В конце 1988 года мой сосед представил меня своим знакомым журналистам, Гари Пальсиферу и Ричарду Бэйтсу. Позже я вместе с ними совершила восхитительную поездку в Россию, организованную Гари. Вскоре после нашего возвращения Гари и Ричард пригласили меня на обед, где присутствовали несколько русских гостей, один из которых заведовал русским отделением Всемирной Службы Би-Би-Си. После короткой беседы он спросил, не соглашусь ли я дать интервью для российского радио. Я с радостью согласилась, не зная, что посажены первые семена моего "возрождения".
В январе 1989 года восхитительный молодой человек по имени Борис Надан приехал брать у меня интервью для программы. Ему было всего сорок лет, он был полон заразительного энтузиазма и очень обаятелен.

Он сказал мне, что программа по структуре похожа на "Диски Пустынного Острова", и что в качестве музыкального сопровождения планируется использовать мои старые записи. Он не стал просить их послушать, а сразу же начал задавать вопросы на разные темы, в том числе о других певцах. Я отвечала как можно тактичнее. Уезжая, он взял с собой одну из моих кассет и сказал, что приедет еще раз, когда отредактирует интервью и вставит музыкальные фрагменты.
Около девяти часов вечера того же дня Борис позвонил мне. Он был почти в истерике. Просто невозможно, сказал он, что здесь, в глубине Пастушьих Зарослей (как насмешливо называли Западный Кенсингтон) находится владелица такого великолепного голоса. Послушав мою старую кассету, Борис просто потерял покой: он не ожидал услышать ничего подобного. О таком следовало бы предупреждать, сказал он.
Через несколько дней Борис появился с отредактированным интервью. Я послушала и одобрила, придя в восторг оттого, что он сделал такую прекрасную работу. Потом Борис сказал:
- А теперь Вам надо написать книгу. Вы должны.
Я ответила, что я слишком стара, что у меня нет на такую работу ни времени, ни сил, и предложила ему самому ее написать. Его лицо потемнело. Опустив глаза, он сказал:
- Вы говорите, что у вас нет времени, но на самом деле его нет у меня. Мне осталось жить около года.
Я сразу поняла его и спросила:
- У Вас СПИД?
Я впервые встретилась со случаем СПИДа и очень расстроилась - встреча с болезнью оказалась для меня чем-то вроде физического удара.
Мы с Борисом крепко подружились и часто виделись друг с другом. Он поклялся, что заставит мир услышать и признать мой голос, даже если это будет последнее, что он успеет в жизни. Борис прожил еще год и восемь месяцев и все силы отдавал мне и моему голосу. Но, как это часто бывало и в прежние годы, появились многочисленные препятствия. Он обращался во все британские звукозаписывающие компании, но в ответ - если ответ был - получал одно и то же: "Великолепный голос, но мы не выпускаем записей, сделанных после 1930 года".
Когда силы Бориса начали убывать, он не перестал сражаться за меня, и его энтузиазм оказался заразительным. Он заставил людей снова и снова слушать записи, так что даже мои близкие друзья, наконец, услышали мой голос. Раньше они не обращали на него внимания, слушали просто из вежливости - слушали, но не слышали, потому что не считали нужным слышать, считая меня неудачницей. Теперь же на меня стали смотреть другими глазами. И одним из тех, кто, наконец, расслышал мой голос как следует, был Эрл Окин.
Впервые я услышала об Эрле от его матери - мы с ней вместе работали в секретариате банка Берклейз. Он тогда преподавал в школе, но в свободное время выступал на сцене, великолепно пел, играл на фортепиано, сочинял музыку и стихи. Кроме того, он был большим aficionado оперных певцов, но отказывался признавать кого-либо, выступавшего после волшебной даты 1930 - золотой эры вокала. Матери Эрла понадобилось немало времени, чтобы убедить его послушать мои кассеты, но, когда Эрл их, в конце концов, прослушал, то тоже потерял челюсть. Он познакомился с Борисом, и они вместе принялись меня восхвалять.
К тому времени Борис уже заметно сдавал. Он ушел с Би-Би-Си и отчаянно пытался вылечиться, но все было напрасно. В начале 1991 года он умер, а с ним умерли все его надежды и мечты. Но случилось чудо - его работу подхватил Эрл. К тому времени он оставил преподавание и стал профессиональным музыкантом. Эрл все время говорил: "Я знаю, что могу что-то сделать, чтобы вас признали, но не могу понять, что?"
Он писал во все звукозаписывающие компании в Англии, как некогда Борис, но получал подобные же отрицательные ответы.
Потом к нему пришло озарение: рассказать обо мне в известном журнале "Меломан-коллекционер". Статья, которую он написал, вызвала огромный интерес. Кроме того, в качестве приложения к журналу был выпущен диск с ариями в исполнении всех артистов, о которых в том году публиковались материалы. Из моих записей туда вошли две чудесные арии Ярославны из "Князя Игоря" Бородина, с восторгом принятые слушателями. Наконец-то появился компакт-диск с записью моего голоса, и мое имя, до того практически неизвестное, вдруг оказалось на устах у всех любителей оперы.
Эрл так обрадовался, что в 1993 году, отправившись в Вену по своим делам, отвез мои кассеты в "Прaйзер" - одну из самых престижных звукозаписывающих фирм, работавшую исключительно с записями певцов Золотого Века. Отто Прaйзер послушал кассеты и был потрясен. Он сказал, что, хотя он и не слышал обо мне раньше, тем не менее я - великая певица, достойная стоять рядом с лучшими певцами Золотой Эры. Восхитительный Колин Тилни, мой бывший аккомпаниатор, тоже считал, что мой голос должен звучать, и вложил в проект немало средств. Очистив, насколько возможно, старые кассеты, Прайзер выпустил два диска с моими старыми записями. К моему изумлению, музыкальная критика Англии и Америки встретила их с восторгом.
Эксперимент с этими дисками дал положительный результат. Было продано рекордное количество экземпляров. Вот так и сбылось предсказание тридцатилетней давности. Средства массовой информации подхватили мою историю, и все больше и больше людей узнавали обо мне и о чуде, которое произошло со мной - точнее, с моим голосом. После выступления в передаче "Диски Пустынного Острова" я получала изумительные письма от слушателей, нашедших в моей истории своего рода вдохновение, которое дало им новую надежду. Я была этим глубоко тронута. Я также получила письмо от школьной подруги 20-х годов, которая еще помнила, как я пришла в ее класс - застенчивая, неуклюжая и не говорившая по-английски.
Разумеется, я получила множество писем от коллекционеров, а также от людей, которые помнили мои выступления в 40-х годах. Некоторые из них в юности играли в массовых сценах "Тоски" в Итальянской Оперной Труппе. Они помнили мои костюмы, мою походку, да и всю постановку, которая открыла им двери в мир большой оперы. Некоторые из них были ошеломлены моим возрождением; они часто думали, куда же я так внезапно исчезла, и предположили, что я либо отдала концы, либо уехала за границу. Так что в возрасте восьмидесяти лет я стала своего рода культовой фигурой.
Многие люди также сообщали, что они хотели бы написать мою биографию или пьесу о моей жизни. Меня особенно развеселило одно письмо. Оно было от супругов, которые просто взяли и решили написать биографию Киры Вэйн. Они пригласили меня к себе, дали исключительно детальное описание своего дома, включавшее даже план их кухни, гостиной и так далее, и добавили, что, поскольку они оба пользуются душем, ванная будет в моем распоряжении. Они собирались брать меня на прогулки по окрестностям и решать все мои возможные диетические проблемы. Они даже назначили мне дату приезда, удобную для них, уверенные, что мне она тоже подойдет!
В ответ я как можно осторожнее и тактичнее написала, что, к сожалению, занята, и получила очень резкий ответ, сообщавший мне, что я - крайне неблагодарная личность. Я часто думала, какую великолепную черную комедию можно было бы написать по этому сюжету - просто замечательный детектив, где я выступала бы в качестве жертвы...
Но моя новообретенная известность принесла мне не одну только радость. Вспоминая, как в начале 70-х я избавилась ото всех своих чудесных костюмов, украшений и выбросила большую часть фотографий и документов, я неожиданно почувствовала боль от того, что они больше не мои. Я также вспомнила, что рядом со мной не было тогда никого, кто мог бы отговорить меня от подобных глупостей. Я сразу же позвонила в Ковент-Гарден и спросила, что произошло с моими украшениями. Сначала мне сказали, что никто ничего подобного не помнит, а потом кто-то, в конце концов, вспомнил, как они прибыли, но потом исчезли, и больше их никто никогда не видел. Потом в Оперный Театр обращались еще несколько моих друзей, но украшения так и не нашлись.
Временами боль становилась сильнее радости, я впадала в глубокую депрессию, и мне хотелось только одного: убежать и вернуться в спокойную плебейскую жизнь, которую я вела перед возрождением. Кроме того, хотя я обрела много новых друзей, я, кажется, потеряла несколько старых. Им оказалось довольно трудно воспринять мой переход из "никого" в "кого-то", и они ушли из моей жизни. Но чудо произошло, предсказание сбылось, так что, похоже, моя жизнь заколдована. Одно совпадение за другим - невероятные случаи, которые очень странным образом, цепляются друг за друга, как будто какая-то высшая сила, словно магнитом, собирает осколки моей жизни воедино.
На днях в местном супермаркете меня вдруг поймал за руку какой-то очень взволнованный молодой человек мной. Он знал, что я реставрирую керамику, и объяснил, что однажды приходил ко мне посмотреть на мое оборудование. Я сказала, что да, смутно припоминаю его. Он спросил, русская ли я. Я сказала, что да, и он мне сообщил, что совсем рядом - да вот прямо на соседней улице - живет очень интересная русская леди, которая была оперной певицей; она выступала в "Дисках Пустынного Острова", и мне просто необходимо с ней познакомиться. Я ответила, что у меня для него есть новости: я и есть та самая леди, о которой он говорит. Он понял не сразу, но когда понял, чуть в обморок не упал от изумления.
Многие сюжеты моей жизни завершились сами по себе, в самое неожиданное время и самым неожиданным образом. Например, я все время думала: куда же все-таки девались украшения, которые я продала Королевскому Оперному Театру? В этом году мой друг Марк Джонс написал в Ковент-Гарден и еще раз спросил, где они. Только вчера он получил ответ. Мои украшения так и не выставили в витринах музея. Они лежали в театральном архиве и не видели света дня в течение двадцати семи лет. Когда я собиралась в издательство, мне позвонили и пообещали их вернуть. За это я приношу свою благодарность Франческе Франчи, архивариусу, и Рите Грудзиен, заведующей рекламным отделом Оперы.

продолжение ->

Рекомендуем

• Опера на CD в интернет-магазине OZON.ru