Мюнхенское «Кольцо нибелунга»: «Гибель богов»

Александр Курмачёв
Оперный обозреватель

— Как Вам оформление? 

— В целом очень добротно и функционально…

— Вы серьёзно?! Да это же просто какой-то Карштадт (крупнейший сетевой универмаг в Германии – А.К.)!

— Ну, разумеется: речь-то идёт о деньгах…

Живое приобщение к вагнеровской тетралогии сопряжено с одним важным моментом, на который многие не обращают внимания, а напрасно, между прочим. Речь идёт о вашем вольном или невольном взаимодействии с той аудиторией, которая окружает вас все четыре вечера. Для любителей самодостаточного восприятия и осмысления таких сложных вещей как «Кольцо нибелунга» более или менее безболезненно проходит только «Золото Рейна», которое, как известно, исполняется без антракта.

1/11

Однако, уже на «Валькирии» многие, ранее не знакомые друг с другом кольцеманы раскланиваются, а иные даже здороваются и знакомятся, и на исходе четвертого вечера ведут себя уже как соседи по коммунальной квартире, которым вот-вот предоставят отдельную жилплощадь, а потому стараются быть особенно заботливыми и предупредительными друг к другу.

Избежать в такой ситуации разговоров, обсуждений и обмена впечатлениями практически невозможно, а уж о том, как влияет на наше восприятие художественного произведения мнение совершенно незнакомого человека, можно и не говорить. Но даже если не принимать во внимание безудержную диффузию оценок, сформировавшую едва ли не в единодушное общественное мнение о финальной части тетралогии, и так очевидно, что постановщики слишком уж перемудрили с пародийной актуализацией самой масштабной и трагичной части цикла.

Под напряженные звуки драматичного вступления мы видим кадры хроники какого-то стихийного бедствия, похожего на наводнение. На сцене своеобразный Ноев ковчег, сильно напоминающий санитарный накопитель, где люди, прибывшие из зоны бедствия, проходят проверку на уровень радиоактивности. Мы видим, как у людей после проверки дозиметром отнимают дорогие их памяти фотоснимки. Между людьми, ожидающими своей участи, белыми призраками блуждают норны со своими нитями. Блуждают не так чтобы неуместно, но как-то не очень убедительно. Но беспокоит другое: эта инсценировка вступления не только никак не «проявляется» в дальнейшем, но и мизансценически выполнена с расчётом на то, что зрители не поймут исполняемого текста вообще, ибо с текстом в этой сцене не стыкуется вообще ничто и никак. Вот там просто даже натяжку сделать нельзя: не за что тянуть и не на что натягивать. Абсолютная параллельность картинки смыслу звучащего материала. Эта очевидная нелепость явно портит впечатление, но остаётся всё ещё в рамках общего провокационного флёра, которым подёрнута вся режиссёрская концепция новой версии «Кольца».

Сцены Брунгильды с Зигфридом и с Вальтраутой проходят в том же «приёмном покое», и умозрительно здесь можно углядеть намёк на параллель между миром чудом спасенных во время стихийного бедствия и домашним очагом, который для многих, не выживших из ума, – единственная возможность сохранить человеческий облик, не предавая своих принципов, редко совместимых с выживанием в агрессивной окружающей среде. Но эта мысль, если и входила в постановочный план режиссёра на самом деле, то осталась явно недовоплощенной.

Во всем остальном оформление «Гибели богов» отличается удивительной статичностью и цельностью: гигантские витрины окаймляющие сцену действительно, как заметила одна дама, похожи на огромные витрины современного торгового центра, в многоярусных стеклянных проемах которого то возникает реклама разных брендов, то суетятся офисные клерки, то появляются, спускаются, поднимаются и исчезают герои представления. Даже здесь постановщики не отступаются от своей главной концепции незаменимости социальной биомассы для функционирования Власти: по телам людей, изображающих волны мчится лодка Зигфрида, в атриуме торгового «замка» Гибихунгов толпа офисного планктона суетится перед началом рабочего дня, потом выстраивается в очередь к конторщикам для визирования документов, потом принимает активное участие в действиях Хагена, одержимого идеей завладения кольцом, принадлежащим Зигфриду. Ради этой маниакальной цели руководитель торговой корпорации Гунтер и его сестра – невероятно обаятельная в своей неприкрытой туповатой вульгарности блондинка Гутруна – оказываются втянутыми в смертельную авантюру, разрушающую не только их имидж, бизнес, но и жизнь. На ограниченность устремлений и мотиваций Гунтера и Гутруны режиссёр указывает посредством массы эротических намёков, скабрезная натуралистичность которых тем более правдоподобна, чем меньше неприкрыта: никакой обнаженки, никакой физиологичности на сцене нет, но те движения, жесты и мизансцены, которыми сопровождаются монологи и диалоги Гунтера и Гутруны красноречивее откровенной порнографии.

Кроме сексуальной невоздержанности, в спектакле упорно педалируется тема власти денег, возникающая в навязчивом присутствии символа европейской валюты, который появляется на сцене то в виде качалки, то в виде гигантского стола-подиума. Пожалуй, это единственные находки, которые могут претендовать на оригинальность, не считая огромного натурального костра, вызывающего некоторые опасения своей уместностью и безопасностью. Выделить что-либо более интересное в предложенной версии было бы весьма сложно, и даже сцена обмана Брунгильды Зигфридом едва ли не под копирку повторяет сцену из знаменитой байройтской постановки Патриса Шеро. Чего нельзя сказать о музыкальной стороне спектакля, которая в «Гибели богов» оказалась определенно самой удачной и самой яркой из всего цикла.

Удивительно распелся за последние годы Стивен Гульд: раньше голос певца, хоть и отличался устойчивым, прогнозируемым качеством, но даже в прошлогоднем удачном выступлении Гульда в «Женщине без тени» в Зальцбурге были отчетливо слышны тембровые шорохи. Сегодня певец проводит роль Зигфрида, изобилующую динамическими переходами, экспрессивными диалогами и монологами, с неожиданной технической лёгкостью, звонкостью и интонационной чистотой. Играет он по-прежнему весьма посредственно, но в рамках оперной условности вполне удовлетворительно.

Джайн Патерсон, исполнивший роль Гунтера, напротив, скорее поражает запоминающейся продуманностью и достоверностью красок и штрихов для создания образа циничного подонка и хладнокровного дельца. Поначалу вокал Патерсона не вызывает особого восторга, но постепенно голос раскрывается, от намеков на камерность звучания не остаётся и следа. Строго говоря, в тщеславном тюфяке Гунтере меньше всего можно разглядеть беспринципного эротомана и морального урода, но артист в соавторстве с режиссёром создаёт совершенно беспощадную и убедительную пародию на современную предпринимательскую элиту…

Ещё более жёсткой прямолинейностью был отмечен образ Хагена, не без вокальных огрехов озвученный Аттилой Юном: местами голос певца казался избыточно суховатым за счет пережатого звукоизвлечения, а иногда, напротив, слишком вываливающимся, но вот как-то комплексно, несмотря на все эти нюансы, роль, на мой взгляд, получилась.

Вообще ценнейшей особенностью собранного ансамбля стало то, что во время спектакля практически не приходится отвлекаться на технические особенности исполнения: вокал практически у всех был настолько в норме, что позволял полноценно погрузиться в мелодраматическую медитацию вагеровского шедевра.

Звучание Анны Габлер в партии Гутруны поначалу кажется опереточным, но очень скоро ты понимаешь, что это фантомное преломление восприятия вокала певицы возникает из совершенно непотребного комедийного рисунка самой роли. В драматических сценах Габлер звучит просто превосходно, хотя, конечно, не так, как её основная соперница по сюжету и по сцене.

Не знаю, займёт ли Нина Стемме причитающееся ей уже сегодня место среди величайших исполнительниц Брунгильды в «Гибели богов», но сегодня певица буквально взорвала мои представления о недосягаемости эталонного вокально-драматического уровня в исполнении этой партии. Округлый и мощный, элегантный и экстремально пронзительный, устойчивый технически и гибкий интонационно, плотный по всему диапазону и переливающийся тембровыми оттенками вокал певицы просто сводил с ума: поверить в то, что такое исполнение в принципе возможно, я не могу до сих пор. Это было сложно сравнить даже с впечатлениями от записей великой Биргит Нильсон, потому что Стемме наполняла каждую ноту, каждый звук непередаваемым стилистическим совершенством и звучала так, как не звучит в записях ни одна из всех, мне известных, исполнительниц этой партии. Это было непередаваемо и неповторимо. К счастью, спектакль зафиксирован в трансляционных записях, которые позволят, хоть и с небольшими искажениями, неизбежными при трансляции живого голоса, прикоснуться к этому волшебству тем, кто не смог посетить спектакль.

Словно языки живого пламени, которые в финальной сцене взвиваются, пожирая офисную мебель и прочий хлам, собранный для погребального костра по приказу Брунгильды, пульсировал и томился сегодня оркестр под управлением Кента Нагано. То поднимаясь к высотам душераздирающей экспрессии, то растворяясь в робких попытках проникнуть в эмоциональную сердцевину вагнеровского опуса, звучание баварских музыкантов хоть и не отличалось изысканной ровностью, но по своему эмоциональному накалу, пожалуй, вполне отвечало трагической томительности и экстатической импульсивности финальной части «Кольца».

Подводя итог общим впечатлениям от новой постановки вагнеровской эпопеи на сцене Национального театра Мюнхена, прежде всего, еще раз хочу отметить высочайший уровень вокального мастерства собранного постановщиками ансамбля: один этот факт, на мой взгляд (и слух), в состоянии оправдать все сценические и инструментальные недостатки этого предприятия. Не без некоторой обиды как за собственные ожидания, так и за реноме музыкантов оркестра Баварской оперы перебираю в памяти слишком уж большое количество технических недостатков, допущенных музыкантами во время исполнения первого цикла. Надеюсь, что второй и дальнейшие циклы представлений «Кольца» прозвучат в уже более достойном варианте.

При всем моем благодушном отношении к современной режиссуре вообще и даже к предложенной сценической версии тетралогии режиссёра Андреаса Кригербурга, с точки зрения здравого смысла, некоторые решения, как я уже отмечал выше, кажутся мне не просто спорными, а откровенно претенциозно-беспомощными, хотя иные мизансцены и сама магистральная идея пластических иллюстраций могли бы претендовать на серьёзное высказывание, если бы постановщики не слишком злоупотребляли компиляцией уже ставших классикой сценических решений в попытке создать своеобразный лейтмотивный цитатник вместо того, чтобы предложить собственное оригинальное видение.

В целом, постановка нуждается в существенной доработке некоторых мизансцен, оркестр – в более серьёзной проработке материала, а певцы – в том безоговорочно заслуженном восторге, которым награждала их каждый вечер требовательная, но благодарная аудитория Баварской оперы.

Автор фото — Wilfred Hösl

← В начало

0
добавить коментарий
ССЫЛКИ ПО ТЕМЕ

Гибель богов

Произведения

МАТЕРИАЛЫ ВЫПУСКА
РЕКОМЕНДУЕМОЕ