В рамках XIV Московского Пасхального фестиваля 2 мая 2015 года в Большом зале консерватории силами солистов, хора и оркестра Мариинского театра под управлением Валерия Гергиева состоялось концертное исполнение оперы Сен-Санса «Самсон и Далила».

Эта опера с красивой музыкой и сильными страстями, сюжет которой основан на 13–16 главах Книги Судей Израилевых Ветхого Завета, довольно редко исполняется в нашей стране, что не может не вызвать сожаления. Тем сильнее было ожидание услышать ее, да еще и с такой выдающейся певицей, как Ольга Бородина. В этом смысле Пасхальный фестиваль приготовил любителям оперного искусства знатный подарок.

По своей структуре «Самсон и Далила» очень подходит для концертного исполнения. На опусе так и остался отпечаток первоначального замысла – оратории. В опере мало движения и довольно много статики. Она действительно ближе к костюмированной оратории, чем к оперному спектаклю. Центральным персонажем оперы, безусловно, является Далила. Если здесь и происходят какие-то действия, то они связаны с ней. При этом все три знаменитые арии Далилы также статичны и не требуют каких-то активных действий на сцене.

Надо отдать должное профессионализму Ольги Бородиной – исполнительнице одной из заглавных партий. Нагрузка на ее голос в течение всей оперы ложится значительная. Для певицы любого возраста только три знаменитые арии с такими низами уже немало. Бородина же занята практически во всем втором акте, который длится почти три четверти часа. В нем она поет две арии, большой дуэт с Верховным жрецом Дагона и постоянные реплики по ходу действия. Безусловно, вокальные возрастные потери имеют место быть, заметны бывают некоторые качания голоса, есть проблемы с дыханием. Но в целом Бородина справилась с партией Далилы весьма достойно и доставила своим искусством удовольствие.

Чего не скажешь про исполнителя другой заглавной партии – заезжего тенора Кристиана Бенедикта. Если в первом акте еще можно было что-то говорить о качестве вокала этого Самсона, то во втором и третьем акта говорить о пении вообще как-то трудновато. Всё больше и больше голос пропадал, его приходилось форсировать, что приводило к потерями в чистоте интонирования. А попросту говоря, к фальшивым нотам. И зачем к нам приглашают таких певцов? Плохих вокалистов и в отечестве полно, но ведь есть у нас и тенора куда лучше!

Вне конкуренции по качеству вокала в этот вечер был баритон Роман Бурденко, прекрасно исполнивший партию верховного жреца Дагона. У него плотный баритон очень красивого тембра, с отменной подвижностью и ровный во всех регистрах. Все достоинства артиста особенно выигрывали на фоне беспомощного тенора. Яркое впечатление оставил дуэт с Далилой во втором акте.

По-разному проявили себя три баса. Если Михаил Петренко в партии газского сатрапа Абимелеха и Николай Каменский в небольшой партии 1-го филистимлянина звучали хорошо, то Илья Банник в партии Старого иудея выступил неудачно. У него откровенно не хватало низов, и при попытках все же их осилить он начинал ими давиться.

Как всегда почти без претензий, стройно, но подчас слишком громко, пел хор Мариинского театра (главный хормейстер Андрей Петренко). Надо заметить, что избыточное звучание хора и, что более досадно, оркестра исходило от Валерия Гергиева. Это противоречило стилю музыки Сен-Санса – композитора очень французского, которому свойственны красивые, элегантные и прозрачные оркестровки. А под рукой Гергиева оркестр музицировал не только слишком громко – его плотный массивный звук давил, что было бы излишним даже для более брутального Берлиоза, не говоря уже о Сен-Сансе. А ведь в аккомпанементе трех арий Далилы Гергиеву удавалось сохранять корректность.

И тут вырисовывается более общая культурная проблема. К сожалению, сегодня такая брутальность все чаще превалирует в манере Гергиева. Если бы только у него, то полбеды, но вследствие его невероятной концертной активности и активного пиара плодятся последователи такой манеры среди молодых дирижеров и соответственно воспитывается вкус публики. А это уже серьезнее. Харизма Гергиева, которой он, безусловно, обладает, и его бесспорный талант воздействуют на публику – ей такая манера нравится, она гипнотизирует её и подчиняет воле дирижера. А поскольку публика как разновидность толпы любит подчиняться, то возникает своеобразный социальный заказ на такой тип дирижеров, которые, в свою очередь, формируют вкус еще большей аудитории – так рождается эффект снежного кома. В результате, вероятно, число слушателей классики растет, но каких? Публика в концертных залах своим поведением и вкусами и так все больше напоминает фанатов какой-нибудь поп-звезды (хорошо, хоть, не футбольных). Того и гляди в Большом зале консерватории и других академических залах начнут хрустеть попкорном. Почему бы и нет? Ведь на променад-концертах популярной классики на открытом воздухе везде в мире это уже вовсю практикуется. Только возникает вопрос: а что слышат люди, когда едят попкорн или чипсы? Только хруст и вряд ли музыку. Нужна ли в концертных залах публика с попкорном?

Ссылки по теме

• «Самсон и Далила» на Московском Пасхальном фестивале

Рекомендуем

• Опера на CD в интернет-магазине OZON.ru