Сегодня Ромео, завтра Парсифаль. Барочная музыка и немецкие Lieder всегда с ним. На открытии нынешнего сезона Ла Скала Йонас Кауфман выступил в роли Дона Хозе в Кармен. Баварский тенор боится повторений. Любит перемены. Именно этому научил его великий режиссер Джорджо Стрелер. Недавно Кауфман записал диск, посвященный немецкой опере, в ансамбле с Камерным оркестром им. Малера и хором пармского Театро Реджо. За пультом – ни много, ни мало, как Клаудио Аббадо. На диске певец исполняет отрывки из Лоэнгрина, Парсифаля, Валькирии а также из Фиделио и Волшебной флейты. При этом он не забывает о Шуберте. С Йонасом Кауфманом беседует Альберто Маттиоу.

Почему Шуберт?

Потому что эта музыка прекрасна, хотя в театре фортуна не улыбнулась Шуберту. Он написал много опер, но ни одна из них не была поставлена, в том числе Фьерабрас и Альфонсо и Эстрелла. Скорее всего, вина лежит на слабых либретто. Кроме того, у Шуберта не было большого опыта в области театра. Верди удача улыбнулась гораздо больше, чем Шуберту. Хотя далеко не все оперы Верди являются шедеврами.

Вы пели музыку Шуберта и в театре.

Да, Фьерабраса в Цюрихе. Любопытно, что Клаудио Аббадо дирижировал той же самой оперой в Вене. Это было еще до того, как я начал выступать на сцене. В этом случае либретто также очень наивное, из области историй о рыцарях и крестоносцах. Может быть, настоящий театр Шуберта – его Lieder.

Почему Вы находитесь в неустанном поиске новых ролей? Многие Ваши коллеги ограничились бы выступлениями в «Фиделио» или «Травиате»…

Меня страшит идея, что обо мне сложится мнение, как о теноре, специализированном в какой-либо области. Когда мне говорят, что я хороший Флорестан, я сразу думаю о другом репертуаре.

Например, Ромео в опере Гуно…

Французский репертуар мне кажется идеальным с точки зрения облегчения голоса. Нужно бы поддерживать максимальную гибкость в отношении репертуара. Ошибки легче исправлять, если чередовать названия в репертуаре. Поэтому, когда я снова выступаю во французском или итальянском репертуаре, я лучше понимаю, в чем я ошибся. Если же голос приучить к тем же самым вещам, легче создать вредные привычки. Ты не отдаешь себе в этом отчета, а другие думают, что на большее ты не способен. Я боюсь приклеивания этикеток. В течение моей карьеры меня считали немецким, итальянским или французским тенором, в зависимости от опер, в которых я выступал. Ну так вот, я не немецкий, не итальянский и не французский тенор.

Ваше правило придерживаться гибкости применимо и к спектаклям?

Выступить в спектакле с традиционной режиссурой, а затем в постановке новаторского характера может способствовать улучшению собственной интерпретации. Если я пою в Травиате в Метрополитен, великолепной старой постановке Дзеффирелли, я совершенствую идею относительно моего героя, думая о том, что постановщики сделали для этой оперы в течение многих десятилетий. Таким образом, я готов исполнить роль Альфреда в гораздо более современном ключе, напрмер, в парижской постановке Марталера пару лет назад. И с этим ощущением свежести я вновь могу войти в ту же самую роль в более традиционном спектакле.

Вы кажетесь тенором, готовым ко всему…

Ко всему-всему – нет. Сейчас моя карьера достигла такой точки развития, что я могу сказать “нет”. “Нет” тому, что меня не убеждает и что может навредить музыке и пению.

Из таких режиссеров, как Франко Дзеффирелли и Кристоф Марталер, кого бы Вы предпочли?

Джорджо Стрелера. Это не шутка. Я люблю вспоминать короткий период в моей жизни, когда я работал с этим исключительным мастером. Я всегда буду оплакивать, что не имел возможности подольше поработать с ним. Я участвовал в репетициях Cosi fan tutte, этой оперой Моцарта должен был открыться новый зал в театре Пикколо в Милане. Пожалуй, это не был настоящий спектакль, но процесс приближения к постановке. Мы работали с ним месяц, предшествующий его смерти. Репетиции на сцене так и не состоялись. Но сколько дал мне Стрелер за тот период! Его энергия буквально сбила меня с ног. Помню, что он говорил об одной-единственной сцене в опере в течение полутора чесов и закончил тем, что всякий раз нужно быть разным. Стрелер повторял, что нужно постоянно меняться, потому что форма пуста. Меняться каждый вечер. В противном случае не возникает эмоции, и театр умирает.

Так что искать для себя модель – ошибка?

Ошибка. Ошибка смотреть в прошлое. Нужно обрести самого себя. Конечно, это очень трудно. Не стоит повторять то, что нам не принадлежит.

Если это так, то какую ценность имеет слушание записей великих певцов прошлого?

Лучше не делать этого. Если же слушать, то только с целью подражать им.

Среди теноров есть кто-то, кого бы Вы могли выделить?

Если я должен думать о голосах прошлого, назову три имени: Франко Корелли, Джона Викерса и Пласидо Доминго. Особенно Доминго – удивительный пример артиста. Он поет барочкую музыку и Вагнера. Он тенор и баритон. Художник, к которому нельзя приклеить этикетку.

После Монтеверди, Моцарта, Верди, Пуччини, Массне, Вагнера и Бизе, куда Вы направитесь? Дебют в русском репертуаре?

Я постоянно мечтаю выступить в Евгении Онегине или Пиковой даме. Но не чувствую себя в силах интерпретировать оперу, языка которой я не знаю. Как можно петь, будучи ограниченным знанием общего смысла сцены? Знания, что ты поешь что-то веселое или печальное, недостаточно. Ты должен понимать все слова, чтобы мочь передать все бесчисленные оттенки, которые подсказывает музыка.

Как в Lieder…

Я очень люблю их. Некоторое время назад я записал альбом, посвященный Рихарду Штраусу. Lieder прекрасны, потому что если опера рассказывает одну историю, то они за один вечер могут рассказать их множество.

Интервью с Йонасом Кауфманом
Опубликовано в журнале Сlassic Voice

Перевод с итальянского Ирины Сорокиной

Послесловие Главного редактора

Сегодня я решил «злоупотребить» своим служебным положением и пространно прокомментировать данную публикацию. Будь моя воля, я бы назвал ее примитивно – «Так зажигаются «звезды». Ибо превращение крепкого профессионального певца с достаточно большим исполнительским стажем буквально в считанные месяцы в «звезду» 1-й величины, что нам сравнительно недавно было явлено в феномене Кауфмана, вещь не такая уж частая и простая. Здесь, конечно, не обошлось без дополнительных инструментов из арсенала шоу-бизнеса. Немцы нуждались в своем «тенориссимо» и они его получили! Чтобы упредить обвинения в чрезмерном снобизме сразу скажу – вполне достойного по нынешним временам!

Однако что настораживает? Необъятный репертуарный диапазон – это главное. Спросят, а как же Доминго, этот универсальный «баритенор»? Но такие, как Доминго, рождаются если не раз в столетие, то уж раз в полвека – это точно. Кроме того, даже Доминго, при всей своей всеядности, убеждает не во всем. Например, в «Вертере»! Но Кауфману, как говорится, море по колено! Хотите Ромео, Вертера или Лионеля? – Пожалуйста! Пришел черед Парсифаля или Флорестана? – Нате! Моцарт и Массне, Бетховен и Гуно, Пуччини и Вагнер, далее везде. Все умею одинаково хорошо! А какова же цена такого универсализма? Впрочем, публике, охотно выполняющей роль «массовки с мошной», до этого нет дела. Ей подавай идолов, и они «выпекаются»! Но классный голос, если он не обуздан художественным чутьем и разумом, - товар скоропортящийся! К сожалению, примеры Бонфаделли или Вийясона (Виллазона) никого и ничему не учат.

А цена вопроса, между тем, есть! Это также неизбежно, как закон всеобщего тяготения. В чем же она? Да хотя бы в том, что, подчас, стираются тонкие стилистические грани разных оперных жанров и все как бы усредняется. Частично это перекрывается техникой звуковедения, чисто немецкой «выделанностью» и многолетним опытом. В этом не откажешь! Но нехватку задушевности и лиризма (коли уж на них претендуешь самим выбором репертуара), неизбежно возникающими при таком подходе, ощущения здесь и сейчас творящегося «чуда» этими средствами не восполнишь! Впрочем, менеджеры от искусства все просчитали – сейчас просто грамотно петь – уже чудо! А прибавить пиара – и можно быть спокойным за свое место под солнцем.

Значит ли все сказанное, что Кауфман – «дутая» величина? Ни в коем случае! Это было бы слишком примитивно и несправедливо. На мой взгляд, он хорош в крепком спинтовом материале, тяготеющем к амплуа драматического тенора. Темный рокот его голоса не обволакивает слушателя, а, скорее, опьяняет. В каком-то смысле его можно сравнить с пресловутым Курой (конечно, весьма условно), но в улучшенном варианте. Если бы только ему знать границы своих возможностей, и не захватывать чужой территории! Тогда все было бы о’кей. Ибо его Хозе в Метрополитен доказывает, что певцу есть что продемонстрировать слушателю. И жаль, что поздновато (в смысле возраста) он явился на «олипм», пускай это и звучит несколько неэтично (Кауфман родился в 1969 году – Е.Ц.). Но до этики ли нам в нынешние времена!

К сожалению, при чтении данного интервью не складывается впечатления, что артист до конца отдает себе отчет в своих возможностях и чувствует специфику различных теноровых партий. В противном случае он не объединял бы в одной строке партии Ленского и Германа!

И последнее. Кауфман в одном интервью (не в этом) как-то обронил, что среди его кумиров прошлого Фриц Вундерлих. Лучше бы он этого не произносил. До Вундерлиха ему как «до луны», так же как и до Паваротти в его лучшие годы. Последний имел в репертуаре около 30 партий и к большему не стремился (такие репертуарные ошибки, как Идоменей, к счастью, составляют исключение), в отличие от Доминго, которому, видимо, не давала покоя магическая цифра 100, пока он ее не «перевалил»! Конечно, надо понимать, что сравнение с Вундерлихом неудачно не в смысле того, что Кауфман намного слабее него. Просто, выражаясь по-спортивному, они находятся в совершенно разных весовых категориях.

Однако подведем итог. Нынче мы имеем то, что имеем и то, что заслужили, если говорить о публике в целом, а не об узкой кучке операманов. У нас в наличии по краям брутальный Кура (уже с приставкой «экс») и легчайший Флорес. Ближе к середине тенорового «поля» уже «потрепанные», как «бывалые» командировочные, Аланья и Альварес (на всякий случай уточняю, что Марсело, а не Карлос) – бывшие претенденты на место «четвертого тенора». Теперь у нас вот уже пару лет новинка рынка – Кауфман. Мы получили «шампунь и кондиционер» в одном флаконе. Как в известном анекдоте «про дистрофиков»: «Тоже неплохо, но я хотел гоголь-моголь».

Евгений Цодоков

На фото:
Йонас Кауфман

Рекомендуем

• Опера на CD в интернет-магазине OZON.ru