Вчера у нас завтракал Джанбаттиста Менегини, бывший муж Марии Каллас. Вспоминали былые, спокойные времена. Потом он вдруг спросил Джузеппе:
- Не знаешь ли ты, где Каллас держала дома драгоценности?
Муж ответил, что несколько лет назад он видел, как она положила их под кирпичи в небольшом камине, в гостиной, там был тайник, который был, наверное, специально сделан, как только она переехала в этот дом. Какой странный вопрос. Почему он спросил об этом?

Мне непонятно. Сама смерть Марии непонятна мне. Я непременно должна узнать, насколько причастен к этой смерти Джузеппе. Хочется понять, почему она позволила себе умереть.

Хотя и догадываюсь о причинах. Надо узнать абсолютно точно, что произошло между ней и Джузеппе. У него спросить не могу, возможно, кто-нибудь другой объяснит мне, в чем дело?
Перебираю в памяти общих друзей, знакомых. Нет, никто, никто, кроме мужа, не сможет сказать правду.

Наконец Джузеппе стал откровенен со мной. И рассказал, как все произошло и какие последствия были от их последней встречи. По правде говоря, это была даже не встреча, а телефонный разговор, один из множества за последнее время, только более бурный, мерзкий. Он говорил, что не в силах больше выносить ее преследование, ее притязания, ее претензии. Она упрекала его в двуличии. Она вбила себе в голову, что Джузеппе должен развестись со мной. Он ответил, что никогда не сделает этого.
Так или иначе разрыв уже назревал, когда Мария отказалась ехать на репетиции "Тоски" в Японию. Никто из друзей, из артистического окружения не понимал, почему она отказалась, ведь как раз тогда голос ее был в великолепной форме. Репетиции с оркестром в Риме прошли превосходно, костюмы Бенуа она приняла с восторгом. Джузеппе вместо реакции на очередные ее выпады обратился к Кабалье, и та охотно приняла его приглашение. Этот его поступок еще больше взбесил Марию. Она обнаружила, что отнюдь не была незаменимой.
Джузеппе не мог, да и не хотел отказываться от обязательств, данных импресарио Накайими. Ему и в голову не приходило нарушить обязательство петь "Тоску". А Мария предъявила ему ультиматум: или оставишь жену, или я не поеду в Японию, но предупреждаю тебя, тогда между нами будет все кончено. Или все, или ничего - это всегда было ее девизом. Она не знала полутонов.
Джузеппе, надо сказать, почувствовал облегчение от такой угрозы, сбросив тяжесть четырех лет, которые сделали его рабом Марии. Он ответил:
- Хорошо. Все кончено.
И в самом деле прекратил любые отношения с Каллас. Это не была безумная страсть к ней, я точно знаю. Должно быть, при последнем разговоре с ней он сказал и об этом. Он уважал ее, любил. Но и все. Закончив историю с Каллас, Джузеппе на какое-то время действительно успокоился. И в отношении ко мне стал теплее, душевнее, снова мог острить, как в былые времена. Пример тому в письме, какое прислал мне из Токио, в котором описывал Накайима, гадавшего на ромашке, приедет или не приедет Каллас. Джузеппе даже курить стал меньше и вновь обрел обычный уверенный вид. Словом, вовсе не горевал из-за конца этой любовной истории.
Она же, напротив, сделала из этого трагедию. Становилась в эффектные позы и вела себя, как на сцене. Очень больно было смотреть на нее, говорили близкие ей люди. Постепенно она стала опускаться, причем намного больше, чем в то время, когда узнала о браке Онассиса с вдовой Кеннеди. Новое расстройство подкосило ее. Мне известно, что она сообщила своему крестному отцу, будто сама порвала с Ди Стефано. Но это совсем не так. Она писала это для того, чтобы еще раз предстать в подобной истории победительницей, а не жертвой. Но душевно она была совершенно разбита. Окончательно уединилась, общаясь только со слугами. Сведений о Джузеппе у нее было достаточно. Она искала их, чтобы питать свое отчаяние. Так она узнала и о его новой любовной интрижке. Когда ей сообщили, что еще до разрыва с ней Джузеппе увлекся немкой, певицей из оперетты, это стало для нее непереносимым ударом, переполнило чащу ее терпения. Ее гордость никак не могла примириться с еще одним поражением.
Если б Мария Каллас не умерла, мы с Джузеппе оставались бы близкими, как и прежде. Бурь и волнений мы выдержали уже немало, но наш брак не рухнул. Это было единственное, в чем мы оба были уверены. Если бы Мария не скончалась, то и этот его, Бог весть какой по счету флирт, с немецкой девушкой, завершился, как обычно, ничем.
Смерть Марии потрясла Джузеппе. Его чувство вины росло, как на дрожжах. Очевидный факт, что я была главной причиной ухода со сцены потерпевшей поражение Каллас, обострил после ее смерти мучивший его комплекс, и он обрушил всю свою злобу на меня, на жену-препятствие.
Замечаю, что он все больше отдаляется от меня после этого рокового 16 сентября. Для него я была истинной причиной, по которой Мария дала себе умереть. Именно из-за меня, из-за того, что я не хотела развестись с ним, он оставил ее. Именно оттого, что я занимала ее место в жизни Джузеппе, она не захотела больше жить. Это так. Это так, а не иначе. И он тоже уверен, что это так.
В результате Джузеппе начал смотреть на меня как на врага. Оказывается, не только Каллас мой враг, но и Джузеппе тоже? Господи, что я могу поделать?

Милан, октябрь

Джузеппе вернулся из Гамбурга, потому что через несколько дней в "Ла Скала" состоится вечер памяти Марии Каллас - прошел месяц после ее смерти. Наши взгляды встречаются. Вижу, он все печальнее, все рассеяннее. Понятно, ему не хочется ни о чем думать. Столько драматических событий произошло за последние два года. Вчера вечером, сидя рядом с ним в кресле, я улучила момент и попыталась поговорить с ним. Сказала, что в газетах писали слишком много всякого, и не всегда то, что они сообщали, было правдой. Он согласился со мной. Он немного расслабился и сообщил мне другую новость. Узнав о смерти Марии, он сразу же поспешил в Париж. Но признался, что его к ней не пустили. Несомненно, это сделала Вассо Деветци. Она не любила Джузеппе. Держала Марию в плену своей дружбы.
- Наверное, так даже лучше, - помолчав немного, добавил мой муж.- Лучше я буду помнить ее живой.

Милан, 16 октября

"Ла Скала" отмечает память Марии Каллас на тридцатый день после смерти. Мы с Джузеппе отправились туда, и едва вошли, сразу же увидели на заднике огромный портрет Марии во весь рост в костюме Медеи. На сцене длинный стол, покрытый красной скатертью. Зал переполнен. Приглушен свет. Из динамика звучит голос Марии Каллас. Тут были все, кто должен был быть, - Паоло Грасси, директор театра, Бадини, Гирингелли, Джулини, Сичилиани, Джульетта Симионато, Рената Тебальди и, естественно, Джузеппе Ди Стефано. Говорили все, и каждый непременно о том, какую роль лично он сыграл в жизни и карьере Марии. Джузеппе, достав из кармана листок, который Мария подсунула ему под дверь его номера в токийской гостинице, сказал что предпочитает говорить о ней ее собственным словами:
"Джузеппе, я не могла уснуть сегодня ночью и потому набралась мужества и снова прослушала последний концерт. Я была потрясена. Голос, ты прав, делает невероятные успехи. Представляешь, какой бы он был, если бы не мой проклятый желудок. Голос намного более в фокусе и крепкий. Наконец-то я на правильном пути! Господи, я привыкаю к прежнему хорошему звуку. Не могу поверить. Но, слава Богу, есть пленка, которая подтверждает это. Теперь, наверное, усну спокойно".
Джузеппе только одно добавил: неправда, будто Мария предала пение. Она всегда говорила, что отдала бы что угодно, лишь бы еще раз исполнить "свою" Норму. Последние слова заглушило его рыдание. Он быстро поднялся и исчез за кулисами. У меня стоял комок в горле, я с трудом сдерживала слезы.
Домой мы пошли пешком - это близко, виа Оменони всего в двух шагах от "Ла Скала". Мы не обменялись ни словом. Лифт остановился у нашей двери. Вошли. Направились в гардеробную. Он опустился на диван, посмотрел на меня и сказал леденящую душу фразу:
- Единственный человек, кто был доволен сегодня вечером, это ты...

<- в начало

Рекомендуем

• Опера на CD в интернет-магазине OZON.ru