ними действом. С такой режиссерской концепцией постановки «Волшебной флейты» можно и поспорить, но ломать копья по ее поводу вряд ли стоит.
* * *
На сей раз зрители располагаются в амфитеатре, который находится прямо на сцене. Все пространство собственно зрительного зала, в торце которого огромная ширма – своеобразный театральный задник в виде новогодней елки, отдано актерам.
Начинается спектакль. Появляются облаченные в соответствующие эпохе костюмы музыканты оркестра и дирижер-постановщик Евгений Хохлов. Чинно поклонившись публике, они удаляются за ширму. Виртуальное – с помощью мониторов «общение» дирижера и актеров в исполняемом не под фонограмму, а с живым оркестром спектакле – еще одна, по правде говоря, неожиданная, своего рода пикантная подробность постановки.
На первых звуках увертюры сценическое пространство мгновенно оживает. Актеры сами выносят и расставляют мебель, гримируются, поправляют костюмы и парики, обмениваются подарками, не забывая при этом проявлять свой характер и выяснять отношения с партнерами. На глазах зрителей глава семейства – отец – превращается в мудрого Зарастро, мать – в коварную Царицу ночи, кучер – в беззаботного птицелова Папагено… Все это поставлено живо и азартно, но, к сожалению, сильно отвлекает от доносящейся из-за ширмы музыки волшебной моцартовской увертюры.
К чести режиссера таких моментов недостаточного пиетета к музыке в спектакле немного. Михаилу Панджавидзе удалось достичь главного – сделать логически и психологически оправданными самые невероятные сюжетные ситуации и добиться от исполнителей достаточно естественного их проживания. В спектакле много откровенного наива и условностей, а всевозможные чудеса и препятствия, встречающиеся персонажам в их скитаниях, ненавязчиво воспроизводятся с помощью видеоинсталляций. Мизансцены тщательно проработаны, каждый исполнитель пребывает на сцене вполне осознанно, не будучи предоставленным самому себе и собственной фантазии.
* * *
О музыкальной стороне самарской «Волшебной флейты», как и любого другого спектакля, в котором тон задает режиссер, к сожалению, приходится говорить во вторую очередь. Думаю, упомянутое «виртуальное» общение дирижера и исполнителей со стороны Евгения Хохлова – изначальный компромисс, который стал дополнительным испытанием на профессионализм для певцов-актеров. К чести солистов самарской труппы они в целом достойно выдержали это испытание. Во всяком случае, никаких откровенных темпо-ритмических «обвалов» на премьерном показе оперы не произошло, за скобками остается то, какой ценой этого удалось достичь и будет ли это удаваться в дальнейшем.
В итоге музыкальный уровень спектакля достаточно высок. Слаженно звучит оркестр, солисты, практически лишенные «живой» поддержки дирижера, уверенно исполняют свои партии и вокальные ансамбли. Впрочем, баланс звучания музыкантов, особенно духовой группы, и солистов не всегда безупречен, а кое-кому из певцов еще предстоит по-настоящему освоить тонкости моцартовской вокальной стилистики. Но все это не критично. Кстати, сами по себе относительно небольшие размеры обладающего неплохой акустикой Камерного зала благоприятствуют свободной, лишенной форсировки манере звукоизвлечения.
Партии «Волшебной флейты» хорошо разошлись на солистов труппы. Обладающему мягким лирическим баритоном Георгию Цветкову комфортно в песенно-танцевальной музыкальной ауре наивного и веселого, не обремененного житейскими проблемами Папагено. В этой комедийной роли артисту можно пожелать лишь большей легкости и непринужденности сценического существования. Органичен и убедителен в вокальном и игровом отношениях Анатолий Невдах в не связанной с каким-либо эмоциональным надрывом партии Тамино. Большой удачей стала Памина в исполнении Татьяны Гайворонской, сумевшей в этой сугубо лирической партии совладать с присущим ей незаурядным темпераментом и броской вокальной манерой. Возвышенная, эпически-величественная партия мудреца Зарастро рассчитана на певца, обладающего богатым по тембру басом-кантанте с ярким нижним регистром, отличной кантиленой и по-особому благородной манерой исполнения. Не представляющая для Андрея Антонова особых проблем с точки зрения вокала эта партия исполняется артистом в свойственной ему характерной игровой манере.
На верхней ступеньке вокального пьедестала в этом спектакле, безусловно, Ирина Янцева. Партия Царицы ночи, в которой певица успешно выступала на разных сценах и гастролировала за рубежом, исполнена ею практически безупречно. Трудно представить голос, более подходящий для этой партии по тембру, блестящей колоратуре и кристально чистым предельно высоким нотам. Под стать пению и созданные артисткой убедительные сценические образы: наряду с холодновато-коварной Царицей ночи это взбалмошная и темпераментная мать семейства, принимающая участие в домашней рождественской мистерии.
Из других солистов хочется особо отметить исполнителя партии одного из трех волшебных мальчиков – юного Валерия Макарова. Отмеченный наградами на нескольких вокальных конкурсах, в том числе Гран-при юношеского конкурса Елены Образцовой, юный певец продолжает совершенствовать свое вокальное и актерское мастерство.
Хор (хормейстер Ольга Сафронова), который в течение всего спектакля находится на балконе почти под перекрытием зала, особенно впечатлил мощным и торжественным звучанием в финале спектакля, знаменующем окончательную победу сил добра и света.
Счастливы главные герои оперы Памина и Тамино, которые благодаря волшебной флейте сумели преодолеть все препятствия и соединиться друг с другом. Счастливы и сыгравшие эти роли члены добропорядочного семейства – влюбленные друг в друга дочь и кузен.
Приближается Рождество. Участники представления снимают карнавальные костюмы, наряжают цветными гирляндами елку. В гостиной откуда ни возьмись появляется огромный, ломящийся от яств праздничный стол. Все поднимают бокалы с вином, отмечая Рождество и помолвку молодых.
Итак, в репертуаре Самарского оперного театра появился весьма удачный светлый, праздничный оперный спектакль, чем-то напоминающий по своей форме рождественского балетного «Щелкунчика». Он, без сомнения, будет интересен зрителям любого возраста, и не только в предновогодние и иные праздничные дни: в атмосфере добра и человеческого тепла люди нуждаются в любое время года.