«Тоска» в «Ла Скала» родилась под несчастливой звездой. Постановку Люка Бонди (совместное производство «Метрополитен-опера» в Нью-Йорке, Баварской государственной оперы и миланского театра; о ней писал наш журнал в июне прошлого года в репортаже из Мет) уже видели в Америке (2009) и Германии (2010), а минувшим летом мюнхенскую версию можно было увидеть по одному из каналов спутникового телевидения. Именно эта «Тоска» сменила в Мет историческую продукцию Франко Дзеффирелли и спровоцировала неблагоприятные и возмущенные отклики консервативной публики. Режиссеры обменялись «сочными» репликами. Дзеффирелли «выстрелил» в адрес Бонди: «Он режиссер даже не второго, а третьего сорта». На что швейцарец парировал: «Если я режиссер третьего сорта, то он – второй ассистент Висконти».
Говорили о скандальности этой постановки, Йонас Кауфман в интервью, данном итальянской газете «La Stampa», сказал, что с его стороны были предупреждения Бонди: «Если эту «Тоску» покажут в Милане, на тебя посыплются беды». Интендант «Ла Скала» Стефан Лисснер тоже знал, что «Тоска» Бонди в Милане будет освистана. Известно, что в «Ла Скала» на премьере всегда присутствует около двадцати человек, которые специально приходят, чтобы свистеть и «букать».
На этом предпремьерная полемика не кончилась. На сайте «Ла Скала» частью рекламы «Тоски» являлось объявление о возвращении Йонаса Кауфмана, снискавшего в роли Дона Хозе в «Кармен», открывавшей сезон 2009-10 года, большой личный успех. И вот накануне премьеры на сайте театра появляется новое объявление: четыре певца, занятые в первом спектакле, заболели, и среди них Йонас Кауфман! Ситуация накалилась до предела: кто-то купил билет, чтобы вживую услышать широко рекламируемого тенора, а кто-то специально приехал за ним в Милан! Болезнь Кауфмана, Оксаны Дыки, Марко Берти (Каварадосси во втором составе) и Давиде Пелиссеро (исполнителя роли Шьярроне) вызвала немалые сомнения. Страх услышать свист? Оксану Дыку освистали месяц назад в не слишком трудной роли Недды, что же говорить о Тоске?? Недостаток или просто отсутствие репетиций? Неготовность? Усталость? Поклонникам Йонаса Кауфмана было хорошо известно, что на тринадцатое февраля у певца была назначена «Кармен» в родном Мюнхене. Это значит, что четырнадцатое у него было занято перелетом, а пятнадцатого должна была состояться премьера «Тоски» в Милане. Так репетировал ли Кауфман в «Ла Скала»? Или сам певец и администрация театра полагали это необязательным, видя, что он уже пел в постановке Бонди? На эти вопросы мы никогда не получим ответа. Остается заметить, что мюнхенская «Кармен» тринадцатого февраля была отменена из-за болезни Кауфмана. Но само расписание певца наводило на подозрение, что соблюдение принятых на себя обязательств – выше нормальных человеческих сил.
Пятнадцатого февраля на сцену «Ла Скала» вышли Сондра Радвановски – Тоска, заявленная во втором составе, Желько Лучич (из первого) и вытащенный буквально за волосы из Франкфурта русский тенор из Латвии Александр Антоненко. На следующий день ситуация продолжала накаляться, под угрозой было второе представление «Тоски»: «Ла Скала» осталась без теноров! В спектакль семнадцатого февраля «влетел» Карло Вентре, и на сайте театра появилось объявление, что Йонас Кауфман будет петь в спектаклях двадцатого и двадцать второго февраля. Тем временем выздоровела и Оксана Дыка. Право, автор не знает, нужно ли брать слово «выздоровела» в кавычки. В воскресенье двадцатого оперу сыграли с прежде объявленным на афише составом: Дыка, Кауфман, Лучич. О том, какой напряженной была атмосфера в зале, говорить излишне.
Но, прежде чем приступить к описанию того, как пели (ведь речь идет о «Тоске», одной из подлинно священных опер «большого» репертуара), потратим несколько слов на постановку Люка Бонди. Спектакль, кому-то показавшийся скандальным, на миланской сцене предстал серым и скучным, тесным и душным. Это не хваленый минимализм, а полное непонимание пуччиниевской оперы и отсутствие идей. Начнем с оформления Ришара Педуцци: анонимная кирпичная стена вместо барочного роскошества церкви Сант-Андреа-делла-Валле в первом действии, гладкие стены грязно-розового и желтого цветов, перерезанные огромным окном и пара диванов винного цвета, призванные изобразить кабинет Скарпиа в палаццо Фарнезе, наконец, в третьем акте, никаких стен: открытое пространство с подобием колонны справа взамен верхней площадки замка Сант-Анджело. Стены, похоже, «специальность» Педуцци: год назад в «Кармен» тоже были стены...
«Римская опера – римлянам»,– говорил Пуччини, римский колорит отчетливо присутствует в либретто, изумительно передан в музыке (Te Deum в первом акте, перекличка колоколов в последнем). «Римскость» начисто исключена из проекта Педуцци-Бонди, а между тем их «Тоска» не осовременена, она только «минималистична».
Что касается режиссуры Бонди, она не поразила ни новшествами, ни откровениями. В первом акте Te Deum явил только некрасивую и лишенную рисунка толчею на сцене и финальный фамильярный жест Скарпиа: начальник римской полиции покровительственно положил руку на плечо статуе Мадонны. Много кричали о «скандальном» втором акте в Мет, который открывался сценой fellatio. В «Ла Скала» спектакль «подчистили», «подсластили»: в начале второго действия остались только «Скарпиа-girls» – продажные женщины, разодетые в прозрачные одеяния и на высоких каблуках, да Сполетта, который оплачивал их услуги. Второй акт предстал не скандальным, а ничтожным: всего-то и «режиссуры», что вытаскивание Каварадосси на умеренно окровавленной простыне, да полная нелепица: попытка самоубийства Тоски после смерти Скарпиа. Певицу заставили вскочить на подоконник и высунуться из окна (генеральная репетиция финального прыжка?), а потом растянуться на диване с блаженным выражением лица. Устала? Решила передохнуть, прежде чем броситься в темницу спасать любимого? О третьем акте говорить нечего: это набор необязательных и бессмысленных деталей. Каварадосси разыгрывает с тюремщиком партию в шахматы, а неподалеку солдаты, которые вскоре расстреляют несчастного, режутся в карты. Тоска является в тюрьму переодетой (когда успела?) и с распущенными волосами. В момент расстрела Каварадосси дива мимирует ход казни, что производит комическое впечатление (вообще в «Тоске» Бонди много комических моментов, на первом представлении много смеялись). Особенно комичен финал, когда певица взбирается по ступенькам, чтобы спрыгнуть в пустоту с маленькой приступки, находящейся на середине неопределенного архитектурного элемента,- длинное платье мешает ей, распущенные волосы еще больше, преследующие ее и в это мгновение норовят хлопнуть по мягким частям тела, публика замирает в ожидании финального прыжка... Ан нет! Певица заходит за колонну, останавливается, ждет (кусок платья торчит наружу), потом протягивается вперед и замирает с простертыми руками (стоп-кадр)... Конец спектакля, занавес падает.
«Тоска» без настоящей Тоски? И такое случается. Оксана Дыка очень красивая молодая женщина со сверкающими, как звезды, огромными глазами и совершенно роскошными волосами до талии. Ее статуарная внешность и высокий рост напоминают Юнону или Минерву. Но молодая артистка все еще находится в стадии формирования и совершенно не готова к роли Тоски. Неумение носить длинное платье – певица то и дело одергивала небольшой шлейф, особенно комическое впечатление это производило в сцене пыток, она невольно делала это, даже прислушиваясь к стонам любимого Марио; неуклюжая походка, часто сияющее и легкомысленное выражение на лице. Знаменитая певица времен наполеоновских войн казалась ученицей старших классов, а не обладающей неотразимой статью, гордой, сжигаемой ревностью женщиной. У Оксаны Дыки светлый, хорошо летящий в зал голос. «Vissi d’arte» она начала интонационно неточно, но в целом священная ария прозвучала достойно (публика не удостоила ее аплодисментов). Если укрепить центральный регистр, петь более сфокусированным звуком и работать над выразительностью слова и актерской стороной роли, украинская певица может стать в перспективе неплохой Тоской. А пока…
Сербский баритон Желько Лучич произвел несколько комическое впечатление в роли Скарпиа. Фразы типа «tre sbirri, una carrozza, presto!», открывающая Te Deum, или «Mario Cavaradossi, qual testimone il giudice vi aspetta» в начале сцены пыток, написаны Пуччини так, что от них волосы поднимаются дыбом. Маленький, с незначительной внешностью Лучич играл Скарпиа совершенно осатаневшим, лишив его гордости, властности, сарказма и элегантности. Это не Скарпиа, а «Скарпенок» - да простится автору это выражение! От барона в Лучиче не было вовсе ничего. Комична была его возня с Тоской на диване: оба артиста на сцене не слишком ловки... Вокальная сторона роли была отражением сценической: пение приемлемое, но глуховатое, грубоватое и однокрасочное.
Йонас Кауфман, фигурирующий в прессе под двумя эпитетами - «divo» и «tototenore» (в приблизительном переводе «тотальный» или «могущий петь все» тенор), может претендовать на звание харизматической личности. Пока будет существовать опера, будет голод на харизматическую личность, а с момента ухода со сцены Трех Теноров (правда, Доминго еще поет) этот голод достиг крайней точки! Баварский тенор хорош собой и убедителен в роли Героя. Эти два качества и являются главными картами, которые он разыгрывает. Потому что голос Кауфмана сам по себе неинтересен, не отличается индивидуальной окраской и без «картинки» или объявления, кто поет, неузнаваем. Этот голос довольно темен, подчас напоминает баритон и грешит горловым звучанием. Но самая разочаровывающая «деталь»,- он лишен звонкости, то есть именно того качества, за которое люди так любят теноровый тембр. Первая ария, «Recondita armonia», прозвучала достойно, хотя с ощутимо натужным си-бемолем в конце. Вторая, «E lucean le stelle», в записи доставляющая немало удовольствие тонкостью оттенков, в театре обнаружила недостатки: музыкальность и чувство стиля неоспоримы, но горловое звучание резало слух сухостью и жесткостью. Возможно, Йонас Кауфман гораздо выгоднее может показаться в другом репертуаре (Лоэнгрин, например), да и в амплуа драматического тенора он выступал не всегда. Звание “tototenore” выдано ему авансом, миф создается от отчаяния и страстной мечты о Теноре.
Молодой израильский дирижер Омер Мейр Уэллбер, из когорты «баренбоймовцев», добился подлинно кантиленного звучания от оркестра «Ла Скала» (с которым во время репетиций у него возникли проблемы), с большими вкусом и деликатностью аккомпанируя «Vissi d’arte» и «E lucean le stelle». Звуковые контрасты порой были преувеличены, перекличка колоколов в начале третьего акта не обладала должной деликатностью и проникновенностью. Может быть, молодому маэстро не хватает полноты владения пуччиниевским стилем, но, если его работа над сходным репертуаром будет продолжена, в будущем это может произойти.
Любопытна и неоднозначна была реакция публики. Оксану Дыку безжалостно «забукали», насчет Кауфмана зал разделился пополам: и аплодировали, и кричали «buu...». Вид у «все поющего тенора» был весьма озадаченный. Люк Бонди на сцене не появился.
В театре «Ла Скала» неспокойно. У любого предприятия такой значительности и размаха много проблем. Правительство урезает фонды. После ухода из театра Риккардо Мути театр страдает из-за отсутствия настоящей яркой личности. Но самая большая проблема итальянского храма оперы – отечественный «большой репертуар». Именно этот «остров» на земле, именуемой «опера», является самым таинственным. Как ставить произведения Верди и Пуччини? И кому в них петь? Большие голоса больше не рождаются, обладатели маленьких перелетают из одного театра в другой, не в состоянии выполнить принятые на себя обязательства. Дирижеры далеко не всегда имеют солидную подготовку для дирижирования определенными названиями. Налицо недостаток репетиций. Режиссеры часто не знают, как ставить эти оперы, самые апробированные приемы – перенести в наше время и накинуть флер вульгарности (в «Паяцах» мелькали проститутки, в «Сельской чести» Альфио проводил ночь в публичном доме, в «Тоске» веселые девицы пришли к Скарпиа на дом...). Нужно ли удивляться тому, что среди посетителей оперных театров полно «вдовцов» и «вдовиц»? Их ушедшие в вечность или на пенсию «половины» зовутся Каллас, Тебальди, Оливеро, Кабаиванска, Гобби, Таддеи, Ди Стефано, Паваротти... По окончании «Тоски» в «Ла Скала» один безупречно одетый синьор проронил: «Они убили оперу». Последнее слово можно было бы написать и с большой буквы...
На фото (Amisano e Brescia, Teatro alla Scala):
Желько Лучич в роли Скарпиа
Оксана Дыка (Тоска) и Йонас Кауфман (Каварадосси)