Маргарита Мамсирова – сравнительно новое имя на нашем столичном оперном небосклоне. Разумеется, операманы ее знают давно. Еще в 1996 году она номинировалась на «Золотую маску» за исполнение в спектакле екатеринбургского Экспериментального музыкального театра заглавной партии в «Золушке» Россини. Но для широкой публики это имя все равно не говорит пока о многом. Всего два года, как певица выступает в Москве на сцене Музыкального театра имени К.С.Станиславского и В.И.Немировича-Данченко. А до того был достаточно длинный «провинциальный» путь, на котором были свои свершения.

Маргарита – обладательница довольно редкого в России голоса – колоратурного меццо-сопрано. Тем интереснее нам было беседовать с артисткой не только о ее творческом пути, но и об оперном искусстве в целом.

И вот, мы сидим с нею в уютном кафе на Большой Дмитровке напротив театра и ведем неспешный разговор.

– Маргарита, я хотел бы начать нашу встречу не с традиционных вопросов о биографии, как Вы стали певицей, а с Россини. Я знаю, что Вы любите этого композитора, давали россиниевские гала-концерты, поете его партии. Что Вы можете сказать по этому поводу?

– Да, это «мой» композитор. Я много раз пела Розину, выступала в «Золушке», хотела бы спеть «Семирамиду», «Итальянку в Алжире», люблю и другие партии, например, Малкольма из «Девы озера».

– Вы любите Россини «бескорыстно» или это связано и с особенностями Вашего голоса?

– И то, и другое. Но, конечно, лукавить не буду, мои певческие возможности сыграли определенную роль в повышенном внимании к его творчеству.

– Но, ведь, в нашей стране нет серьезных россиниевских традиций и найти применение Вашему голосу трудновато?

– К сожалению, это так. Более того, даже ту единственную оперу Россини, которая «существовала» в нашем репертуаре, раньше всегда пели вовсе не так, как это было задумано автором.

– Вы имеете в виду партию Розины в «Севильском цирюльнике», которую поручали сопрано?

– Естественно.

– Но сейчас ведь кое-что меняется?

– Меняется, но медленнее чем хотелось бы. И все же я уже пела Розину в авторской тесситуре, пела Золушку…

– Расскажите подробнее об истории с «Золотой маской».

– Это был прекрасный спектакль. Его осуществили в Екатеринбурге дирижер Дмитрий Волосников, нынче работающий в Новой опере, и режиссер Илья Можайский.

– Вас выдвинули на «Маску», но Вы ее не получили. Это было разочарованием?

– Я прекрасно понимала, что шансов тогда, практически, не было. Ведь в тот год на женскую «Маску» претендовала Ольга Гурякова за «Богему»! Она ее и получила.

– Чтобы завершить россиниевскую тему, скажите, каковы Ваши ближайшие перспективы в этой области?

– Большой театр собирается ставить «Итальянку в Алжире». Я надеюсь, что этот проект осуществится и мне удастся спеть Изабеллу.

– Что ж, вернемся теперь к биографии. Расскажите коротко о себе.

– Почему коротко, Вы торопитесь? (с чувством юмора у актрисы было все в порядке).

Ладно, постараюсь быть лаконичной. Итак, родилась я в семье военного. Мое детство – закрытые города – Челябинск-40, Красноярск- 26, 35. Обычная советская девочка. Музыкальная школа по настоянию родителей и т. д. А затем я перебралась к бабушке на Кавказ в Майкоп. Вся папина родня замечательно пела. Уговорили пойти в Музучилище. И пошло, поехало. Обнаружили голос – контральто! Стала петь. Хотя даже позднее, в саратовской консерватории, я еще по настоящему серьезно пением не занималась. Все давалось легко.

– Как так?

— Ну, я имею в виду, что полноценную вокальную школу я постигла позднее. Оперной артисткой меня «сделали» дирижеры! Да, да. Я очень благодарна всем своим учителям, но это так!

– Поясните, пожалуйста.

– После традиционной ярмарки певцов, где «разбирают» свежеиспеченных выпускников, я попала в Пермский театр оперы и балета. Со мной занимался Александр Михайлович Анисимов. Именно здесь выяснилось, что я никакое не контральто, а высокое меццо. Вскоре я уехала в Днепропетровск, поближе к отцу, который к тому времени жил в Краснодаре. Здесь со мной много работал Борис Игнатьевич Афанасьев. Он, как бывший скрипач, был исключительно требователен к чистоте интонирования, не допускал фальши. С ним я выучила много партий. Спела Керубино, Розину. Именно здесь я по настоящему освоила колоратуру, научилась петь всякие каденции. Даже небольшую роль Полины мы штудировали долго. Зато потом многие говорили о том, что ее Романс звучит у меня инструментально, как виолончель. Это я считаю похвалой!

– О каких вехах еще хотелось бы вспомнить?

– В 1993 году я выступила в Перми на международном конкурсе молодых оперных певцов. По-моему, он проводился всего один раз. Взяла 3-ю премию. В жюри сидели Лариса Гергиева, Дмитрий Хворостовский, Ольга Бородина. А затем снова Пермский театр. Мне дали квартиру. Теперь я «задержалась» тут на шесть лет, с 1994 по 2000 год. В 1996 стала в Санкт-Петербурге дипломантом конкурса Римского-Корсакова. Заключительный концерт передавали по «Культуре». Тут-то меня и услыхал Волосников и пригласил в свою «Золушку»!

– Как же вы очутились в театре Станиславского?

– С Александром Борисовичем Тителем я познакомилась еще в 1996 году. А во время репетиций парижской постановки «Войны и мира», где я пела Соню, мы опять встретились. Он приезжал послушать Гурякову (в партии Наташи – прим. ред.). И тут он пригласил меня в театр.

– Когда состоялся Ваш дебют у Тителя?

– В мае 2001 года.

– Прежде, чем перейти к московскому этапу Вашей карьеры, расскажите о парижской постановке оперы Прокофьева, как вы попали в состав?

– Это произошло благодаря Наталье Троицкой.

– Довольны ли?

– Постановка Франчески Замбелло мне нравится очень. Атмосфера была великолепная, творческая. Ну, рассказывать про спектакль нет смысла, он всем известен.

– Хорошо, вернемся в Москву. Итак…

– Итак, я в Москве. И сразу – Кармен!

– Да, я видел Вас в этом спектакле Тителя. Расскажите о своих ощущениях.

– Спектакль интересный. Среди необычных впечатлений – особый «климат» спектакля, в буквальном смысле этого слова – жара! Жаркая страна, жаркая сцена!

– Да, любопытная характеристика. Оставлю ее без комментариев. Что еще можете сказать об этой постановке.

– Я уже сказала - она мне нравится. Единственное – все же речитативная редакция мне больше по душе. Постоянные переходы от вокальной «позиции» к разговорной мешают созданию единого образа.

– Скажите, а что больше в Кармен – хищницы или жертвы?

– Конечно, она жертва!.. (Мы с Маргаритой задумчиво помолчали, затем разговор продолжился)

– Маргарита, а какие еще партии, кроме россиниевских Вы считаете «своими»?

– Мне нравится французский репертуар, привлекает Шарлотта (в «Вертере» – прим. редакции), обожаю «Золушку» Массне.

– Довольно редкая опера, и замечательная. У вас изысканный вкус!

– Я знаю эту музыку досконально, могла бы выступить и в заглавной роли, и, разумеется, в партии Принца. Кстати, ее пела Мэрилин Хорн.

– Вы упомянули Хорн. Это не случайно?

– Это одна из моих любимых певиц. Ее Кармен меня восхищает, как и вся бернстайновская запись.

– А как Вы относитесь к Бартоли?(на лице певицы я не увидел особого восторга)

– Конечно, она блестящий мастер, голос ровный во всех регистрах, не очень сильный, но виртуозный и тяготеет к сопрановому.

– Вы знаете Эву Подлесь? (тут Маргарита улыбнулась)

– Любопытно, только на днях мне уже задавали подобный вопрос.

– Я задаю его неспроста. Несколько лет назад она выступала с россиниевской программой в Москве и произвела на меня большое впечатление.

– Ее Россини я пока не слышала, но певицу знаю. Более того, мы вскоре будем вместе выступать в концертах, посвященных Монюшко.

– Почему Монюшко?

– Дело в том, что я уже выступала в Польше на фестивале Монюшко. Знакома с его праправнучкой Кларой. И теперь меня пригласили вновь.

– Кстати, у Вас есть ангажементы вне стен театра Станиславского, за границей? Я даже поставил бы вопрос шире: Вы хотели бы делать свою карьеру на Западе, как поступают многие русские певцы?

– Я хотела бы иметь возможность зарабатывать на Западе, но жить здесь, в России. И постоянная работа в моем театре для меня достаточно много значит.

– Это звучит весьма патриотично! Я говорю безо всякой иронии.

– Чтобы фраза не выглядела голословно, поясню: недавно мне пришлось отказаться от двух заманчивых контрактов в Америке, чтобы не срывать выступления в «Кармен».

– А кто предлагал эти контракты?

– У меня есть агент за границей, с которым я сотрудничаю.

– Важны ли для Вас вопросы рекламы, промоушна?

– Конечно, но так, чтобы меня это поменьше касалось и не отнимало много времени.

– В каких странах Вы выступали?

– Во Франции, Испании, той же Польше, о которой мы уже вели речь.

– Маргарита, интересно, для Вас отечественная сцена много значит, а как быть с русским репертуаром?

– Подтекст вопроса мне понятен. Далеко не всякий русский меццовый репертуар подходит моему голосу по стилистике. К примеру, партия Любаши, хотя я ее и пела. Моя манера все же более легкая. Я, кстати, всегда стараюсь подойти к роли осмысленно, адаптировать ее к наиболее выигрышным сторонам своего голоса. Например, сейчас я работаю над партией Ратмира. Ясно, что Глинка наиболее «итальянский» из наших композиторов 19 века. Я это использую. Быть может, Вам покажется неожиданным, но я пою Ратмира как Арзаче!

– Речь идет о предстоящей постановке «Руслана» в Большом?

– Да, но в последнее время что-то там поменялось, «Руслан» будет поставлен в ином виде, поэтому судьба этой моей роли в «тумане» (наша беседа с Мамсировой состоялась до появления сенсационных газетных публикаций о новых «глинкинских» находках и интервью А. Ведерникова «Известиям», в котором он рассказывает о совершенно новой постановочной концепции готовящегося «Руслана» - прим. ред.).

– Что ж, беседа у нас получилась интересной. Завершая встречу, спрошу: что интересного Вы предложите своим поклонникам в ближайшее время?

– Приходите 18 марта к нам в театр. На сцене в фойе у меня будет сольный концерт из произведений Россини.

Беседовал Евгений Цодоков

На фото:
Маргарита Мамсирова

Рекомендуем

• Опера на CD в интернет-магазине OZON.ru