В 1941 году, когда я выступала перед войсками в Альдершоте, мне позвонил один из моих друзей и сообщил, что в Лондоне проводится прослушивание и прием в хор только что возникшей Русской Оперной Труппы, которая готовила постановку "Сорочинской ярмарки" Мусоргского. Прием вел Анатолий Фистулари в одной из студий Вигмор-Холла - музыкального центра Лондона в течение многих лет, где, в придачу к знаменитому концертному залу, имелись также прекрасные студии для занятий и репетиций.

На прослушивании я настолько понравилась Фистулари, что он не в хор меня включил, а поручил ведущую меццо-партию Хиври в очередь с Одой Слободской - очень известной тогда певицей, лет пятидесяти с лишним. Он явно жалел, что не слышал меня раньше, потому как только что отдал роль героини, Параси, довольно неопытной и сомнительных способностей певице Дарье Баян. Впрочем, через некоторое время я стала петь и Парасю в альтернативном составе.

История рождения Русской Оперной труппы весьма интересна и забавна. Трое нищих беженцев из Парижа время от времени пили кофе вместе, делясь тоской и отчаянием. Это были Анатолий Фистулари (дирижер), Евгений Искольдов (антрепренер) и Георгий Кирста (художник). Однажды к одному из них пришло озарение: незадолго до того Советский Союз выступил против Германии в союзе с Англией в войне против Гитлера, и, таким образом, все русское должно вызывать большой интерес; так почему бы не поставить русскую оперу? Они остановились на "Сорочинской ярмарке", и теперь им нужны были только деньги, да певцы!

Через одного из общих друзей они познакомились с русско-еврейским джентльменом из лондонского Ист-Энда по имени Джей Померой (ранее Померанц), который нашел способ быстро делать деньги на черном рынке. Они сказали ему, что продают акции нового предприятия ценой по сто фунтов, и спросили, не хочет ли он купить одну. Хотя он, должно быть, никогда не слышал слова "опера", не говоря уж о том, чтобы понимать, что это такое, он вступил в игру и заплатил свои сто фунтов. Трое изгнанников были в восторге от своих достижений и принялись изо всех сил тратить эти деньги!

Через некоторое время, не получая никаких известий о предприятии, Померой осведомился, как движется проект, и ему сказали, что проект заморожен, потому что других инвесторов пока не нашли. Была организована деловая встреча, и Померой спросил, сколько нужно денег, чтобы начать работу над проектом. Когда ему назвали цену, он с восторгом согласился финансировать все дело, и даже был, похоже, огорчен, что им понадобилось так много времени, чтобы сказать все как есть. Вытащив из брючного кармана несколько бриллиантов, он сказал, что этого xватит - и так родилась Русская Оперная Труппа!
Сценический состав подбирали как попало, но, тем не менее, он состоял из имен настоящих или будущих знаменитостей. Там были Пэрри Джонс, Отакар Краус, Эдуард Болеславский, Мариан Новаковский и Герман Симберг. Женские роли, как я уже говорила, пели Ода Слободская и Дарья Баян, а также я и Нина Ленова. Спектакли шли в театре "Савой", постановку оформлял Кирста. Репетиции, которые вела Катрин Девилье (великая балерина и хореограф, которая принимала участие в первой постановке "Треугольной шляпы"), проводились только для основного состава, так что я сидела в партере и смотрела.

Кирста придумал изумительный костюм для Слободской: черная юбка с лентами, бархатная черная безрукавка поверх ярко-бирюзовой блузы с очень широкими пышными рукавами, перехваченными у локтей вышитыми лентами, и бирюзовый шарф, свернутый в украинский тюрбан. Слободская один раз взглянула на костюм и сказала: "Это не для меня!" Так что костюм достался мне и идеально подошел к моим светлым волосам и сине-зеленым глазам. Когда я дебютировала, костюму устроили отдельную овацию. У "Слобс", как ее обычно называли, был другой, более прозаический костюм, который лучше подходил к ее грубоватой внешности. Однако, когда она увидела меня в костюме, который она "выбросила", с ней чуть не случился удар, и она потребовала костюм обратно. Но к тому времени он уже был моим и только моим!

Голосовой разогрев Слободской и Симберга решительно вызывал священный трепет. Ода выла, как огорченный тюлень - что, я должна признать, может очень аккуратно направить голос в маску, если правильно выполнять это упражнение - а Симберг прогуливался туда-обратно по коридору и пел гаммы на слова Alles ist geschissen - свою личную мантру - в разных тональностях. Никто не знал, кому было адресовано это замечание - видимо, всем сразу!
Очень скоро я выучила роль Параси и время от времени пела ее на дневных спектаклях, а Хиврю на вечерних. Я не помню, чтобы мне кто-нибудь сказал за это "спасибо", а уж о какой-либо дополнительной оплате речь и вовсе не шла. Мной просто пользовались, как вещью. Но я, наконец, пела на сцене, реализовывала себя, и мне это казалось достаточным.

Во время наших выступлений в театре "Савой" Померой - к моему изумлению - пригласил меня на обед, а потом в на собачьи бега в Уайт-Сити. К нам присоединилась пара его коллег по бизнесу, и я вдруг поняла, что меня используют как приманку или просто намерены вручить тому, кто вложит больше всего денег в бизнес, для "оказания услуг" - по крайней мере, именно на это рассчитывал Померой. Он не мог бы выбрать худшего кандидата! Весь мир бизнеса был совершенно вне моего понимания, и я, должно быть, изрядно разочаровала всю компанию. Когда запланированное "мероприятие" провалилось, мы с Помероем вернулись в театр к вечернему спектаклю. Пожав мне руку, он сунул мне в ладонь смятую пятифунтовую бумажку, которую я ловко вернула ему обратно, сказав:
- Мистер Померой, я не беру чаевых, но если вы решите увеличить мое жалование, я не откажусь.

"Савой" сняли только на три недели, потому что во время войны никто не мог бы представить себе, что в общем-то неизвестная русская опера, исполняемая на русском языке, могла иметь огромный успех. Тем не менее так оно и было, и пресса превозносила нашу постановку до небес. К сожалению, они забыли упомянуть про краткость сезона, так что когда в конце трех недель мы отправились на гастроли, у "Савоя" все еще выстраивалась очередь по всему Стренду до самой Трафальгарской площади.

Гастроли продолжались долго и принесли массу проблем, в основном из-за двойного состава, а также, прямо скажем, потому, что я все чаще пела обе главные партии. Джей Померой сразу же положил глаз на Дарью Баян, и она пользовалась этим на полную катушку. Не говоря уж о том, что в то время, когда одежды было мало, а талонов на одежду еще меньше, она каждый день щеголяла в новом костюме. Дарья частенько злоупотребляла расположением Помероя, требуя, чтобы ее выпускали на сцену каждый понедельник - таким образом ей было обеспечено внимание прессы в каждой провинции.

Кроме того, у нее частенько очень вовремя начиналось ее "ежемесячное проклятье" - перед дневными спектаклями по средам или субботам, не меньше двух-трех раз в месяц. Разумеется, этот метод не возымел действия, тогда она начала травиться пищей, если ей было нужно. Разумеется, мне никогда не приходило в голову не петь, если я чувствовала себя недостаточно хорошо, и уж конечно, она бы никогда не подменила меня. Так что я всегда должна была быть "в форме", всегда готовая выступать, если Баян опять раскапризничается.

После гастролей мы вернулись в Лондон и открыли новый сезон "Сорочинской ярмарки" в театре "Адельфи". К этому времени Слободская, и Искольдов решили, что с них достаточно выходок Дарьи - к этому времени она буквально вертела труппой как хотела - и ушли. Вместо "Слобс" в труппу пригласили Дженет Хоу, известное меццо-сопрано, протеже покойного сэра Генри Вуда. Она сразу же начала себя как "звезда", обращаясь со мной и остальными членами труппы, как с грязью. Оказавшись перед своим дебютом в одной гримерной со мной, она выкинула из комнаты все мои вещи и беспардонно притащила туда свои тряпки.

Однако ее статус хозяйки комнаты разрушил один случай. Я в тот день пела в дневном спектакле, Баян потребовала себе вечернее представление, потому что почуяла присутствие прессы на дебюте Хоу; а я купила немного рыбы для моего кота, положила ее где-то в комнате и забыла забрать домой. Оказалось, что рыба упала за батарею, включенную на полную мощность. Хоу не нашла сверток, а вонь становилась все хуже и хуже.

На следующий день я пела Хиврю, и, когда я пришла гримироваться, Хоу собирала свои вещи. Она в ярости пожаловалась на мерзкий запах в комнате, на что я ей ответила, что, когда я уходила из комнаты, запаха не было, так что я тут не при чем! С тех пор мы пользовались отдельными гримерными.

Как-то раз днем у меня было свободное время. Я зашла в театр, чтобы купить друзьям билеты на вечерний спектакль. Было около трех часов дня, и, хотя занавес поднимали в два тридцать, первые полчаса шла балетная увертюра "Великие Киевские Врата" из "Картинок с выставки" Мусоргского, с хореографией Катрин Девилье. Войдя в фойе, я, к ужасу своему, увидела большую грифельную доску, на которой мелом было написано:

"ИЗ-ЗА БОЛЕЗНИ ДАРЬИ БАЯН РОЛЬ ПАРАСИ БУДЕТ ИСПОЛНЯТЬ КИРА ВЭЙН".

Балет кончился, и в театре наступила тишина. Сделали объявление, извинились за небольшую задержку в начале спектакля. В это время меня заметили билетерши и сообщили за кулисы. Через несколько секунд меня чуть не схватил в охапку Оскар Померой (деспотический сын Джея, работавший в театре администратором) и потащил в гримерку. На меня быстро напялили костюм, о гриме речь вообще не шла, и я оказалась на сцене. Очевидно, если бы я в тот самый момент не зашла в театр, спектакль пришлось бы отменить.

В конце спектакля я побежала к расписанию выступлений на текущую неделю, которое всегда висело на стене, подписанное Фистулари, и обнаружила, что его нет. Никто не знал, куда оно девалось, и в том числе сам Фистулари. Он накричал на меня за то, что я не поддерживаю постоянный контакт с театром, забыв, что я не дублерша, а член альтернативного состава и солистка со всеми правами.
После сезона в "Адельфи" труппа была перетасована. Весь контингент Помероя ушел, включая Баян, зато Искольдов вернулся и принимал участие в последних гастролях по Англии. Я теперь была единственной официальной Хиврей, но однажды певица, исполнявшая роль Параси, растянула ногу перед самым спектаклем, и мне пришлось петь обе партии. К счастью, на сцене эти два персонажа не встречаются, и зрители, похоже, даже не заметили, что получили только одну певицу по цене двух!

После двух лондонских сезонов и двух долгих гастрольных туров "Сорочинской ярмарки" интерес к нам явно упал. У нас перебывало множество дирижеров, и тогда как раз к нам пришел новый, по имени Бертольд Голдшмидт. Он был тогда совершенно неизвестен и казался по-странному отчужденным от труппы.

Он был невысок, с огромными, темно-карими, мрачными печальными тюленьими глазами. Я никогда не слышала, чтобы он перемолвился словом с кем-нибудь из нас, и хорошо запомнила его вид утомленного смирения и снисходительности, тронутый сардоническим презрением по отношению к певцам. Запомнила я и его правую руку, оживленно машущую дирижерской палочкой, в то время как сам он увлеченно читал лежащую на пюпитре вечернюю газету.

Это его чувство отстраненности мне нравилось, и я в душе сочувствовала ему в его явной скуке. Однако у него была жена-блондинка с величественной внешностью Юноны, так что жизнь, должно быть, все-таки воздала ему за труды его!

После гастролей он исчез, но совсем недавно его имя появилось в новостях. Его сочинения были наконец признаны и исполнялись в Англии и Германии с огромным успехом. В возрасте девяноста лет он стал великим героем и в самом конце длинной жизни наконец испробовал вкус заслуженного успеха. Теперь его странное поведение на гастролях стало мне понятно, но как печально, что успех пришел к нему так поздно. Но так бывает.

Когда "Сорочинская ярмарка" наконец была снята, Померой породил Кембриджскую Оперную Труппу, чтобы мадам Баян могла продолжать свою карьеру. Первой их постановкой была "Сказка о царе Салтане" Римского-Корсакова. Померой позвонил мне, чтобы обсудить контракт, и заявил, что примет меня при одном условии: я должна была сообщить журналистам на специальной пресс-конференции, что это он финансировал все мое вокальное обучение, и что всем, чего я достигла, я была обязана ему. Но мои занятия вокалом и все выживание в этой выгребной яме слишком многого мне стоили, чтобы я согласилась приписать все заслуги кому-то вроде Помероя, так что я никогда не имела чести состоять в Кембриджской Оперной Труппе, в которой, кроме Дарьи Баян, были некоторые весьма известные артисты: Мариано Стабиле, братья Мюррей, Ян Уоллас, Маргарита Гранди и Мариан Новаковский.

продолжение ->

Рекомендуем

• Опера на CD в интернет-магазине OZON.ru