«Русалка» Александра Даргомыжского — первая премьера на новой сцене Мариинского. Постановочный тандем знакомый: Василий Бархатов — Зиновий Марголин. И Валерий Гергиев за пультом.

Классическая увертюра Даргомыжского длится долго, а на экране, разделенном пополам, мелькает бесчисленное количество фотографий старой России 900-х годов: дворянского городского быта, торжественных раутов, величественной классической архитектуры. На другой стороне экрана сельские картинки: деревянные избы, вольные берега реки и свободные от официоза Князь с Наташей на природе, счастливые и беспечные (черно-белые фотографии настоящих, сегодняшних исполнителей). Две жизни – вольная и регламентированная. Все прочитывается, картинки красивы, оркестр благозвучен. Но где-то на третьей минуте это начинает надоедать: снимки мельтешат, музыка звучит дежурным фоном, в зал постепенно заползает тихая театральная тоска.

Марголин и сцену поделил на две (а временами и три) части. Здесь тоже параллельные жизни: лаконично обозначенный пленэр - лодка, сено, примитивно изображенное дерево - и цивильная жизнь. Пока идут длинные разборки первого акта и Князь после интимной близости с Наташей (спасибо, «за кадром») сообщает ей о разрыве, левую сторону сцены, не торопясь, заставляют белыми венскими стульями, выносят белую арку-беседку для новобрачных, и к началу сцены свадьбы левая площадка заполняется хором - зваными гостями.

Туалеты – в стиле модерн вполне грамотного силуэта, но какого-то вялого цвета, движений – минимум, действие холодно и ритуально. Начинаешь понимать, что все это - сценически организованная скука. Но если уж скука, то пусть будет хоть организована хорошо, а этого не скажешь при всем желании. На балетной музыке молодожены как-то неуверенно выходят танцевать. Князь, бедняга, путается в шлейфе невестиного платья, другие пары нудно топчутся вокруг. Потом начинается вялая свадебная игра – примерка невестиной туфельки другими дамами под вуалью, и здесь раздается песня Наташи «По камешкам, по желтому песочку». К тому моменту утопшая героиня в знакомом алом платье уже лежит в правой части сцены на перевернутой лодке. В принципе – решение сильное. Но смазанное невнятицей в левой половине сцены, где все очень скученно и трудно различимо. Чтобы снять налет фантастичности, вторую часть песни постановщики передали Княгине, так что вовсе непонятно, кто и где поет. Спутанность сознания Князя? Да, может быть. Но пока зритель до этого додумается, он просто заснет.

Чтобы этого не случилось, дважды на сцену врываются красивые балетные цыганки в эффектных костюмах. Однако их танец пространственно так зажат, а повышенная эмоциональность столь неожиданна, что эффект достигается просто комический.

Третий акт весь происходит в княжеском доме. В одной комнате долго и однотонно мается Княгиня. В другой - Князь, замученный неудачным браком и воспоминаниями о вольной жизни, великолепно пропев популярную арию, лезет в петлю. Но тут вламывается безумный Мельник, решивший прикончить Князя. Опять же все логично, и даже драматично.

А потом все светское общество, как в оперетте, отправляется в театр варьете, где дают модную пьесу о водяной деве, замыслившей месть своему соблазнителю. Представление с извивающимися русалками в блестках и тупо переступающими на месте речными чудовищами сделано не без юмора. А может быть, это вовсе и не юмор. Потому что главную русалку носят в гробу в виде лодки, а довольно взрослая девица – Русалочка говорит с подозрительно фальшивой выразительностью. В общем, этого зрелища Князь не выдерживает, здоровье его резко подкашивается, и с ним случается удар. На пороге иного мира душа Князя, оставив бренное тело (дублера) на попечении рыдающей Княгини (дублерши), забредает в театральное – читай жизненное – закулисье, где встречается с друзьями и недругами. Все ансамбли на месте, все поют, сидя рядком на белых стульчиках, слаженно и благозвучно, тем более, что ни бегать, ни принимать трудные позы не приходится. В заключение бездонные арьеры новой Маринки-2 весьма эффектно открываются, и радостное семейство – Князь, Наташа и Русалочка - отбывают в мир иной в полном, предначертанном свыше, составе.

Примерно так можно позубоскалить по поводу нового сценического опуса Василия Бархатова. Но не думаю, что стоит лишь зубоскалить. Бархатов придумал интересный спектакль о том, что за измену самому себе каждому приходится дорого платить. Главная жертва здесь – молодой мужчина, не решившийся отстоять себя и свою любовь. Рассказ об этом. На последнее свидание с Наташей, ставшее для любовников роковым, Князя привозит друг (или родственник) – Сват. Действует по обычному принципу: ну, погулял – и хватит, а теперь – как все… (роль эту очень хорошо делает Евгений Уланов). Сват не отпускает Князя далеко от себя, понимая, что друг может дать слабинку, нервно курит за углом в ожидании развязки, в нужный момент подхватывает его и увозит.

Сергею Семишкуру достаются последнее время персонажи рефлексирующие, страдающие от собственных проступков. Совсем недавно таким - но иным!- был Фауст, теперь Князь. Великолепный звонкий тенор молодого премьера Мариинки дает ему возможность многое выразить именно пением, интонированием, но и актерским даром Бог его не обделил. В знаменитой арии Семишкур абсолютно подлинно проживает осознание того, что несла ему, «свободному свободная любовь», что он потерял, и путь Князя в петлю кажется правомерным.

Несмотря на некоторую странность сценической ситуации, и помешательство старого мельника - Сергея Алексашкина не вызывает чувства неловкости: и Семишкур, и Алексашкин в обстоятельствах, предложенных постановщиками, убедительны. Нужно заметить, секрет не хитр: оба хорошо поют.

Женщинам в этом спектакле повезло меньше. Теплому лирическому сопрано Ирины Матаевой, видимо, противопоказана партия Наташи, страстной и трагичной, холодной и мстительной. Кроме того, направленность спектакля такова, что Наташа оказывается скорее поводом для раскрытия драмы Князя. Мягкий бархатистый голос Анны Кикнадзе - Княгини тоже проявился здесь не в лучшем ракурсе – иногда звучности просто не хватает. Да и самому маэстро Гергиеву партитура «Русалки», похоже, не слишком близка по духу.

Но основное отторжение вызывают не исполнители и музыкальное воплощение, а само действие. Временами мутное, не слишком удачно организованное в пространстве, оно не захватывает. Между тем здесь есть оригинальные решения. Сцена в театре и клиническая смерть Князя, на мой взгляд, придуманы интересно. Опять же если бы варьете было повыразительнее и стильнее. Очень хорош переход Князя в жизненное закулисье. Чуть повеяло черняковским «Градом Китежем», фильмом «Весь этот джаз» Боба Фосса… Но никаких сравнений, это контрпродуктивно!

В отличие от многих оперных постановок в спектакле Бархатова все-таки есть мысль, проведенная вполне последовательно и убежденно. Но при этом в нем отсутствует режиссерская страстность, он, как многие работы этого режиссера, выстроен рационально и умозрительно. Отсутствие эмоциональных акцентов временами делает драматургию спектакля нестерпимо рыхлой, два с половиной акта зритель практически скучает, и только далеко за половину спектакля получает некий заряд мысли-эмоции. Но не каждый дотянет до этого.

Остается надеяться, что спектакль со временем соберется. Если же этого не произойдет, интересно задуманная работа может так и не найти своей публики, ибо музыка, по большей части тоже не согретая душевным теплом, оставит зрителя-слушателя равнодушным, а вялость сценических решений – скучающим.

Автор фото — Наташа Разина / Мариинский театр

Ссылки по теме

• «Русалка» Даргомыжского: никакой мистики

Рекомендуем

• Опера на CD в интернет-магазине OZON.ru