Сегодня мы предлагаем вниманию наших читателей встречу с талантливым музыкантом, молодым главным дирижером Челябинского театра оперы и балета им. М. И. Глинки Антоном Гришаниным. Те, кто следят за нашими публикациями, наверно, помнят, рассказ об удивительной работе Гришанина и Челябинской оперы весной этого года – первом обращении на Южном Урале к вагнеровскому «Лоэнгрину». Вдумчивая интерпретация одного из сложнейших шедевров немецкого музыкального романтизма подвигла на продолжение диалога с ее автором – теперь уже не в режиме «музыкант - слушатель», а в форме интервью.

Как Вы пришли в свою профессию и в музыку вообще?

Я из артистической семьи: моя мама была артисткой Театра музыкальной комедии в Свердловске, можно сказать, что я буквально вырос в театре, с двухмесячного возраста присутствуя на репетициях. Когда стал постарше, то много времени проводил в оркестре, среди музыкантов, когда появился чуть-чуть голос, то меня задействовали на детских ролях-партиях. А когда поставили спектакль «Дети капитана Гранта» Дунаевского, где я исполнял партию Роберта – там были и танцы, и пение, и драматическая игра с относительно большим текстом роли, то я был в самом центре внимания. Поэтому музыкальную и театральную стезю я избрал неслучайно. Выбор профессии практически не стоял, хотя я любил играть в футбол, ходил даже в спортивную секцию, и мысль стать профессиональным спортсменом меня посещала.

А как мама отнеслась к Вашему выбору? Не отговаривала?

Нет, совсем наоборот. Я очень благодарен маме, которая сидела со мной до третьего класса буквально с палкой за фортепиано, когда все «нормальные» дети гоняли на улице, и именно благодаря ее усилиям и упорству, настойчивости, я овладел этим инструментом. Музыкальную школу я закончил по двум специальностям – труба и фортепиано, музыкальное училище я окончил тоже как трубач…

Петь не пробовали?

Слава Богу, Господь не дал мне голоса, хотя весь оперный репертуар, благодаря маме, конечно, больше женский, я знал от и до уже давно: с вокальной литературой я знаком был хорошо. После училища было многое: эстрадно-симфонический оркестр, ансамбль песни и пляски, джаз-бэнд – вот мои музыкальные университеты. Со второго курса училища меня пригласили работать в оркестр Екатеринбургской Оперы, как раз там был тогда главным дирижером Евгений Бражник – можно сказать, что опера прочно и рано вошла в мою жизнь. Екатеринбургскую консерваторию я тоже закончил как трубач, съездил на конкурс в Саратов, получил даже там диплом, но как пианист-концертмейстер.

С третьего курса консерватории захотел осмысленно заняться дирижированием, поехал в Зальцбург, в Высшую школу «Моцартеум», выдержал бешеный конкурс, сорок человек на место, на факультет симфонического дирижирования, но как раз тогда случился дефолт 1998 года, и я финансово не смог потянуть учебу в Австрии. Симфоническому дирижированию я обучался также в Екатеринбургской консерватории у Евгения Бражника, после ее окончания поехал в Челябинск, это был 2003 год. За время обучения я работал ассистентом Бражника в театре, поставил с ним «Иоланту», «Алеко», «Волшебную флейту», «Дочь полка», «Русалку» Дворжака, часто подменял Бражника и даже провел сам премьеры «Иоланты» и «Алеко», ибо у маэстро были какие-то обязательства вне Екатеринбурга. Мне было 22 года. В Челябинск, таким образом, я приехал уже с некоторым опытом, с базой, и мне было относительно легко здесь начинать.

А в Челябинск Вы как попали?

В Екатеринбурге не было мест в театре, у меня был выбор – отправиться либо в Пермь, либо в Челябинск, первое, возможно, более престижно, но я не жалею о своем выборе – здесь много возможностей на самом деле. Четыре года я был здесь одним из дирижеров, поставил за это время «Сильву», «Пиковую даму», ряд балетов, и вскоре стал главным дирижером театра.

Вы довольны школой Бражника?

Да, я ему очень благодарен. Но, естественно, я учился и у других дирижеров, моим первым педагогом, кто ставил мне руки, была Нелли Федоровна Коробова, мать нынешнего главного дирижера Московского театра имени Станиславского и Немировича-Данченко Феликса Коробова. Но с Бражником мне очень повезло в том плане, что занятия в классе дополнялись практикой в театре, где я ему ассистировал – это была прекрасная школа.

У Вас сложились какие-то ориентиры, может быть даже кумиры в дирижерском цеху – среди маэстро прошлых лет, или может быть кто-то из наших современников?

Я очень ценю творчество Евгения Светланова, также мне всегда интересен Юрий Темирканов. Но всегда стараюсь подсмотреть что-то новое, поучиться чему-то у всех, с кем сводит судьба.

Как Вы нашли театр в Челябинске, в каком состоянии была труппа?

Когда я в первый раз переступил порог театра, то сразу попал на спектакль «Сказка о царе Салтане». Оркестр мне сразу понравился, а вот вокальная часть мало удовлетворила – много было возрастных певцов, и уровень от Екатеринбурга был отличен. На мой взгляд, за эти годы оперная труппа усилилась, подросла, увеличился состав оркестра, в него пришли новые, талантливые музыканты.

Что было Вашей первой работой в Челябинске?

Естественно, молодых дирижеров сразу запускают на какие-то детские спектакли, потом были балетные вещи. Дебютировал в оперном репертуаре я «Иолантой», потом была большая симфоническая программа, посвященная 200-летию Глинки в 2004 году. Потом были оперетты, из опер – «Травиата», еще что-то…

Не страшно было возглавить театр?

Я ощущал, что справлюсь с этой задачей: не думаю, что это было самонадеянностью молодости – скорее чувством уверенности в своих силах. Если бы я был не уверен, в чем-то сомневался, я бы никогда не согласился, потому что это огромная ответственность. Можно сказать, что не страшно.

С чего Вы начали свою деятельность на посту главного?

Я омолодил состав оркестра, хотя делал это постепенно, аккуратно, стараясь никого не обидеть, сохранить преемственность поколений, традиций.

А откуда черпаете кадры?

К сожалению, у нас не такой-то большой выбор – в Челябинске нет своей консерватории. Берем из института музыки, из института культуры, в основном кадры местные, кого-то приходится воспитывать с нуля.

А в плане репертуара – что Вы предложили труппе?

Я сделал оркестровый абонемент «Симфонические метаморфозы», который существует до сих пор, и каждый концерт цикла идет с аншлагом. Оркестр получил возможности гастролировать, делать самостоятельные интересные программы, что неминуемо сказалось на качестве звучания и в опере. Без разнообразия репертуара, без освоения новой музыки – любой коллектив перестает расти. Творческой удачей считаю постановку «Пиковой дамы», которую у нас делал петербургский режиссер Алексей Степанюк и с которым у нас был прекрасный контакт, настоящее сотрудничество, творческий процесс. Ставил за эти годы оперетты – «Сильву», «Летучую мышь», немало балетов, в особенности хочу выделить балет «Гойя», за который мы получили Государственную премию. В моем репертуаре сегодня около 35-40 опер, все те, что есть у нас в афише театра.

Что Вам больше всего мешает в Вашей деятельности?

В работе мне всегда не нравится непрофессионализм, с чем в Челябинске, к сожалению, сталкиваться приходилось неоднократно: сложно разговаривать на одном языке с человеком, требовать от него что-то, когда он не знает азов, элементарного, не понимает в принципе, чего от него хотят. Слава Богу, сейчас появились в нашем театре и певцы, и музыканты, с которыми можно говорить на одном языке, они понимают с полужеста, чего от них хотят. Непрофессионализм мешает.

А вокальные кадры тоже у Вас в основном местные?

Нет, здесь ситуация иная. Коренных челябинцев не так и много, есть выпускники музыкальных вузов Екатеринбурга, Омска, Магнитогорска. Как правило, они приезжали к нам сюда не совсем готовыми, и весь процесс становления певца, превращения его действительно в оперного артиста, происходил уже здесь, в Челябинске. Нам очень сложно по финансовым соображениям пригласить певца из Москвы или из Петербурга, приходится больше искать в регионах, что-то взращивать самим. Среди наших звезд – контртенор Артем Крутько, сопрано Елена Роткина, сопрано Наталья Заварзина, тенор Федор Атаскевич и другие. Сейчас с финансированием особенно сложная ситуация. Когда пару лет назад ситуация была получше, было больше интересных проектов, у нас неоднократно проводились фестивали Ирины Архиповой, я там часто дирижировал, проводились конкурсы имени Глинки, в которых я тоже принимал участие. Архипова, ее фонд, ее имя, играли значительную роль в привлечении финансовых ресурсов – жить было легче.

Архипова ведь пела Амнерис на открытии Челябинской Оперы в 1956-м…

Да, и она всегда к нам относилась с большим вниманием. Мы могли тогда приглашать гастролеров даже из-за рубежа, в частности у нас неоднократно пел Борис Стаценко, он же привозил своих западных коллег, это были целые циклы спектаклей, концертов с очень интересными, разнообразными программами. В конце концов, мы не отчаиваемся: даже при нашем безденежье замахнулись на «Лоэнгрина», пригласили московского солиста Хачатура Бадаляна на главную партию.

Расскажите о Ваших впечатлениях от встреч с Архиповой и ее командой.

Самым активным звеном этого сотрудничества всегда был Владислав Иванович Пьявко. После участия в фестивалях Архиповой, дирижирования на конкурсе Глинки, Пьявко предложил мне гастроли с интересной программой «Парад теноров» по городам Румынии, завязались хорошие дружеские отношения. Надеемся на продолжение фестиваля Архиповой, хотим, чтобы он проводился и в последующие годы. Что касается Ирины Константиновны, то я очень горд тем, что она пела Графиню в «Пиковой даме» в Челябинске, а я дирижировал этими спектаклями, и это были ее последние выступления в опере вообще. И мне очень памятно само общение с ней, ее необыкновенно высокий уровень культуры, интеллигентности, понимания музыки, служения искусству. Приятно было, когда хвалила, писала обо мне положительные статьи в прессе – это, конечно, дорогого стоит. Никакие почести и звания не сравнятся с воспоминаниями, когда она, например, с энтузиазмом и воодушевлением принимала нашу «Свадьбу Фигаро».

У Вас есть репертуарные предпочтения?

Я давно мечтал обратиться к Вагнеру – и, слава Богу, это получилось. Я больше тяготею к романтической музыке, Вагнер – один из моих любимцев, мечтаю играть Малера, к которому до сих пор не приходилось обращаться.

Вы упомянули Светланова, как ориентира, флагмана в русской музыке. А у Вас в русской музыке есть любимые имена, к кому обращаться хочется все время?

Конечно, Чайковский и Римский-Корсаков – величайшие вершины в нашей музыке: это банальность, наверно, все их любят, но от этого никуда не уйти.

Чайковский признан и у нас, и на Западе, ставится достаточно часто. А вот Римский-Корсаков – практически terra incognita за рубежом. У Вас есть своя версия – почему?

Думаю, это связано с тем, что в его творчестве преобладают русские национальные сюжеты, традиции, которые больше интересны здесь – русскому слушателю. «Борис Годунов», хотя и говорит о русской душе, но там все-таки затрагиваются общечеловеческие проблемы. У Римского-Корсакова более ярко выражен национальный колорит, специфика, не всегда понятная иностранцу. Если бы у меня была возможность, я бы с огромным удовольствием пропагандировал бы его на Западе, да и в России тоже. Мне приходилось много дирижировать его операми и в Екатеринбурге, и в Челябинске – опер семь, не меньше. Это грандиозная музыка, даже его экспериментаторство в «Кащее», «Китеже», «Петушке» - необыкновенно притягательны и эти оперы должны исполняться. Светланов не зря ценил Римского-Корсакова очень высоко, много сделал для пропаганды его музыки. Невнимание к творчеству Римского-Корсакова на Западе я не считаю нормальным явлением, а лишь стереотипностью мышления и боязнью нового.

Не было идеи поставить современную оперу? Заказать какому-нибудь ныне живущему композитору?

Последние годы я периодически соприкасаюсь с современными операми наших южно-уральских композиторов. В основном это концертные исполнения, т.е. одноразовые акции, устраиваемые местным союзом композиторов. Есть талантливая музыка, но пока ничего не появлялось такого, что можно поставить на сцене без всяких раздумий.

А в чем основная проблема?

Разные проблемы – сам музыкальный язык, сюжеты неубедительные, неинтересные, банальные и примитивные.

В чем будущее оперы?

Глобальный и сложный вопрос. Думаю, что кульминация оперы как жанра, который мы знаем по классическим образцам, уже прошла, ее развитие закончилось. Сейчас уповать на нового Верди – безрассудство. Наша миссия, живущих сейчас, сохранить традицию. Думаю, что это такой этап, такая фаза. Может быть, я ошибаюсь, но у меня такие ощущения. Нет таких ярких личностей, которые двигали бы оперу, каких мы знали в 19 веке, да даже и в 20-м, особенно в его первой половине. Есть, конечно, несколько имен, но их очень мало, они одиноки и неспособны вывести жанр в целом на какой-то новый уровень.

Как относитесь к режиссерскому эпатажу в опере?

Считаю это самолюбованием: режиссер не про оперу рассказывает, а старается показать всем: «Вот какой я!»

А роль дирижера в опере?

Думаю, что он там должен быть слышен, как интерпретатор, но не должен заслонять собой автора. Если все звучит, закрываешь глаза и получаешь удовольствие – этого вполне достаточно. В этом и есть настоящая профессия дирижера. По идее у режиссеров должно быть также – он должен быть невидим, но сам спектакль должен захватывать – вот это будет класс, мастерство.

2 октября у Вас открывается юбилейный 55-й сезон. Каким он будет, что нового ожидает челябинцев?

Начинаем возобновлением «Руслана и Людмилы», оперы, которая не шла у нас уже лет 5-6. В ноябре в афише появится Реквием Верди. На февраль планируем грандиозную премьеру – «Орфея и Эвридику» Глюка, которую, надеемся, вновь будет ставить Алексей Степанюк, с которым мы очень удачно поработали в «Пиковой даме», а главная приманка спектакля – наш Артем Крутько в титульной партии. Закроем сезон еще одной премьерой – «Жизнью за царя»: парадокс, но первая русская национальная опера не идет сегодня ни в одном театре России, и кому как ни нам, театру, гордо носящему имя Глинки, исправить это недоразумение.

Беседовал Александр Матусевич

На фото:
Антон Гришанин

Рекомендуем

• Опера на CD в интернет-магазине OZON.ru