В жизни театрального спектакля есть «мертвый сезон» – затишье после премьерной горячки, когда постановка становится на рельсы – оттачивается исполнителями и оценивается публикой, но не привлекает внимания журналистов. Именно в этом периоде пребывает «Трубадур», представленный публике в преддверии тогда нового, а ныне – уже уходящего года. Для появления на свет материала о весьма успешной постановке Пьера Луиджи Пицци необходимо было знаковое событие – и оно произошло. Режиссерский вклад в спектакль был детально разобран в премьерных рецензиях, поэтому нетрудно догадаться, что речь пойдет об исполнении – о спектакле, состоявшемся 29 ноября.

Титульная партия тенора для исполнителя трудна не только технически, но и психологически: меломанам, знакомым с лучшими образцами и традициями исполнения, угодить чрезвычайно сложно. Парадокс в том, что из всей центральной четверки именно к исполнителям партии Манрико сложилось наиболее снисходительное отношение. То есть от тенора ждут не блеска, а, скорее, некой «общей адекватности»: попасть в ноты, отчетливо спеть все группы по четыре шестнадцатых в стретте и т.п. видимо, связанное с отсутствием не только на отечественной сцене, но и на мировом небосклоне теноров, способных бросить вызов увековеченным на звукозаписи корифеям.

Тем в большей степени приятным сюрпризом стал дебют Нажмиддина Мавлянова, солиста Московского академического музыкального театра им. Станиславского и Немировича-Данченко. Главная особенность голоса певца – пробивной потенциал, основанный не столько на вокальной массе (впрочем, весьма внушительной), а на особой полетности, обеспечиваемой обертоновым богатством и точной фокусировкой. Если сугубо драматическое пение способно наилучшим образом выразить лишь сильные эмоции Манрико – гнев, ярость, жажду отмщения, то в исполнении Мавлянова непринужденные и чувственные мецца-воче в дуэтах с Азученой и Леонорой внезапно обнажают и делают слышным звучание тонких струн души героя. Без тени напыщенной героики Манрико заботится о матери, проявляя себя в дуэтах трогательно любящим сыном, а в «Deserto sulla terra» рассказывает о своих чувствах Леоноре, как повидавший жизнь, но не остудивший сердце юноша.

Но вот появляется гонец, оркестр взвивается – и пылкий влюбленный вновь становится героем, не побоявшимся бросить вызов могущественному графу. Оставив возлюбленную, Манрико бросается на помощь плененной матери – так в одной фразе можно выразить суть знаменитой стретты – кульминационному номеру партии, которой искушенные любители ждут, как любимый десерт. Нажмиддин Мавлянов спел стретту в си-мажоре, интонационно точно и мощно взяв двойную «си» в кульминации. Но, пожалуй, еще больше меня впечатлило, то как в этой, говоря мягко, бедной на нюансы кабалетте, певец на словах о сыновнем долге («Era giа figlio prima d'amarti») на несколько тактов непринужденно переключил подачу звука, придав голосу сердечную интонацию без ущерба для напора. Ожидаемая (и справедливо требуемая) слушателями в этой партии драматическая звучность на протяжении всего спектакля тесно соседствовала с редчайшим для исполнителей «тяжелого» репертуара богатством нюансировки, попутно демонстрируя доскональное осмысление и выделку каждой фразы.

То, что для Нажмиддина Мавлянова партия была дебютом, ощущалось, пожалуй, лишь в деталях актерского образа. В частности, доработки требует сценическое взаимодействие с партнерами – возможно, здесь сказались как недостаток времени на ввод в спектакль, так и срочная замена исполнительницы роли Азучены. Но даже если где-то мизансцены и были упрощены, то в общем рисунок роли предстал внятным и весьма достойным. В этом контексте достойно упоминание и то, что Мавлянов накануне в Москве пел Дона Хозе в репертуарной «Кармен» своего театра.

При всей харизме роли, вынесенной Верди в название оперы, в вокальном смысле значительно более тернист удел Леоноры. Большая удача услышать певицу, голосу которой партия подходит по всем статьям. Певицу, которая не только владеет всеми необходимыми техническими приемами, но и способна без потерь выдержать огромную сцену с речитативом и трехчастной арией, за которой немедленно следует самый драматический эпизод оперы – дуэт с Графом Ди Луна. Именно такова Татьяна Сержан, чье участие в спектаклях Мариинского театра неизменно становится событием, привлекающим любителей оперы. В первом действии атака на крайних верхних нотах стабильно чуть запаздывала из-за длинноватого люфта – будто певица собиралась с силами, но при этом сами верхушки были необычайно красивы и окрашены в зависимости от контекста фразы. Партия была спета прекрасно – красивым, необыкновенно мягким звуком. Но сказать, что Татьяна Сержан только пела Леонору, – было бы несправедливо. Монолитно ровный голос с уверенными верхними нотами и весомо озвученными нижними – лишь половина впечатления. Эмоциональный заряд, обеспеченный Верди, был многократно умножен умением артистки доносить до публики душевное состояние героини. Большая сцена Леоноры стала не столько испытанием для певицы, сколько откровением для слушателей, в молчании и неподвижности наблюдавших за человеческой трагедией, мастерски раскрываемой на сцене незаурядным актерским талантом Татьяной Сержан.

Романа Бурденко я успел дважды послушать Томским в разных постановках и с энтузиазмом ждал его выхода в «Трубадуре». Злосчастный мститель Граф Ди Луна нисколько не померк на ослепительном фоне своих врагов. Напротив, его мощный голос с аристократически изящной пластикой на длинном дыхании стал достойным украшением терцета, сверкнул лирическими нотками в «Il balen» и дал волю ярости в сцене с Азученой.

Ольгу Савову, певшую Азучену по замене, я слышал в этой партии в августе прошлого года, когда «Трубадур» в этом же зале давали в концертном исполнении, «пристреливаясь» к сценической версии. Певица элегантно упростила фразу в первом дуэте с Манрико, где у Верди наверху написано «до», что является не столько недочетом, сколько исполнительской традицией. В остальном была точна и убедительна – даже некоторая статичность образа и отсутствие «элемента безумия» не помешали увидеть в героине женщину непростой судьбы – там, где артистка была, на мой взгляд, излишне сдержана, ей помогал маэстро Верди.

Четверка главных героев была удачно дополнена звучным Феррандо в исполнении Юрия Власова, подвижно и без технических затруднений подавшего историю, леденящую кровь. Мужские хоры в первом и втором действии преследовали заметные расхождения, но сложный солдатский хор в начале третьего действия прозвучал с необходимой слаженностью. Из хоровых номеров лучшим, пожалуй был начинающийся за сценой женский хор в монастыре – настроение сцене задала прозрачность голосов, отразившая в звуке монашескую отрешенность от мирских дел. Оркестру Мариинского театра, ведомому Михаилом Синькевичем, при несомненном профессионализме и, в целом, аккуратном звучании ощутимо не хватало разнообразия динамики на пиано. За исключением скрывшейся за оркестром кульминации дуэта Леоноры и Графа, впечатление выверенности оставил баланс звучания оркестра, солистов и хора.

С одной стороны, печально констатировать, что выдающееся исполнение популярнейшего шедевра Верди в наше время становится событием. С другой стороны, спектакль стал одним из моментов истины, утверждающим торжество оперы – того синтеза величия композиторского замысла и успешно решенной задачи собрать четырех лучших певцов, который ценился во все времена.

Фото автора

Рекомендуем

• Опера на CD в интернет-магазине OZON.ru