Как же много российских талантов обрели свое место в искусстве на Западе! Эта мысль часто посещает меня. Грустно, что Родина оказалась для них мачехой. Вот и тот, о ком сегодня пойдет речь, из этой же плеяды.
Альберт Шагидуллин! Мало кому, за исключением узкого круга оперных профессионалов, известен в России этот превосходный баритон. Между тем, в Европе он уже сделал хорошую карьеру. Уже давно мне хотелось познакомиться с ним и взять интервью для журнала, но все не было подходящей возможности. И вот недавно она представилась. Дело в том, что выход в свет моего оперного словаря заинтересовал нашего замечательного баса Евгения Нестеренко.
Мы познакомились и стали иногда перезваниваться. Под новый год я позвонил в Вену Евгению Евгеньевичу, чтобы поздравить с праздником. Слово за слово, речь зашла о молодых русских певцах, живущих за границей, среди них и о Шагидуллине. И тут я вспомнил, что Шагидуллин учился в консерватории у Нестеренко, и решил спросить Евгения Евгеньевича, не может ли он дать мне его координаты. Тот с готовностью согласился, заметив при этом, что рад успехам своего любимого ученика.
И вот, я звоню в Люксембург, где живет в настоящее время Альберт. Но не так-то просто оказалось найти артиста, дни которого буквально расписаны по часам. После нескольких неудачных попыток трубку, наконец, снимают, и я слышу приятный женский голос, как оказалось, жены певца Светланы:
— Альберт в Болонье, репетирует «Пиковую даму» с Юровским. Появится дома только через месяц, в начале февраля.
Пришлось набраться терпения и ждать. За это время успела уже состояться премьера «Пиковой», я узнал мнение Ирины Сорокиной о постановке. Среди прочего она сообщила, что была в совершеннейшем восторге от Шагидуллина-Елецкого. Такая новость только подогрела мой интерес к предстоящему знакомству.
Наконец, моя настойчивость вознаграждена, и я слышу в трубке голос Альберта. Он приятно удивлен, что им интересуются в России, и с готовностью соглашается рассказать о себе.
Итог нескольких лаконичных международных телефонных разговоров с певцом мы и предлагаем нынче вниманию читателей. Конечно, такой способ общения значительно уступает свободной и непринужденной «живой» беседе, далеко не все темы удалось затронуть, но таковы обстоятельства и с ними надо мириться.
— Альберт, если о Ваших выступлениях последних лет кое-что уже известно, ряд фактов можно почерпнуть из интернета, то начало творческого пути покрыто «мраком неизвестности». Расскажите немного об этом.
— Родился я в 1966 году в глухой башкирской глубинке, в селе
Ново-Субаево. Мои детские годы вряд ли представляют интерес. Да и
нельзя сказать, что очень рано проснулась у меня тяга к пению.
После школы я поступил в Нефтяной институт в Уфе. Начал выступать в
студенческом театре миниатюр. Помню, как мы делали пародию на
«Мистера Икса». Здесь я и запел. На меня обратил внимание педагог
Юрий Владимирович Ефремов. Это было в 1984 году. И я отправился
искать счастья в уфимский Институт искусств. Я делал такие успехи,
что в 1988 году собрался в Москву, чтобы попытаться поступить в
Гнесинский институт. Одновременно пробовал держать экзамен и в
консерваторию. Именно тут, после 2-го тура ко мне подошел Евгений
Евгеньевич Нестеренко и сказал, что мог бы взять меня к себе в
класс. Так решилась моя судьба. Я навсегда сохраню воспоминания об
этом периоде своей жизни и о той роли, которую сыграл в моем
становлении как певца этот замечательный артист и педагог.
— Что же дальше?
— Характер у меня был настырный. Я захотел попытать счастья в
международных конкурсах. Да и время на дворе уже было такое (1990
год), что эта возможность открылась для многих - напрямую, безо
всяких комиссий и чиновничьих просмотров принимать участие в
конкурсах. Что я и сделал тайком от педагога, который призывал меня
воздержаться от таких ранних попыток. Он знал обстановку
международных конкурсов, считал, что никому не известного участника
может постигнуть жестокая неудача. Однако упрямство одержало верх.
Я поехал в Барселону на конкурс Франсиско Виньяса, где получил
специальный приз. Успех окрылил меня. В 1991-92 годах последовали
конкурсы в Афинах (3-й приз), Вене («Бельведер» - 2-й приз), Женеве
(тоже 2-й приз), Бельгии (1-й приз). Наконец, в 1992 году
Филадельфии я стал лауреатом конкурса Паваротти. Такой поворот
событий сделал меня достаточно известным. Появились приглашения
из-за рубежа...
— Кстати, когда состоялся ваш оперный дебют на Западе?
— Мое первое выступление я хорошо помню. Оно состоялось в Дублине в
1991 году, где я исполнил партию Энрико в «Лючии ди Ламмермур».
Кстати, это было не только первое выступление на Западе, но и,
вообще, мой оперный дебют. В России я никогда на оперной сцене не
пел.
— Вернемся к Вашим успехам. Они не вскружили Вам голову?
— Нет. Я даже отказывался от некоторых лестных предложений, считая
себя еще не готовым к ним. Однако уверенность приобрел.
— Как возникла мысль уехать за границу?
— Что я могу сказать? Тут сыграли роль два обстоятельства.
Во-первых, конечно, наличие интересных предложений. Но было и еще
одно. Евгений Евгеньевич сообщил мне, что получил приглашение на
работу в Вену и решил уехать из России. Надо понимать, что на дворе
был 1992 год - один из самых тяжелых и смутных периодов в истории
России. Все мы прекрасно помним, что это было за время, и каково
было людям искусства в те годы. Учитель покидал консерваторию.
Несмотря на многочисленные победы в конкурсах, российские
музыкальные и театральные круги не проявляли никакого интереса к
моей персоне. Таким образом, меня уже ничто не удерживало здесь. И
я, приняв предложение оперного театра в Бремене, заключил с ним
контракт и отправился в Германию.
— Каковы были Ваши впечатления от первого заграничного ангажемента?
— Вы знаете, меня поразило в Германии многое. Если же говорить о
чисто художественной области, то, прежде всего, восхищал порядок в
немецком театре и отношение к музыке. Несмотря на то, что
Бременский театр - провинциальный и, как у нас бы сказали,
второразрядый, музыкальная культура в нем отличалась высоким
уровнем. Повезло мне также, что музыкальным руководителем театра в
те годы был молодой итальянский дирижер, ныне знаменитый Марчелло
Виотти.
— С каких партий Вам пришлось начинать свою деятельность в Бремене?
— Первой была роль Паоло в опере Верди «Симон Бокканегра». Затем я
пел Марселя в «Богеме».
— Я понимаю, что Вы выступали во многих театрах, исполнили множество партий. Перечисление, наверное, займет много времени. Можете назвать хотя бы основные сцены?
— После Бремена последовал контракт с Гамбургской оперой. А
затем... где только я не выступал! Немецкая опера в Берлине,
Баварская опера, Опера Бастилии, Шатле, Римская опера, Генуя,
Болонья, Амстердам, Лионская опера, Венская опера... Я участвовал в
Зальцбургских фестивалях 1994 и 1998 года в постановке «Бориса
Годунова» под управлением К.Аббадо (партия Щелкалова), в Брегенце в
1995-96 годах пел в «Фиделио»...
— Раз уж мы заговорили о репертуаре, то скажите, какой Вы считаете «своим»?
— Безусловно, это, прежде всего, репертуар бельканто - Энрико
(«Лючия»), Ричард («Пуритане»), Герцог Ноттингемский («Роберто
Деверо»), ну и, конечно, Фигаро в «Цирюльнике». Последняя партия
принесла мне много приятных и неожиданных минут. Если время
позволит, я еще расскажу об этом.
— Я полагаю, что читатели уже заинтригованы. Мы обязательно вернемся к этой теме. А сейчас продолжим. Кроме «Бориса» вы ведь поете еще в русских операх?
— Да, это Томский и Елецкий, Евгений Онегин. Кстати, партия Онегина
в Амстердамской опере в прошлом году записана на видео.
— Еще о каких ролях мы забыли?
— Чтобы завершить эту тему, упомяну партии Родриго («Дон Карлос»),
Жермона, Валентина, Графа Альмавивы. Пожалуй, хватит.
— Да, список впечатляет! А с какими дирижерами Вы работали?
— Аббадо, Мета, Конлон, Чунг, Нагано, Арена, Хогвуд, Федосеев,
Рождественский, Владимир Юровский...
— Кстати, о Федосееве. Это с ним связано Ваше единственное выступление в России?
— Да, в 1999 году Владимир Иванович пригласил меня в Москву для
участия в юбилейных Пушкинских днях. Тогда в мае в Большом зале
консерватории состоялся концерт из произведений Чайковского,
посвященный великому русскому поэту.
— Теперь я хочу перейти к одной из самых ярких страниц Вашей биографии - участии в мировой премьере оперы Петера Этвёша «Три сестры». Было бы интересно поговорить об этом чуть подробнее. Как Вы стали участником этого проекта?
— Вот тут я и хочу вспомнить Фигаро. На одном из представлений
«Цирюльника» в Мюнхене меня услыхал Этвёш и пригласил на партию
Андрея. Сотрудничество было интересным и творческим. Доходило даже
до споров!
— Как это?
— Опера находилась в стадии сочинения. Партия писалась для меня. Но
тесситура выходила, подчас, высоковатой для баритона - Этвёш питал
«слабость» к теноровым нотам. Пришлось убеждать маэстро их
«понижать»!
— Это весьма любопытно. Ну а каковы общие впечатления от музыки и лионской постановки?
— Музыку я считаю замечательной. Что касается содержания и
постановки, то тут дело сложнее. К Чехову опера имеет, на мой
взгляд, весьма опосредованное отношение. Единству с литературным
текстом также не способствовал стиль «театра Кабуки»,
использованный в Лионе.
— Опера невероятно популярна. Каковы, на Ваш взгляд, ее дальнейшие перспективы?
— За оперой «стоит» очень мощный менеджмент и приличные деньги. На
премьере был настоящий «бомонд» - известнейшие деятели культуры,
кутюрье и т. д. Сейчас, когда она полностью раскручена, ее мечтают
исполнить многие известные дирижеры. Например, во время работы в
Болонье над «Пиковой» как-то зашла речь о «Трёх сестрах» и Юровский
признался мне, что очень хотел бы продирижировать этим сочинением.
— Коль скоро зашла речь о последней «Пиковой» в Болонье, скажите несколько слов об этом спектакле. Недавно в нашем журнале была помещена рецензия Ирины Сорокиной на постановку, поэтому читатели осведомлены о ней, но все же, Ваше общее впечатление?
— Если коротко, то так: Юровский блестящий дирижер, партитуру знает
досконально. У него есть ценнейшее качество - он понимает и любит
певцов. Работать с ним одно удовольствие. К постановке же у меня
отношение сдержанное. В ней слишком много непривычного и
противоречивого.
— Ну, что ж, пора заканчивать, к сожалению, нашу беседу. Не могу удержаться от традиционного вопроса. Каковы ближайшие планы?
— Отвечу кратко: «Пират» в Шатле (партия Эрнесто), продолжу
выступления в Мюнхене («Пиковая», «Лючия», «Пуритане»), «Иоланта» в
Болонье, несколько новых постановок «Трёх сестер»...
— В заключение, расскажите какой-нибудь запоминающийся случай из театральной практики.
— Придется опять вспомнить о Фигаро! Это было несколько лет назад,
когда у меня еще были проблемы с визами. Звонит, однажды, мой агент
и сообщает, что надо срочно, буквально сию минуту лететь в
Стокгольм. Там «заболел» Фигаро и ждут меня. «Лечу» в аэропорт. В
последнюю секунду привозят визу. Еле успеваю на рейс во Франкфурт,
так как прямого на Стокгольм нет. Самолет задерживается. Я,
соответственно, опаздываю на стокгольмский рейс. Приходится ждать
следующего, который через два часа. Ясно, что на спектакль не
успеваю. В это время в Стокгольме в театре уже собралась публика.
Ей взволнованно сообщают «хронику» моего полета: «Шагидуллин уже в
воздухе», «Он подлетает», «Самолет сел», «Вот, сейчас певец
прибудет в театр». Я влетаю за кулисы. Меня встречает толпа
служащих. Мне неизвестно ничего о режиссуре, мизансценах, но какое
это имеет значение! С двухчасовым опозданием начинается спектакль.
Наконец, я вылетаю на сцену, чтобы петь каватину. Но публика не
дает мне ее начать. Шквал аплодисментов не стихает! Я еще ничего не
успел исполнить, но публика уже экстазе, она в восторге от самой
ситуации! В это трудно поверить, но это факт!..
Вот и все. Наш разговор завершается, но я уверен, что имя Альберта Шагидуллина неоднократно еще будет появляться на страницах нашего журнала, что настанет время, и певец выступит на российской оперной сцене.
Беседовал Евгений Цодоков
На фото:
Альберт Шагидуллин.
А.Шагидуллин в партии Марселя («Богема»).
А.Шагидуллин в партии Андрея («Три сестры»).