Пришла эпоха «Звездных войн»?

Премьера «Китежа» в Мариинском театре

Премьера «Китежа» в Мариинском театре
Оперный обозреватель

Наверное, ни одна из опер Римского-Корсакова - а возможно, даже ни одна опера из всего русского классического оперного наследия - не вызывала столько споров, сколько "Легенда о невидимом граде Китеже и деве Февронии".

И вот, двадцатого января Мариинский театр вновь, уже в третий раз за недавнее время, подступился к сценическому воплощению этой оперы - лишь затем, увы, чтобы и на сей раз потерпеть поражение. Хотя упорство и труппы, и её художественного руководства в желании хоть немного приблизиться к решению загадки мистического "Китежа", заслуживают самого искреннего уважения.

1/2

К сожалению, собственно постановка с самого начала вызывает недоумение; у части публики оно затем переходит либо в раздражение, либо насмешку. Занавес поднимается - и мы видим на сцене огромные, выше человеческого роста, кувшины; которые, по всей видимости - точнее, по догадке, ибо увидеть в постановке это очень трудно - могли бы содержать живую и мёртвую воду. Но в левой части сцены на дереве висит простецкий, советского типа, исполинских размеров рукомойник (из тех, что доводилось нам использовать на службе в армии, в пионерлагере или на даче) - и здесь уж решительно трудно догадаться, что он там делает и откуда взялся в Волшебном лесу - с таким же успехом там могли стоять гигантские же биде или, простите, унитазы. В правой части сцены (похоже, для симметрии) расположен некий сборный садовый домик - правда, не на курьих ножках, а на колёсиках. (В финале он будет бодро разъезжать вверх и вниз по сцене; этакое "фуникули-фуникула"). Великая Пустынь, одним словом. Там чудеса; там Леший бродит. Слушатель, знакомый с либретто, без труда догадывается, что тучноватая женщина, одетая вовсе не в платье, но в юбку с блузкой по принципу "белый верх, чёрный низ" и облачённая в чёрные мужские ботинки, и есть "ай же ты, прекрасная девица" Феврония. Но надо обладать воистину роскошным и богатым воображением, чтобы признать в трёх неряшливо одетых фигурах, совершающих бессмысленные движения и нелепые жесты, диких зверей и птиц, прирученных Февронией. Эклектичная и неубедительная работа художников по костюмам Ольги Лукиной и Дмитрия Чернякова (последний ещё и выполнил функции режиссёра и художника-постановщика) ужасающа. Подозреваю, что постановщики стремились к некоей "надмирности" постановки, так легко достигнутой Купфером в Брегенце путём нарочитой, намеренной стилизации костюмов. Но здесь смешение стилей и времён в одежде привело, на мой взгляд, лишь к впечатлению спешно одетого из запасного гардероба спектакля; в лучшем случае - к неоправданной эклектике. Именно эклектика, на мой взгляд, является ключевым словом в сценическом решении спектакля. Казалось, что имея достаточно чёткую концепцию той или иной сцены, режиссёр откровенно "плавал" в других картинах, в море музыкального материала Римского-Корсакова, будучи не в силах окинуть взглядом всего замысла оперы.

Но, прекратим на время поток критики "сплеча" и обратимся к радостным сценам спектакля. Ибо были в постановке, без сомнения, и хорошие места. Хорош, чертовски хорош, хоть и не идеален, был оркестр; Валерий Гергиев, не увлекаясь форсировкой, вдруг стал уделять куда больше внимания "пиано" меди, уменьшению "треска" духовых и чистоте звучания низких струнных инструментов. Хотя, надо признать, до скульптурности, масштабности и значимости в исполнении партитуры тем же Евгением Светлановым Гергиеву пока далеко; масштабный витраж часто рассыпается мелкими стёклами.

Превосходным, сдержанным и безупречным в вокальном отношении стал Сергей Алексашкин в роли Князя Юрия Всеволодовича. Он наполнил эту статичную партию редким внутренним благородством. А вот юный Княжич Всеволод (Олег Балашов) серьёзно устал уже к концу первого акта в дуэте с Февронией; местами слушать его было просто тяжело. Приятным сюрпризом оказался Гришка Кутерьма в исполнении Юрия Марусина: в этой непростой постановке он нашёл свой рисунок, свою драматургическую линию - и вокально, мне кажется, оказался на высоте. Невзирая на определённые изъяны - несколько "горловой" тон наверху, недостаток кантилены в лирических местах - самых лестных комплиментов заслужила и Ольга Сергеева - Феврония, преодолевшая этот бесконечный, данный без купюр вокальный марафон "Китежа", написанный ещё и сплошь в низковатом для сопрано регистре.

Но, вернёмся к постановке: второе действие, по сути, и является постановочным "пиком" спектакля, где (наконец-то! - к радости заждавшихся театралов) является долгожданный "Бог из машины", театральное чудо: стены малого Китежа внезапно обращаются в руины огромным металлическим монстром с кучей лязгающих деталей и пронзительными прожекторами - вроде тех, что в изобилии демонстрировались сериалами типа "Звёздные войны". Забавно, но красиво и эффектно, а посему запоминается. Знающие люди, правда, всерьёз пытались меня уверить, что это - лошади татарских богатырей Бедяя и Бурундая. Но я видел только диковинный летательно-скакательный аппарат (может, сидел в неудачном месте партера) - посему, кроме слепящего света фар и блеска металлоконструкций, ничего не углядел. Ну, пусть это будут не лошади, а воплощение "лошадиных сил", а? Режиссёра ведь тоже надо понять. Но надеждам на дальнейшие сценические эффекты сбыться было не суждено. Исчезновение Китежа, к сожалению, отразилось лишь в "кратком содержании оперы", вложенном в программку.

…Так же и сцена Великого Китежа решена статично, без фантазии, и (ой! - страшное слово!) по сути, безыдейно. Сеча при Керженце прозвучала эффектным, но лишённым драматургической и сценической динамики симфоническим антрактом (как это часто бывало и в ранних постановках), - правда, исполненным Валерием Гергиевым и его оркестром с необычайным, я бы даже сказал - несколько экзальтированным блеском. Возможно, лишь потому, что на сцене в это время лишь ровным счётом ничего не происходило, а Валерий Гергиев всегда был неравнодушен к музыке громкой и маршеобразной.

Как, впрочем, ничего не происходило и в сценах у Светлого Яра или непроходимых Китежских лесах; там вновь - скука, неоправданная суета на сцене или полное отсутствие постановочной идеи - называйте это, как хотите. Обращаясь к постановке в целом, вновь вспоминаешь, как важны для режиссёра оперного не только "работа с массой", но и искусство поставить перед каждым хористом конкретное сценическое задание. Когда "смятение" в малом Китеже обращается в бессмысленную суету, а какой-то там "татарин" хлещет плёткой по полу, тупо вращаясь на одном безлюдном месте, невольно взглядываешь на часы и с тоскою думаешь о тесном театральном буфете…

Финал оперы непомерно затянут - знаю, знаю, сколько стрел любителей "чистого искусства" я сейчас навлеку на себя. Тем не менее, бесчисленные повторы-разъяснения, объясняющие Февронии, где же она-таки очутилась, вызывают досаду. Волшебные птицы Сирин и Алконост (из которых запоминается прекрасный голос первой, Ольги Кондиной) обряжены в неряшливых старух. Абсолютно лишним показалось ставшее уже притчей во языцех "письмо Февронии Гришке": да неужели почти ясновидящая уже при жизни и просветлённая перед смертью дева не могла понять, куда она попала - и почему же грешник Кутерьма, пытавшийся перед смертью найти покаяние у Февронии, с воем умчался в болота, чтобы принять мученическую гибель и вымолить у Бога прощение?

Так что с "отсылкой факса с Того Света" (безграмотному, заметьте!) Гришке я смириться не могу. А вот безупречная работа хора, слаженное и осмысленное пение всего коллектива просто, как говорится, "лили бальзам на душу". Ранее редко можно было услышать такие высоты пения Мариинского хора даже в премьерных спектаклях. Браво хормейстерам и артистам!

Мариинка, как уже было сказано, сделала ещё одну попытку приближения к "Китежу". И как было бы здорово, если следующая постановка театром "Китежа" (хотелось бы верить, что и она не за горами!), явила нам пусть спорное, но ясное и логичное режиссёрское решение этой оперы. С мудрыми и взвешенными купюрами, которые так необходимы этому шедевру. Вот только не вышло бы так, как с "Войной и миром": сначала тоже всё было "без купюр", а потом (в постановке Кончаловского) с водой выплеснули и ребёнка, буквально оскопив оперу до неприличия. Впрочем, уверен, что сие не повторится: с каждой постановкой (особенно такой, как "Китеж"), труппа становится опытнее и мудрее. Дай-то Бог.

От редакции:

Премьера "Китежа", как можно судить по отзывам очевидцев и прессы, вызвала весьма разноречивые суждения. Иного и быть не могло. Эта опера - трудный орешек в силу своей философско-мистериальной сущности. Не вдаваясь здесь в анализ данной работы Мариинского театра, заметим, что постановщики знали, на что шли, и должны были ожидать такой неоднозначной реакции. В связи с этим, редакция готова подискутировать на тему данной премьеры и ждет откликов любителей оперы.

0
добавить коментарий
МАТЕРИАЛЫ ВЫПУСКА
РЕКОМЕНДУЕМОЕ