Мария Каллас — мой враг. Нью-Йорк, февраль

Мы с тетушкой Лиз гуляем по городу, ходим в музей "Метрополитен", что напротив. Накануне концерта в "Карнеги Холл" Джузеппе почти весь день провел наверху, у Марии. Надо нанести последние штрихи, сказал он. Около часу ночи вижу, муж вошел в комнату. Он был невероятно взвинчен, но ничего не сказал. Я хотела было спросить, что случилось, но потом решила, вероятно он разволнуется еще больше. А завтра концерт. Лучше помолчать. Но что же случилось?
Около 11 часов утра звонит Бруна и, едва не плача в трубку, просит срочно приехать. Боже милостивый! Что еще она натворила?
Джузеппе мигом оделся и помчался наверх. Спустя несколько минут он звонит и просит подняться. Мария приняла особенно большую дозу своих проклятых пилюль и была в ужасном состоянии. Даже говорить не могла. Прощай, концерт, первое, что подумала я.

Рано или поздно эта женщина угробит себя, если будет продолжать поступать так. Спешу и я наверх, и вижу, что Джузеппе и Бруна поддерживают Марию и куда-то ведут. Был вызван врач, который велел дать ей очень крепкий кофе и заставить двигаться, чтоб усилить кровообращение. Выглядела она ужасно. Бледная, немощная, что-то бормочет, глаза стеклянные, пустые. Как она могла сделать с собой такое? What a mess! Какая беда. Разве сможет она сегодня выйти на сцену в таком состоянии? Я спросила врача, сколько времени ей потребуется, чтобы прийти в себя. Трудно сказать, ответил он. Во всяком случае, сегодня вечером она вряд ли сможет выступать. Я взглянула на Джузеппе. Тот был вне себя от отчаяния, едва не плакал. Что же могло заставить ее сделать это? Связано ли это с поздним возвращением Джузеппе вчера вечером? Я не решалась спросить его. Он сам расскажет, если захочет. Мне очень жаль Марию. Она сильно страдает. Видно, что не умеет справляться с реальностью. Что происходит с этой тигрицей? Я обеспокоена состоянием ее здоровья и мне невероятно больно видеть ее в таком состоянии. Я подошла к ней, и она устало улыбнулась мне. Что-то пробормотала, но я не поняла. Взяла ее руку в свои ладони и с трудом удерживала слезы. Что подумали бы ее поклонники, если б увидели в таком положении? Я огорчилась и за Джузеппе, который работал с нею так много и с таким терпением.
Телефон в номере Марии, казалось, обезумел. Звонили из офиса Сола Юрока, а директор "Карнеги Холл" и импресарио Горлинский поспешили в гостиницу вместе с сотрудниками Юрока. Хотели убедиться, в каком состоянии Мария, и посмотреть, нельзя ли спасти концерт. Потом приехали и мои родители. Они слышали по телевидению, что концерт отменяется из-за болезни Каллас. Как многие ньюйоркцы, они тоже собирались к 7 часам в театр.
Когда уже поздно вечером мы вернулись в наш номер, Джузеппе был совершенно вымотан. Он сел на постель и стал рассказывать. Накануне ночью, прежде чем спуститься в наш номер, он посоветовал ей не волноваться, заверил, что все пройдет хорошо. Вместо ответа Мария покровительственно похлопала его по плечу, и сказала:
- Не волнуйся, Джузеппе. Я все время буду рядом и помогу тебе.
Тот, естественно, взорвался:
- Что ты хочешь этим сказать? Если я затеял всю историю, так только потому, что это ты нуждалась в помощи. Вся работа, какую мы проделали, нужна была только для того, чтобы у тебя появилась цель в жизни. Это ты нуждалась в ней. У меня есть моя работа, и я пренебрег ею ради тебя, у меня есть семья, и еще тысяча причин на свете, чтобы хотеть жить. А теперь ты говоришь мне, что это ты хочешь помочь мне? И он вышел, хлопнув дверями.
Бедная Мария, она совершенно не поняла, что за характер у Джузеппе. Такому человеку, как он, не говорят: "Я тебе помогу". Она не представляла, насколько самолюбив мой муж, не понимала, что его европейский мужской менталитет, его "я" не терпели ни малейшего покровительства от женщины.
Ее тоже возмутили слова Джузеппе. Человек, которого она вначале (я уверена в этом) использовала, чтобы пробудить ревность у Онассиса, теперь посмел восставать, причем настолько, что осмелился заявить ей, будто это она, а не он нуждается в помощи. Но Джузеппе парировал: ведь это у тебя не осталось желания жить после разрыва с Онассисом. Когда мы встретились, ты занималась, как начинающая студентка, и попросила придти послушать, как звучит голос. Разве не ты же сама попросила у меня совета и приехала в Италию, чтобы заниматься со мной? Если ты все это делала только для меня, то ты ошиблась. Примерно так сказал ей Джузеппе, и она упала на постель.
Ее единственным спасением были белые пилюли - снотворное. Оно приводило ее в состояние некоего забвения, как бы отключало от действительности, создавало иллюзию покоя. Не отдавая себе отчета в том, что она делает, и кого ранит, губит вместе с собой, отказываясь от концерта, она проглотила сначала одну, потом другую пилюлю и еще несколько.

продолжение ->

0
добавить коментарий
МАТЕРИАЛЫ ВЫПУСКА
РЕКОМЕНДУЕМОЕ